Самая безмятежная

Сара Вуд

Самая безмятежная

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Из полумрака верхней галереи Розано наблюдал за вечеринкой по случаю дня рождения жены своего брата и думал о том, что ему пора принять, наконец, решение. Он обязан жениться. Сама мысль ужасала его, но выхода не было.

Внизу в бальном зале восемнадцатого века богатые кавалеры развлекали своих холеных дам, а юные красотки мурлыкали в объятиях престарелых магнатов. Некоторые гости слонялись по залу и тайком ощупывали предметы старины, пытаясь определить их стоимость.

Кровь Розано вскипела от возмущения. Все здесь принадлежало ему, это его дом, и посторонняя публика оскверняла этот дом своим присутствием. Он презирал людей, с которыми водил компанию его лживый, ленивый и плутоватый братец, — от большинства из них так и разило вульгарностью.

Князь Розано Алессандро ди Барсини позволил себе нахмуриться. Он пользовался репутацией безупречного джентльмена. Люди испытали бы шок, увидев его раздраженным.

«Помни — сказал ему как-то отец, — что благородный человек всегда держит свои чувства при себе».

В детстве Розано проводил мучительно долгие часы в одиночестве, учась смирять бурление страстей, как предписывал его строгий отец. После тридцати пяти лет самодисциплины он хорошо усвоил урок. Помогало и то, что свою энергию он частенько обращал в русло рискованных видов спорта, требующих максимального напряжения душевных и физических сил. Но когда Энрико заходил слишком далеко, самообладание Розано подвергалось жестокому испытанию. Он считал брата порочным, пошлым, безнравственным. Вот и сейчас Энрико у всех на глазах гладил по спине замужнюю женщину, мать двоих детей. Какой позор! Его брат не стыдится выставлять напоказ свои отношения с этой особой.

Тяжело сознавать, что испытываешь гнев и отвращение к близкому родственнику, но простить Энрико он не мог. И не сможет никогда. Вчера Розано попробовал образумить брата в доверительной беседе, но тот лишь расхохотался в ответ и заявил, что жизнь дана, чтобы жить в свое удовольствие, и только дурни корпят целыми днями в конторах.

Розано снова вскипел от злости, вспоминая незавершенный разговор. Видимо, его братцу кажется, будто их газетная империя управляется сама собой.

Как старший представитель одного из древнейших венецианских родов, он обязан заботиться о его чести и процветании. Энрико не должен унаследовать титул в случае его смерти.

Ему нужен наследник! И тут не остается ничего другого, как подыскать себе супругу. А ведь в свое время, а именно четыре года, три месяца и девять дней назад, он поклялся никогда больше не связывать свою жизнь с женщиной. Он помнил момент смерти жены с точностью до минуты. Черная мгла застлала ему глаза, безысходная горечь разожгла непримиримую ненависть. И вот он вынужден снова выставить свою кандидатуру на ярмарке женихов, чтобы подыскать себе женщину, которую никогда не сможет полюбить, до конца жизни разыгрывая роль преданного мужа.

— Черт бы тебя побрал, Энрико! — Видно, счастье всегда будет обходить его стороной. У него есть все — и нет ничего. Кроме отеческой любви старика…

Д'Антига! Как он мог забыть! Ему пора уходить. Дело, прежде всего. В одном из городков на юге Англии его ждал нотариус с новостями о наследстве. Возможно, ему удалось отыскать пропавшую дочь д'Антига. Тогда он с чистой совестью сложит с себя обязательства по управлению делами старинного друга покойного отца.

Лицо Розано снова приняло спокойное и невозмутимое выражение. Может быть, получится забрать у брата контроль над британским издательством и заставить его снова работать?

Воодушевленный этой перспективой, он спустился по лестнице с позолоченными перилами и направился к шлюзовым воротам, кивнув по пути застывшим в ожидании слугам. Один из них сразу заспешил к лодочнику, другой протянул ему длинное шерстяное пальто, портфель и перчатки.

Добравшись на моторной лодке до аэропорта, Розано полетел в Лондон. Ночь он провел в Дорчестере, а затем отправился в маленький дорсетский городок под названием Барли-Магма.

Побеседовав с брокером и ответив на несколько телефонных звонков из своих разбросанных по всему миру издательств, князь Розано Александро ди Барсини вышел из гостиницы. В автомобиле он просмотрел срочные бумаги, а затем полностью переключился на дела, связанные с парфюмерным производством д'Антига.

— Это здесь, приехали, — произнес шофер, увидев, что его пассажир-иностранец замешкался.

Розано вылез из машины и огляделся. Что за ерунда? Они остановились у входа в бакалейную лавку. Произошла явная ошибка.

— У меня нет никаких дел к бакалейщику, — с досадой произнес он, обернувшись.

— Нотариус занимает комнаты наверху, — пояснил шофер. Он интуитивно чувствовал богатых клиентов и рассчитывал на щедрые чаевые. — Вход сразу за углом.

Все еще колеблясь, Розано вежливо поблагодарил шофера, что не слишком того обнадежило.

— Вернитесь за мной, скажем… через час. Розано быстро прошел к двери, расположенной в торце дома. Какое отношение, думал он, может иметь провинциальный нотариус к венецианской аристократии? И, тем более, как он сумел раскрыть загадку тридцатитрехлетней давности? Желая быстрее найти ответы на эти и другие вопросы, он переступил порог скромно обставленной конторы. За секретарским столом сидела молодая особа, которая обсуждала по телефону нечто захватывающее и одновременно пыталась печатать на компьютере. Едва взглянув на вошедшего, она прикрыла рукой трубку и неприветливо спросила:

— Вы по какому делу?

Сощурившись, Розано приблизился к столу и произнес вежливым, подчеркнуто спокойным тоном:

— Доброе утро! У меня назначена встреча. Я Розано Барсини.

— Ох! Это вы, князь! — Женщина в смятении уронила трубку, опрокинув кружку с кофе. Розано проворно отодвинулся назад, спасая дорогой пиджак. — Вот черт! Ах, простите, князь.

— Успокойтесь, пожалуйста, — недовольно протянул он. Каждый раз одно и то же! Его имя неизменно производило нездоровую реакцию у окружающих. Он вовсе не жаждал популярности, но после смерти жены его жизнь не давала покоя журналистам, которые не пропускали ни единой подробности и с восторгом смаковали экстравагантные вечеринки его брата. — Я подожду, пока вы доложите обо мне.

Секретарша, наконец, привела в порядок стол и суетливо упорхнула в кабинет, откуда сразу же донесся ее взволнованный голос. Подавив вздох, Розано бросил недоверчивый взгляд на видавший виды диван и решил расположиться на не менее шатком деревянном стуле. Не желая терять драгоценное время, он достал сотовый телефон. И тут вдруг впервые заметил женщину, сидевшую у окна.

— Простите, я думал, что один в комнате. Доброе утро, — вежливо произнес он, убирая телефон.

Она улыбнулась, отчего ее темно-серые глаза потеплели.

— Доброе утро, — откликнулась она непринужденно. Ее голос оказался низким, мелодичным и дружелюбным. Раздражение Розано мгновенно улеглось. Женщина, разумеется, знала, кто он такой, поскольку секретарша прокричала его титул на всю улицу, но осталась совершенно невозмутимой. Реакция незнакомки так удивила его, что он невольно задержал на ней взгляд, хотя последние годы сторонился женщин словно прокаженных. Он даже слегка улыбнулся, отчего его лицо сразу утратило чопорность.

Им не интересовались! Это было так непривычно, что он испытал одновременно радость и любопытство.

Женщина смотрела в окно, и ее умиротворенный вид говорил о том, что она думает о чем-то приятном.

В отличие от известных ему миниатюрных и изнеженных молодых женщин эта была довольно высокой, крепкого сложения, с развитыми формами и казалась слишком земной. И все же…

Сделав вид, что листает потрепанный журнал, он попытался разобраться, что именно озадачило его. Может быть, то, как она одета? Он оглядел ее дешевое синтетическое платье фиолетового цвета, растянутое у ворота, и красно-коричневый жакет неопределенного фасона и возраста. Он, тем не менее, успел отдать должное ее потрясающим ногам — длинным, стройным, без чулок, с такими тонкими щиколотками, что он мог бы свободно обхватить их пальцами. И эти ноги были обуты в старомодные туфли, хотя и тщательно вычищенные, что он тоже отметил.