В этот раз – навсегда

Эбби Грей

В этот раз – навсегда

Пролог

Остин сдернул футболку с такой силой, что швы жалобно затрещали на его широких плечах, когда он стаскивал ее через голову. Он пятерней расчесал темные волосы, подхватил потертую синюю спортивную сумку, отшвырнул ногой прочь с пути сваленную на полу кучу грязных вещей и направился к двери гостиной.

– Остин, ты не посмеешь уйти вот так. На улице льет дождь, к тому же со снегом. Я отвезу тебя, хоть ты и упрям, как мул, и ненавидишь меня.

Трейси появилась из спальни, прыгая на правой ноге и отчаянно пытаясь всунуть левую в высокую кроссовку. Она успела натянуть топ, но была без лифчика и в расстегнутых джинсах. Остин нахмурился.

– Никогда не пробовала развязывать шнурки, прежде чем надевать кроссовки? – спросил он, медленно, по-техасски растягивая слова. В его раздраженном тоне не было и намека на тепло. – Не можешь даже обуться как следует. Не в состоянии подобрать свои вещи. Твой папаша потратил целое состояние на твое образование, а ты не научилась даже заботиться о себе.

Трейси рывком справилась с кроссовкой и гневно сверкнула глазами:

– Иди, садись в машину и перестань читать мне нотации.

Голос ее был низким и хрипловатым. Остин прекрасно знал, что она на грани яростной вспышки, но ему было все равно. Наружная дверь была открыта, и он, выходя, захлопнул ее с такой силой, что чуть не сломал пружину. Он тяжело протопал к ее ярко-красному «камаро» и с трудом разместил все свои шесть футов роста на пассажирском сиденье.

Она последовала за ним, пробежала сквозь дождь и мокрый снег к машине и уселась за руль.

– Остин, я не понимаю, почему ты разозлился? – Она резким движением повернула ключ зажигания. Стартер издал жуткий визжащий звук, и Остин вздрогнул. Трейси оставила мотор прогреваться и снова заговорила: – Для меня очень важно, чтобы ты поехал со мной домой – всего лишь на три дня – и познакомился с моим отцом. А ты не хочешь. Я начинаю подозревать, что ты просто несерьезно ко мне относишься.

– Не начинай снова. – Остин смотрел в стекло прямо перед собой, отказываясь даже мельком взглянуть на Трейси. – Не начинай. Ты знаешь, что я люблю тебя. Но это не меняет того простого факта, что я должен работать во время каникул. Мой отец не в состоянии открыть мне неограниченный банковский счет, чтобы я мог тратить деньги как вздумается.

Трейси нахмурилась, но он продолжал игнорировать ее.

– Я должен вернуться на фабрику утром в следующий понедельник после Рождества. Мне нужны деньги, Трейс. Ты просто не понимаешь, что это значит – работать, чтобы оплачивать свое обучение. И я не знаю, как тебе это объяснить.

Эту лекцию Трейси слышала уже тысячу раз и не желала выслушивать в тысячу первый. Остин покосился на упрямое выражение ее лица и вздохнул:

– Если тебе до такой степени важно, чтобы я познакомился с твоим отцом, то почему бы не отменить запланированную тобой поездку на лыжах и не провести дома канун Рождества и Рождество? В этом месяце только эти два дня я не должен быть на работе.

– Не может быть!

– Это правда, – настаивал Остин. – Я даже обещал боссу, что выйду в канун Нового года и в сам Новый год тоже. Им нужна помощь, мне – сверхурочные.

Трейси несколько секунд молча кипела, потом заговорила:

– Остин, ты всегда можешь отпроситься на несколько дней. Ты просто не хочешь.

Он снова вздохнул и, посмотрев в окно на моросящий дождь, протер круг на запотевшем стекле. Внезапно Трейси решительно взяла его за подбородок и повернула его лицо к своему, хотя прекрасно знала, что он ненавидит, когда к нему так прикасаются.

– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! – Ее тон был властным и высокомерным, и Остин заскрежетал зубами от злости, а она продолжала: – Я не виновата, что не должна работать. И папа не может не быть щедрым: я его единственный ребенок. Это не значит, что я…

– Избалована? Да, ты действительно избалована. Ты настолько испорчена, что от тебя прямо-таки исходит дух морального разложения. – Он посмотрел прямо в ее ярко-зеленые глаза, наполнившиеся гневными слезами, потому что ей не удавалось добиться своего. Остин знал, что она ненавидит плакать при нем, но был твердо намерен довести свою речь до конца. Тихим голосом он продолжил: – Тебе всегда все подавали на блюдечке. И ты принимала это как должное. Девушка, выросшая в бедности, поняла бы и меня, и то, что я должен делать, и уважала бы меня за это.

– О, конечно, конечно, – яростно ответила Трейси, не обращая внимания на переполнявшую его горечь. Она включила передачу и подала машину назад так быстро, что ее занесло на мокром асфальте. – Я знаю, что ты на самом деле думаешь. Ты боишься. Ты не хочешь поехать со мной, потому что до смерти боишься встретиться с моим отцом.

Остин предпочел не отвечать.

Он влюбился в Трейси два года назад, в тот день, когда они впервые увиделись. Он заметил ее, когда она сидела одна в библиотеке, завалив письменный стол кипами бумаги и учебников, очевидно, в попытке написать доклад. Рыжие, почти красные, волосы спускались до самой талии, а когда она подняла глаза и взглянула на него, Остин утонул в самых зеленых из всех когда-либо виденных им глазищах.

– Я могу чем-то вам помочь? – спросила Трейси. Он помнил, как энергично ответил тогда:

– Нет, но, может, я смогу помочь вам? Я посещал занятия у доктора Хинсона в прошлом семестре. Какая у вас тема?

Он опустился на виниловое сиденье напротив нее, пока она оглядывала его с ног до головы, удивленная и обрадованная его вниманием. Ей давно хотелось познакомиться с Остином Миллером.

– Я еще не решила. У вас есть какие-нибудь идеи?

У него были. И с того дня они стали неразлучны.

В тот год Трейси посещала летние занятия и жила в небольшой квартире рядом с университетом. Остйн работал все лето неподалеку от своего родного городка Том-Бин, в Техасе. Они виделись так часто, как только могли. Позднее, когда пошел уже второй год их учебы, она попросила его переехать к ней, но его гордость, по размерам не уступавшая самому Техасу, заставила его отказаться. Он не собирался зависеть ни от нее, ни от кого бы то ни было и неоднократно говорил об этом.

Время от времени ее посещало подозрение, что он хочет сохранить свободу как можно дольше, но не желает в этом признаваться. В конце концов, во всем университете не было ни одной девчонки, которая не обращала бы на него внимания. Остин был высоким, с твердым, волевым подбородком и потрясающе красивым. Более красивым, чем мужчина имеет право быть.

Он никогда не хотел ничего другого, кроме как учиться и работать большую часть времени, так что Трейси сама не понимала, почему беспокоится. Им было почти так же приятно' друг с другом, как двум давно женатым старикам, хотя он жил в студенческом общежитии, а она – в своей неряшливой квартирке на другом конце города.

Временами они даже ссорились, как старые супруги. Как сегодня, горестно подумала Трейси. Хотя они не увидятся в ближайшие две недели, сегодня они все же затеяли эту глупую ссору. Остин не бросит работу ради того, чтобы поехать и познакомиться с ее отцом. Она считала, что это нечестно.

Завтра Трейси сядет за руль и отправится в большой, роскошно обставленный отцовский дом в Пурселле, в Оклахоме, и проведет часть зимних каникул с ним и Молли, их домоправительницей. И она не могла заставить Остина понять, что на самом-то деле она завидовала ему и тем шумным, веселым праздникам Рождества, которые он проводил с братьями, сестрами, племянниками, племянницами и прочими многочисленными родственниками в старом, полуразвалившемся доме на ферме в Техасе, где он вырос.

Она резко ударила по тормозам перед башнями-близнецами студенческого общежития. Дождь лил с такой силой, что она чуть не проехала мимо. Трейси въехала в зону разгрузки и попыталась еще раз уговорить Остина.

– Может, ты передумаешь и все же поедешь со мной?