Я никогда не полюблю

Лина Баркли

Я никогда не полюблю

1

Налив себе первую утреннюю чашку кофе, Глэдис принялась за подсчеты. Прошло четыре дня, значит, остается еще девять. Сегодня пятница; следующая неделя – крайний срок. Прежде чем Майк вернется с конференции, ей необходимо решить, станет она его женой или нет.

Глэдис уселась за стол и, склонившись над чашкой, глубоко задумалась. Ее совместное будущее с Майком вовсе не казалось безоблачным. Не то чтобы она серьезно сомневалась в новом избраннике, напротив, в Майке она находила все, чего ей недоставало прежде в Дэйве Флэвине. Но неудачное замужество угрюмой тенью омрачало душу, суля провал второй попытке обрести покой и счастье в браке. И избавиться от этих мыслей Глэдис при всем желании не удавалось.

Однако в том, что их супружеская жизнь не сложилась, без сомнения, повинен только сам Дэйв; нечего валить с его больной головы на ее здоровую. И если бы дело касалось только его головы… Нет, это просто идиотизм – снова позволить прошлому встать на пути. Если не вытряхнуть все это из головы, удачи ей не видать.

С тех пор как Глэдис рассталась с Дэйвом, прошло три года. Пару лет назад, в день их развода, она без околичностей заявила своему бывшему супругу, что не намерена не только встречаться с ним когда-либо, но и вообще видеть его. И с тех пор повторяла это себе десятки раз. Она не желала, чтобы Дэйв Флэвин отнимал у нее хотя бы секунду ее новой, свободной жизни.

Однако человек предполагает, а бог располагает; одно дело – желание, и совсем другое – грубая реальность. Все эти годы Дэйв казался Глэдис то этаким белокрылым ангелочком, постоянно маячившим за ее правым плечом, чудо-принцем, рядом с которым меркли остальные мужчины; то, наоборот, мрачным чертом – советчиком, предостерегавшим ее от грядущих невзгод и напоминавшим о тех безднах отчаяния, в которые могут ввергнуть отношения с мужчиной. И то, что их любовь давно задохнулась под тяжестью непростительных и непрощенных ошибок, под лавиной всего, что произошло с Глэдис и привело к разрыву, уже не имело ни малейшего значения.

Выражаясь «высоким штилем», цветы любви давно увяли и рассыпались в пыль; однако пыль эта плотным облаком окутывала ее сердце, навевая тоску по чему-то несбыточному и внушая уверенность в том, что изменить все равно ничего не удастся.

Голос матери вывел Глэдис из раздумий.

– Какие у тебя планы на сегодня, Глэдис?

Мать прошествовала к столу с обычной порцией вареных яиц и слегка обжаренного хлеба, неизменно составлявших ее завтрак.

И тут Глэдис решилась. Настало время избавиться от мертвого праха воспоминаний, пора выбросить из головы Дэйва Флэвина раз и навсегда. Это необходимо. Дэйв Флэвин наконец-то перестанет существовать для нее – как если бы он обрел вечный покой на каком-нибудь тихом сельском кладбище. И случится это сегодня. Если Глэдис при виде Дэйва останется холодной и равнодушной, если он не вызовет у нее и тени прежних чувств, она сможет жить дальше, не оглядываясь на прошлое. И со спокойным сердцем примет предложение Майка – без этих выматывающих душу сомнений, похожих на затяжное похмелье. Без сожалений.

И тогда ничто не омрачит ее счастья.

– Я думаю… Позвоню-ка я Ширли Картер, – откликнулась Глэдис. – Может, она захочет сходить в кино или прошвырнуться по магазинам.

Ответ показался Глэдис удачным. В конце концов, почему бы ей не провести день в компании своей приятельницы и коллеги-учительницы? К тому же Глэдис ни словом не обмолвилась о Дэйве, а значит, сумела избежать неприятной и совершенно бесполезной сцены, которую мать не преминула бы ей устроить.

Что касается Софи Ньюмен, то, по ее мнению, худшим поступком в жизни дочери был ее брак с Дэйвом Флэвином, а самым мудрым – развод с ним. Последнее вполне отвечало глубокой неистребимой неприязни, которую Софи всегда испытывала к Дэйву, а неприязнь эту он с самого начала заслужил тем, что постоянно нарушал столь дорогие сердцу Софи житейские правила или же просто издевался над ними во всеуслышание, выставляя на посмешище привычные и незыблемые для Софи законы. Разумеется, именно это в первую очередь и привлекало в нем Глэдис, которая в глубине души с юных лет терпеть не могла все эти постылые условности.

Быть может, именно стремление восстать против общепринятых канонов и породило в душе Глэдис желание связать свою жизнь с Дэйвом? Может быть, ей хотелось именно этой свободы и независимости от кого и чего бы то ни было? Тогда ей казалось, что в Дэйве она обрела чуть ли не духовного собрата. Однако это оказалось ошибкой.

По мнению Глэдис, никакие семейные неурядицы, размолвки и ссоры не способны оправдать измены – да и что вообще могло оправдать такое? Особенно если супружеская неверность была столь очевидна: женщина, с которой Дэйв встречался, забеременела от него. И то, что у нее случился выкидыш, не имело абсолютно никакого значения. Это была не просто измена, настоящее предательство, после которого Глэдис и помыслить не могла о том, что Дэйв останется ее мужем.

– Должно быть, тебе недостает Майка, – заметила мать. В ее голосе прозвучала нотка надежды. Она явно одобряла его кандидатуру в качестве будущего мужа своей дочери. В глазах Софи Ньюмен Майк Лемон был почти сказочным принцем, чудом, появившимся на горизонте их небогатого на события существования. – Какая жалость, что ему придется провести весь отпуск вдали от нас!

– Это очень важная конференция, мама, – отозвалась Глэдис, неопределенно пожав плечами.

С одной стороны, ей хотелось оправдать решение Майка, которое она считала абсолютно правильным; с другой – прекратить обсуждение того, что касалось только ее лично.

– Думаю, он мог бы и тебя пригласить поехать с ним, – в голосе матери послышался легкий упрек. Она явно не желала менять интересующую ее тему разговора.

– Это было бы неудобно.

В отличие от Дэйва, который всегда плевал на мнение окружающих, у Майка никогда и мысли бы не возникало совершить поступок, способный вызвать хотя бы малейшее осуждение. Одно дело – личная жизнь, совсем другое – работа. Майк никогда не смешивал их, строго придерживаясь определенных правил. Десять лет, проведенных на флоте, привили ему дисциплинированность, которой отныне подчинялась вся его жизнь и которую он перенес в систему образования, став директором школы. Майк представлял собой образец человека, на которого всегда можно положиться. Кроме того, он был абсолютно предсказуем. Глэдис в очередной раз уверила себя, что для спокойной семейной жизни лучшего и пожелать нельзя.

– Ну, в конце концов, ты же работаешь под его руководством, – резонно заметила мать; краткий и почти резкий ответ дочери вызвал у нее желание как-то обосновать свое мнение.

– Конференция устраивается для директоров частных школ, мама. Не для учителей. Майк постоянно будет занят. Им нужно проводить свою политику. Ты же знаешь, они хотят выбить у правительства дополнительные субсидии в следующем году.

– Да, но ведь не придется же им все время торчать в зале, – возразила мать.

– Мое пребывание там с Майком будет выглядеть не слишком-то прилично, – пояснила Глэдис. – Я ведь не жена ему. А Майк никогда не позволит себе хотя бы на волос преступить рамки приличий или поступиться амбициями.

Кроме всего прочего, Майк нацелился на то, чтобы получить место директора в более престижной частной школе на другом конце города. В конце следующего года оно могло освободиться, и у Майка были все шансы завладеть им – с его-то напором и энергией. За него говорили и его молодость – всего каких-то двадцать девять лет, – и редкое обаяние, которое покоряло и учеников и их родителей.

– Однако в амбициях нет ничего плохого, Глэдис.

Мать произнесла слова с напором; в ее голосе прозвучали жесткие нотки, что заставило Глэдис оторвать наконец взгляд от кофейной чашки и посмотреть на сидящую напротив пожилую, но все еще моложавую женщину. На мгновение их глаза встретились. Глэдис поняла, что мать сейчас вспомнила о Дэйве, вернее, о той черте его характера, которую Софи Ньюмен называла прискорбным отсутствием каких-либо амбиций. По ее твердому убеждению, новые идеи, а ими у Дэйва всегда полна голова, никогда не имели под собой никакой твердой основы. Их нужно расценивать как нечто подозрительное и ненадежное, а то и опасное.