Цена любви

В ее памяти живо встали все прелестные подробности их знакомства. На сцене между ними установилось абсолютное взаимопонимание. Они вместе пробились через тернии к славе… Кэра хорошо помнила тот вечер, когда Клод впервые признался ей в любви. Ах, в Клоде было все, о чем только могла мечтать женщина!

Она ничего не забыла. Они вместе выступали в программе, подготовленной специально для его королевского высочества. Кэра исполняла песню Клода под названием «Вся моя жизнь — это ты» и, выйдя на сцену, заученно улыбнулась партнеру. Тот одарил ее ответной улыбкой, и в этот момент между ними возникло нечто большее, чем простая игра. В черных глазах Клода Кэра увидела истинную страсть.

После концерта они поехали ужинать в «Савой», и в машине Клод впервые обнял и поцеловал ее.

— Вся моя жизнь — это ты, — повторил он слова песни. — Сегодня я увидел тебя на сцене и понял, что то, что происходит между нами, не простое партнерство. И я хочу, чтобы однажды ты стала моей женой!..

За окном крестьянского дома мела метель, свистел ветер, а Кэра, превозмогая боль, мечтала о том, чтобы снова возвратиться в тот волшебный вечер. Ей даже стало казаться, что губы Клода касаются ее губ… Ах, каким он был роскошным любовником! Его музыкальные пальцы умели ласкать… А наутро после той ночи он прислал ей букет белых лилий и букет золотистых роз. К цветам была приложена записка: «Ты нежна, как лилия, и прекрасна, как роза!» В знак помолвки они обменялись кольцами. Отныне она решила, что не взглянет ни на какого другого мужчину. Ее судьбой стал Клод.

Впоследствии Клод не раз повторял, что не может жить без нее. И она поверила… Даже недавняя его выходка в Лондоне представлялась ей случайностью — детским капризом, и все из-за того, что она пошла наперекор его желаниям… Между тем ей не следовало забывать, что у него слабое легкое. Глупо было требовать от него воинской доблести. Он музыкант, артист… Он мог одарить мир своими талантами… Теперь, когда Клод узнает о случившемся, его любовь к ней оживет! Обеспокоенный, он тут же примчится к ней через Ла-Манш. Между ними все наладится, и Кэра скажет, что пора наконец пожениться. Медовый месяц будет сплошным волшебством…

Погрузившись в сладостные мечты, Кэра немного успокоилась и, смертельно уставшая, заснула.

Но Ричард не мог сомкнуть глаз. Он прислушивался к каждому скрипу, доносившемуся со стороны топчана; несколько раз поднимался и на цыпочках подходил к ширме, чтобы взглянуть на девушку. «Какой я дурак, что влюбился в чужую невесту, — говорил он себе. — Завтра мы, скорее всего, расстанемся навсегда…»

Наступило утро. Ночной кошмар сменился суровой действительностью. Когда пришла санитарная машина, врач засомневался, кому из них нужна срочная помощь: Кэре, у которой была сломана нога, или бледному как полотно Ричарду, с ужасом взиравшему на страдания своей любимой.

Ричард поехал с Кэрой в госпиталь. Всю дорогу он держал ее за руку. Ноябрьский день был серым и ветреным, тучи висели низко, но снегопад прекратился. Когда Ричард спросил, может ли он чем-то помочь ей, Кэра ответила, что нужно отправить телеграмму в Лондон и сообщить адрес женского госпиталя. Он записал имя и адрес: «Лондон, Беркли-стрит, 14, Клоду де Алрою».

Ричард понимал, что это тот самый человек, в которого была влюблена Кэра. К тому же он был вынужден оставить Кэру в госпитале и вернуться к своим служебным обязанностям. Его ждали в части, где ему придется доложить начальству обо всем случившемся и направить солдат вытаскивать из воронки свою разбитую машину…

Он вытребовал для Кэры небольшую, но отдельную палату. Ей уже дали болеутоляющее, а ее нога была обследована и загипсована.

Он чувствовал, что Кэре очень одиноко и она ужасно напугана. Однако она заставила себя улыбнуться и протянула ему руку.

— Я напишу вам, как мои дела, — пообещала она.

— Бог даст, все обойдется, — сказал он.

