Свободная любовь

      Доктор отошел от стола, подошел к ней сзади и положил ей руку на плечи.

      — Две недели, Дори. Это не я устанавливаю срок, а природа. Подумайте об этом. Подумайте всерьез. И не обращайтесь к уклонившемуся от ответственности отцу за советом. Это ваше тело, и это должно быть вашим решением, мне не нужно говорить вам об этом.

      Когда Дори открывала машину, у нее дрожали руки. Она не решила, чувствовала ли она себя униженной или рассвирепевшей, но была рада, что назначила встречу с врачом на вторую половину дня, так что ей не нужно было возвращаться в офис.

     Она мечтала уединиться в своей квартире и обрести там привычное спокойствие.

      Войдя в дом, она заперла за собой дверь, сбросила туфли и сменила рабочий костюм на домашний халат, прежде чем опуститься на мягкую, манящую софу. Хотя она ненавидела слезливость, которая, казалось, сопровождала ее беременность, ей хотелось расплакаться. Голова раскалывалась от слез, которые она сдерживала в кабинете доктора. Но она не могла плакать.

      Покой, царящий в ее квартире, охватил ее, придавая уверенность, и напряжение во всем теле начало постепенно ослабевать. В кухне тихонько гудел холодильник, зашумело в трубе — видно, кто-то в соседней квартире включил воду: знакомые, дружелюбные звуки, пробивающиеся сквозь абсолютную тишину.

      Дори редко смотрела телевизор, часто забывала включить стерео. Она наслаждалась тишиной пространства, которое она называла домом, словно это был кокон. Она попыталась представить это пространство, это обычно спокойное место наполненным звуками детства. Плач ребенка, стук и грохот игрушек, шум стиральной машины, расправляющейся с одеждой ребенка, запятнанной тем, что он съел и переварил.

      Пресловутый топот детских ножек, подумала она, издеваясь над собственной наивностью.

      Ее охватил панический страх. Была ли она готова к воспитанию ребенка, который вторгнется в ее спокойную жизнь? Из-за того, что она посвятила жизнь карьере, она редко бывала в компаниях. Единственным человеком, который бывал у нее более или менее регулярно, был Скотт.

      Скотт. Вдруг ей очень захотелось поговорить с ним, услышать его голос, почувствовать тепло его тела рядом со своим. Ее тело, ее жизнь, возможно, даже ее душа привыкли к тому, чтобы встречаться со Скоттом каждые две недели. Завтра пятница. Сегодня она уложит свои вещи для поездки в Гейне-вилл. Она томилась по Скотту, и не только физически. В последний раз она слышала его голос во время неудачной попытки поговорить в ее спальне. Иногда они звонили друг другу в промежутке между встречами. Иногда, когда они были слишком заняты своими делами, дни пролетали незаметно, и они забывали сделать это.

      Дори страшно хотелось поговорить с ним, узнать, о чем он думает, как осваивается с мыслью о ее беременности, но она считала, что необходимо дать ему время осознать происходящее, время и пространство, в которых он мог бы обдумать будущее. Скотт был из тех, кто занимается самоанализом, любит поразмышлять.

      «Что бы он сказал по поводу сцены с врачом? — подумала она. — Пришел бы в ярость, как я, от идеи выскоблить нашего ребенка? Волнует ли его это?» О Скотт, как ты отнесешься к этому, не почувствуешь ли облегчение, как было тогда, когда я сказала, что не хочу выходить замуж из-за ребенка? Хочу ли я сама этого ребенка настолько, чтобы воспитать его без тебя?

      Она подняла телефонную трубку и набрала номер его фирмы. Ответил партнер Скотта Майк, который, казалось, был удивлен, услышав ее голос.

      — Днем Скотт в университете. Сегодня ведь четверг.

      — Ах да, — ответила Дори. — Я была очень занята. Мне кажется, я потеряла счет времени.

      — Вы могли бы поймать его после занятий в офисе на территории университета. Или я постараюсь передать, чтобы он вам перезвонил.

      — Не беспокойтесь, — ответила Дори. — Я позвоню ему вечером домой.

      — Надеюсь, ничего срочного?

      — Нет, ничего срочного. — Только наши жизни, наша любовь. Наш ребенок.

      — Как там в Таллахасси? Область горячего воздуха все еще висит над городской ратушей?

      Дори с трудом поддержала шутливый тон:

      — Да, по-прежнему там. Политики поддерживают его.

      — Вы приедете на этой неделе?

      — Думаю, да. — Думаю? Разве она только что не собиралась в путь? С какого момента она начала сомневаться?

      — Почему бы вам не предложить Скотту, чтобы он привез вас к нам, пока вы здесь? Сьюзен постоянно спрашивает, почему вы не появляетесь в нашем доме?

      — Я бы очень хотела повидаться с ней и увидеть вашу дочку; сколько ей сейчас?

      — Девять с половиной месяцев.

      — Она, должно быть, выросла.

      — Она уже учится ходить.

      — Это, наверное, очень здорово.

      — Дори, с вами все в порядке? Вы кажетесь расстроенной.

      — Возможно, — призналась Дори. Диапазон чувств, который она испытывала, казался бесконечно широким: трусость, эгоизм, неуверенность в себе.

      — Надеюсь, все не так плохо? Я уверен, Скотт с нетерпением ждет этого уикенда, чтобы увидеться с вами.

      Дори закусила губу, чтобы не спросить, действительно ли Скотт говорил об этом, упомянул ли он именно эти субботу и воскресенье. Она хотела спросить, выглядел ли Скотт смущенным, сбитым с толку, расспрашивал ли он Майка о ребенке, думал ли о том, что значит иметь девятимесячную дочь, которая учится ходить.

      Ей даже хотелось спросить: Да, между прочим, Скотт сообщил вам, что я беременна? Но это было бы несправедливо по отношению к Скотту — выпытывать информацию о нем у партнера и лучшего друга, поэтому она сказала: «Возможно, мы увидимся» — и быстро простилась.

      Она опустила трубку на рычаг более разочарованная, чем когда-либо. Разочарованная, усталая, поставленная в тупик и... голодная. Утром ее тошнило, и она не позавтракала, а днем была слишком занята, чтобы съесть свой ленч. Теперь ее тело подавало сигнал, что, несмотря на душевное смятение, ей нужно было топливо, чтобы поддержать себя и зародившуюся в ней другую жизнь.

      Еда в холодильнике не привлекла ее, поэтому она сменила халат на широкие джинсы и блузку навыпуск, надела старые кроссовки и отправилась на поиски пищи. Она не знала, куда направиться, — черт, у нее не было уверенности ни в чем, так почему же с обедом все должно быть иначе?

      Ей стало противно принимать решения, особенно такие незначительные — идти на рынок за продуктами и приготовить обед дома или же пойти в ресторан и позволить себя обслужить.

      Проехав полквартала, она заметила золотую арку «Макдоналдса», перед которой была разбита детская площадка, где несколько ребятишек карабкались по ярко окрашенным гимнастическим снарядам.

     «Возьмите на время ребенка», — вспомнила она слова доктора. Не имея возможности взять ребенка, она попробует другой путь. К тому же она целую вечность не была в «Макдоналдсе».

      Она притормозила и круто повернула на стоянку «Макдоналдса».

      Непосвященный назвал бы эту сцену «время кормежки в детском зоопарке». Бессознательно Дори искала детишек и попала прямо в самый центр. Родители и дети были повсюду. Женщина перед ней держала на руках извивающегося ребенка, пытаясь пасти двух старших детей, и заказывала семейный обед, включающий три «счастливых блюда».

      Из-за материнского плеча малыш рассматривал Дори любопытными глазенками цвета черники. Дори тоже с любопытством уставилась на ребенка. Она заметила его вздернутый носик, розовые губки, локон густых каштановых волос. Выражение его широко раскрытых глаз было выжидающим.

      Дори непроизвольно улыбнулась. Малыш хитро улыбнулся в ответ. В это мгновение Дори так сильно захотелось обнять его, что из-за невозможности сделать это она почувствовала во рту металлический привкус. Материнский инстинкт, подумала она и поразилась силе этого чувства.

      Между старшими детьми вспыхнул спор из-за того, кто понесет поднос к столу, и мать превратилась в судью, унеся ребенка из поля зрения Дори. Семья отошла от прилавка, продолжая спорить, и к ним присоединился мужчина. Он спросил: