Трещины (СИ)

========== 1. Снаружи ==========

- У тебя губы потрескались.

Джоанна теперь говорит короткими, емкими фразами, улыбки у нее острые, почти ядовитые, и в руке ее всегда можно увидеть топор – одно из последних изобретений ныне покойного Бити.

Китнисс не поворачивает в ее сторону головы, но прикасается дрожащими пальцами к губам. И правда, потрескались, а она и не заметила. Не заметила даже тогда, когда ветер с моря принес соль, и трещинки забились солью, и боль была, наверное, невыносимой, если бы Китнисс не познала все виды боли задолго до какой-то соли в глубоких трещинках губ.

…

Джоанна прощается с ней на берегу.

Китнисс сидит на влажном песке, прибой воровато облизывает ступни, вода в море чуть теплая, ярко-красного цвета. Нечем дышать; воздух перенасыщен сладким запахом разложения. Если закрыть глаза – все равно видно трупы тех людей, которых вынесло на берег ночью. Эти трупы Джоанна называет «подарками», и каждое утро зовет Китнисс собирать богатый урожай.

Но сегодня Джоанна прощается.

- Пита видели в Дистрикте-2, - говорит бесцветным голосом, поглаживая пальцем острие изящного топора. – Говорят, что он все еще там. Давно пора поздороваться со старым другом.

У Джоанны от постоянных тренировок на руках мозоли, потянутые мышцы ноют. От переутомления она порой с трудом держится на ногах, но почему-то не может остановиться. Быть может, седьмая пытается забыться, поверить в то, что она вновь попала на Арену, уже в третий раз, и должна выжить любой ценой – с союзниками или без.

Из Китнисс теперь плохой союзник.

Китнисс внутри вся выгорела дотла.

- Что, даже не пожелаешь мне удачи, солнышко? – Джоанна смешно кривит губы, а в глазах ее таится и копошится что-то мерзкое, что-то жуткое, что-то, что очень похоже на страх.

Ее новая Арена распростерлась на весь Панем, по которому как-то нелогично перемещается ее единственный враг. Тот, кто не стал ее лучшим другом, хотя у него были все шансы. Тот, на кого у Капитолия с самого начала были особые планы.

- Постарайся выжить, - мысленно ободряет свою потенциально мертвую подругу Китнисс и продолжает смотреть на размытую полоску горизонта.

Закат окрашивает небо в кроваво-красный.

Пит приходит намного позже. Китнисс слышит его тяжелые шаги по песку, но не двигается с места. Она ждала, так же, как и все ждали, с самого первого дня, когда поступило сообщение о том, что охморенный Пит Мелларк сбежал из больницы Дистрикта-13, уничтожив половину своих надзирателей, а вторую половину каким-то чудом переманив на свою сторону.

Все знали, что рано или поздно, уничтожив весь Панем или большую часть Панема, Пит придет сюда, в Дистрикт-4, к Китнисс Эвердин, и скажет ей только одно:

- Попалась.

…

Китнисс резко распахивает глаза, и не находит рядом с собой Джоанну. Пита тоже нет – только бесконечные кошмары, всегда заканчивающиеся одинаково. Китнисс вспоминает море, и не может понять, было ли оно алого цвета от крови убитых, или же окрасилось в багровый благодаря закату.

Ее губы потрескались.

…

Ей везде мерещатся трещины.

На потолке нового дома – целых две, змеями вьются из разных углов комнаты, чтобы встретиться прямо в центре потолка, встретиться и тесно переплестись между собой; так тесно, что сложно уже понять, где именно какая трещина.

Иногда Китнисс думает, что это морок, видение, галлюцинация, что ни одна из видимых ей трещин в реальности не существует.

Иногда Китнисс позволяет себе надеяться на это.

…

Хеймитч будит ее часа в три ночи. Заходит в комнату, не постучавшись. Он пьян, и он опять чем-то раздавлен. Он будит ее тем, что присаживается на постель, и просыпается она под его затуманенным какими-то неприятными мыслями взглядом.

Китнисс давным-давно не ждет от подобных визитов хороших новостей.

Хеймитч вытягивается поверх одеяла, и смотрит на потолок; Эффи стоит в дверях, затем включает свет; все морщатся.

- Гляди-ка, - фыркает бывший ментор, когда глаза привыкают к свету. – И в этой комнате потолок весь в трещинах. Когда-нибудь этот дом сложится, как карточный.

У Эффи холодные руки. Китнисс видит трещины, которые покрывают ее лицо под толстым слоем грима. Не может не видеть.

А еще Эффи говорит надтреснутым голосом, и берет Китнисс за руку. Хеймитч, лежащий рядом на постели, что-то мурлычет себе под нос. Какую-то старую песню, тревожную мелодию, от которой не может избавиться.

- Джоанна мертва, - говорит Эффи, и Хеймитч замолкает.

- Они были так добры, что прислали нам фотографии, - нарушает тяжелую тишину, а затем вновь начинает насвистывать несложный мотив.

…

«Они» - это Капитолий, который олицетворяют в настоящий момент Альма Койн и Плутарх Хевенсби. «Они» присылают фотографии в надежно запечатанном конверте, с пометкой «конфиденциально». Китнисс долго вертит конверт в руках, хотя конверт давным-давно вскрыт.

- Зачем? – спрашивает, только чтобы не приступить к изучению его содержимого.

- О, - Хеймитч оживляется и подходит ближе. – Они пытаются сказать тебе, что ты – следующая. Твои фотографии тоже пришлют кому-нибудь в конверте. Хотя, кому? Никого из нас не будет в живых, когда здесь появится Пит Мелларк.

Эффи делает глубокий вдох и захлопывает пыльную книгу, взятую неизвестно где. Взгляд ее полон укора, но Хеймитч не обращает никакого внимания. Может, потому что он говорит истинную правду. Может, потому что он привык к подобным взглядам Эффи за долгие годы общения с ней. Может, у него есть другая причина не реагировать.

На его лице Китнисс рассматривает тонкую паутину морщин, и понимает, что его трещины пусть и спрятаны чуть глубже, но имеют такую же разрушительную силу. Она не будет гадать над тем, когда появилась первая трещина, и не будет думать о том, когда появится последняя. Она знает, что это случится скоро, очень скоро, и надеется оказаться как можно дальше от него в тот момент, когда его жизнь окончательно превратится в ад.

Их жизни давным-давно превратились в ад.

…

Эффи надувает губы, кривится, наклоняется к картине еще ближе, едва не утыкаясь в нее носом, щурится, будто близорука, и отходит чуть дальше, не прекращая рассматривать то, что изображено на холсте. На Китнисс она сперва не обращает внимания, но, когда замечает, почти сразу берет за руку и подводит к картине – одной из множества других картин, которые привезла из Дистрикта-12 едва ли не ценой собственной жизни.

Воспоминание об этом всегда задевает Хеймитча за живое. Он помнит, что это было поспешное бегство, и не может не укорять свою напарницу за то, что взяла с собой картины и косметику, совершенно забыв о действительно полезных вещах. Быть может, он и привык к ее укоряющим взглядам, но к подобной опасной легкомысленности он никогда не сможет привыкнуть.

Как и к трещинам на ее нарисованном лице.

- Это были очень хорошие краски, - жалуется Эффи, указывая на картину. – Я покупала ему лучшие краски, самые дорогие. И они все, - обводит рукой всю комнату, заставленную картинами, - растрескались. Они не должны были этого делать, не должны были!

Не только Китнисс везде видит трещины.

…

У Джоанны на фотографиях слишком белое лицо. Струйка крови из уголка губ кажется черной. У Джоанны открыты глаза. Рука с длинными пальцами пытается сжимать что-то, чего уже нет. Топор – последнее из того, что создал Бити. Первое из того, что Бити создал специально для Джоанны.

- Ей отрубили голову ее же топором, - доверительно сообщает Плутарх, когда Капитолий выходит на связь с Дистриктом-4. Связь совсем плохая, по маленькому экрану то и дело пробегают помехи, изображение кривится и трескается. Наверное, повреждены какие-то провода. Наверное, повреждены не просто так.

- Ты знаешь, кто это сделал, - бросает резко Койн, и смотрит с экрана на спокойную, замершую Китнисс. – Ты знаешь, что только ты сможешь его остановить.

Когда связь прерывается, Китнисс смеется. Громко, запрокидывая голову, и пальцы ее намертво сжимают подлокотники кресла. Хеймитч дает ей выпить из высокого бокала, Эффи нервно стучит каблуком, но не возражает. Эффи теперь старается молчать, и большую часть времени проводит в той части дома, из которой сделала импровизированную картинную галерею. Бродит среди картин человека, который затопил Панем кровью новой революции, который издевается над ними всеми с помощью фотографий их мертвых друзей.