— Вы навестите меня, правда?

В его голубых глазах промелькнуло отчаяние.

— Вы знаете, дорогая, что ради вас я готов на все… — прошептал он. — Но ходят слухи, что нас скоро переводят… Наверное, я не смогу приехать… Зато приедет ваш жених, и все будет хорошо.

— Конечно, он приедет, — кивнула она.

Ричард нагнулся, поцеловал ее руку и, отсалютовав, вышел. У него разрывалось сердце. Еще немного, и он бы не поручился за себя. Выше его сил было видеть, как Кэра сквозь слезы пытается изобразить на своем лице храбрую улыбку.

Он телеграфировал Клоду де Арлою, чтобы тот поспешил к Кэре первым же самолетом.

Окруженная французскими врачами и медсестрами, бедняжка Кэра молила Бога о том же.

6

Прошло шесть долгих недель, прежде чем Кэра смогла подняться с больничной койки. Зато она научилась терпению. Это был жестокий, но такой необходимый урок… Полтора месяца она провела в незнакомом французском госпитале, принимая соболезнования и чувствуя себя звездой, которая нежданно-негаданно упала на грешную землю и погасла.

Кэра, танцовщица и примадонна, была прикована к больничной койке, а ее сломанная нога подвешена к специальному блоку. Ей не оставалось ничего другого, как положиться на силу духа.

Доктора и медсестры всем сердцем полюбили «маленькую англичанку». Немного оправившись, она неизменно встречала их бодрой улыбкой, и это было в их глазах настоящим подвигом. Редчайший случай, когда женщина, попавшая в такую передрягу, не позволила себе расхныкаться. Более того, когда ей позволили выезжать на инвалидной коляске, Кэра стала петь для больных, и все были очарованы ее голосом. Слава Богу, после аварии она его не потеряла.

Перед возвращением в Англию ее навестили коллеги из «Арт-союза». Они ввалились в палату всей гурьбой и завалили Кэру цветами и свежими газетами. Бобби Хэутон принес огромный букет роз и пообещал, что, как только она приедет в Лондон, он обязательно подыщет ей какую-нибудь работу.

Кэра смеялась и шутила, но стоило друзьям выйти из палаты, как на нее навалилась тоска. Она до смерти боялась, что больше никогда не сможет танцевать.

Из Парижа приехал специалист-хирург, не говоря уже о том, что ее постоянно осматривали местные доктора. Они сказали, что у нее самый обычный перелом. Однако не были уверены, что в будущем нога будет послушна ей, как прежде. И правда, спустя недели Кэра и сама не верила, что отяжелевшая и потерявшая чувствительность нога снова сможет взлетать выше головы… Кэра была в отчаянии. Но не только из-за этого.

Клод так и не приехал.

Получив телеграмму от Ричарда Хэрриота, он прислал письмо, полное самого горячего сочувствия.

Бедный ангелочек! — писал он. — Несчастная малышка… Какой ужасный случай… Как жаль, что я не могу пожать твою руку… Страшно много работы… Я не могу бросить свою публику… Ну, ты меня понимаешь…

Потом пришло еще несколько писем. Таких же сочувственных и пустых. Слов было много, но в них не чувствовалось действительно искреннего желания приехать. Ни одного слова любви. Трудно было поверить, что невеста, будущая жена заслуживала подобного обращения. Другой на месте Клода был бы уже здесь, чтобы утешить Кэру в несчастье…

«Я не могу бросить свою публику», — писал он.

А ее, значит, он мог бросить… Ну конечно, не нужно было тратить деньги, время, таскаться по больницам, сидеть у одра и так далее. Всего этого Клод терпеть не мог. Кэра легко представляла себе, какую физиономию скорчил бы Клод, если бы увидел ее на больничной койке с ногой, вздернутой на блоке. Танцевать, петь с ней — это другое дело. Это он с удовольствием. Но ее сломанная нога была ему ни к чему.

Итак, полтора месяца она мучилась в одиночестве.

Впрочем, сначала Кэра получала сотни писем со всей Англии. От поклонников. Ее агент присылал газетные вырезки. Когда стало известно о происшедшем, первые полосы газет запестрели ее фотографиями. Заголовки гласили: