Катрин и хранитель сокровищ

И доминиканца, и бенедиктинца объединяло странное выражение на лице, не сулящее ничего хорошего. На их морщинистых и хмурых лицах лежала тень глубокой; скорби.

— Нет, ее еще не приговорили к смерти, — откликнулся брат Исамбар на вопрос Арно. — Но теперь ждать уже недолго. В четверг ее поведут на кладбище Сен-Уан, чтобы публично предостеречь и призвать к покаянию в своих грехах, а также к тому, чтобы она предала себя в руки Церкви в лице ее представителя, а именно, скажем прямо, мэтра Кошона. Если она откажется, ее швырнут в пламя, если же она примет это…

— Если она примет?.. — повторила Николь.

Монах пожал худыми плечами, выступающими под белой рясой и черным плащом. Его изможденное лицо вытянулось:

— По правилам ее должны отвести под охраной в монастырь, чтобы исполнить тот приговор, который трибунал сочтет нужным вынести, но я чувствую, что здесь ловушка: Кошон прячет что — то за пазухой. Он слишком много раз обещал Варвику, что Жанна умрет.

Покуда собравшиеся обдумывали то, что сказал монах, мэтр Сон достал из кармана пергаментный свиток и развернул его на крышке бочки. Затем, придавив свиток канделябром, он расправил его потрескивающую поверхность, ставшую коричневой от времени. В то время как на остальных лицах было написано уныние, он один казался странно удовлетворенным. Его жена заметила это.

— Можно подумать, что ты доволен тем, что сказал сейчас брат Исамбар!

— Более доволен, чем ты думаешь, потому что теперь я вижу реальную возможность спасти ее. Вот это, сказал он, указывая на свой свиток, — план монастыря Сен-Уан, за поддержание стен которого в исправном состоянии я тоже ответствен, и этот план, на мой взгляд, имеет для нас первостепенное значение. Идите сюда я посмотрите…

Они столпились вокруг него, с нетерпением заглядывая через плечо. Жан Сон очень долго говорил тихим голосом…

Глава девятнадцатая. ОГОНЬ И ВОДА

Чтобы быть уверенной в том, что она встанет именно там, где мэтр Сон и Арно хотели ее поставить, Катрин отправилась на кладбище аббатства Сен-Уан рано утром. Она должна была ждать на ступенях полуразрушенного распятия напротив помостов, подготовленных для судей, и маленького эшафота, предназначенного для Жанны. В некотором отдалении между помостами и южной дверью церкви Сен-Уан находился зловещий погребальный костер — высокая пирамида из хвороста, сложенная накануне главным каменщиком.

Вскоре после этого Николь заняла свое место в толпе домохозяек, стоявших в своих лучших нарядах под одной из деревянных галерей, которые окружали вместилище мертвых. Это место было известно как склеп.

Кладбище быстро заполнялось, поскольку теплая погода и жгучее любопытство выманили всех жителей Руана.

Для большинства из них это была первая возможность увидеть Жанну д'Арк.

Вскоре Катрин увидела Арно. В своем тесном поношенном костюме, ссутулив плечи и спрятав лицо под просторным зеленым капюшоном, он стоял как можно ближе к эшафоту, прямо перед линией английских лучников. Держа горизонтально пики, они образовали вокруг эшафота оцепление, но все-таки его мог прорвать кто-то сильный, такой как Арно. Остальные заговорщики тоже должны были занять назначенные места: Жан Сон — на городской колокольне, брат Этьен — внутри церкви.

План каменщика был очень прост. Уже давно он обнаружил в каких-то старых планах церкви подземный ход за пределы города, вход в который находился под одной из плит старого римского склепа. По каким-то причинам никто никогда не упоминал об этом проходе, и теперь мэтр Сон был очень этому рад. Он точно знал, какая плита закрывала старинную лестницу, и, когда его рабочие строили цементное основание, заказанное трибуналом, он расчистил этот камень под тем предлогом, что нужно осмотреть каменные колонны склепа, и показал брату Этьену, как можно его приподнять без особых усилий. Одежда монаха позволила ему войти в церковь, не привлекая внимания. В данный момент ему следовало молиться в склепе, ожидая, когда Арно приведет к нему беглянку.

Обнародованные приказы гласили, что никто не должен двигаться с места, пока не будет вынесен приговор. И тогда представлялись две возможности: либо Жанна подчинится суду церкви и ее передадут монахиням, либо она откажется и ее передадут палачу. В обоих случаях Катрин должна была немедленно забиться в конвульсиях, как будто в состоянии истерии, а Николь должна была создать всеобщую сумятицу и переполох под предлогом помощи ей. Тем временем Жан Сон, стоявший на городской колокольне, откуда он мог услышать пронзительные крики обеих женщин, немедленно начинал бить в оба колокола, Рувель и Каш-Рибо, мощные звуки которых в течение веков призывали горожан к защите города или восстанию.

Этот неожиданный набат должен был создать достаточную суматоху и беспокойство, чтобы Арно с помощью брата Исамбара, который будет стоять недалеко от Жанны, мог выхватить узницу у стражников и кинуться вместе с ней внутрь церкви. Вряд ли Кошон будет соблюдать право убежища, но ведь требовалось лишь выиграть у преследователей две-три минуты, чтобы благополучно увести Жанну в потайной ход. Прежде чем англичане смогут найти вход туда, Дева и ее спасители будут за городом и в сумерках присоединяться к Ла Гиру, который должен был продвинуться с отрядом войск как можно ближе к городу. Как только Катрин оправится от своего внезапного приступа, она с легкостью сможет позднее присоединиться к беглецам…

Кладбище все заполнялось, и на ступенях, к которым прислонилась Катрин, уже волновались люди, и она едва могла видеть происходящее. Рядом с помостом сверкали сталью, ощетинившиеся пики, которые держали солдаты; дальше был судейский помост. Пестревший черными и белыми рясами, на фоне которых резко выделялся епископский пурпур.

Стоявший в отдалении от Катрин Кошон казался гигантом, его толстые плечи были покрыты горностаевым плащом, что придавало его багровому лицу еще более мерзкое выражение. Высоко в небе летали ласточки, с церковной колокольни тяжелые звуки похоронного звона, словно капли свинца, разливались по всей округе.

Сердце Катрин охватила внезапная тревога, когда она увидела, как приближается палач с помощниками, а за ними следует стройная фигурка, окруженная солдатами.

Когда Жанна появилась на эшафоте, по толпе пробежал шепот, в котором жалость брала верх над любопытством.

— Какая молоденькая, тоненькая и маленькая! — прошептала одна из женщин.

— Бедное дитя, — подхватил белобородый старик. — Должно быть, в тюрьме ей досталось от этих Богом проклятых англичан!

— Ш-ш! — воскликнула молодая девушка. — Они могут тебя услышать!

Вскоре все замолчали. Человек, одетый в черное, подошел и стал рядом с преклонившей колени Жанной, в руках у него был пергамент с красными лентами. Позади Катрин кто-то прошептал с благоговейной почтительностью:

— Это мэтр Гийом Эрар из Сорбонны. Он прочтет проповедь.

В этот момент звучный голос одетого в черное доктора взлетел в помпезной, но выразительной проповеди:

«Ветвь не может приносить плод, если ее отделить от лозы». Но Катрин не слушала, она смотрела на Жанну, потрясенная ее бледностью и худобой. Казалось, что Дева в своей черной шерстяной мужской одежде плывет по воздуху. Ее волосы обрамляли осунувшееся и искаженное лицо, и казалось, будто ее ясные голубые глаза поглотили все вокруг; стойкость ее казалась непоколебимой.

Внизу у помостов, как раз за оцеплением лучников, Катрин видела темно-зеленое пятно — капюшон Арно. Она ощущала в своем теле нервное напряжение, которое, должно быть, чувствовал и он.

Жизнь Жанны и его собственная будут зависеть от его силы и быстроты в нужный момент. Арно поставит на кон свою жизнь, когда запрыгнет наверх и попытается освободить узницу. И он и Катрин знали это, и в то утро, когда они расставались, застывшая маска соскользнула с молодого человека — о, всего лишь на миг! — и он взял руку Катрин, огрубевшую от домашней работы, и прижал ее к губам.