Тайна визиря Шимаса

«Пока в его словах нет ничего необыкновенного. Такого, чтобы нельзя было доверить бумаге», – с некоторым удивлением подумал посланник, заметив, впрочем, что почтенный хозяин почему-то волнуется.

Меж тем почтенный казначей продолжил:

– Кроме простых людей, думаю, появятся и те, кто располагает… некоторыми дополнительными суммами…

«Богатеи, глупец! Жадные богатеи!»

– Так вот… Этим можно начать платить проценты, скажем, уже через полгода… А если суммы будут… впечатляющими, то и через три месяца… Глупцы будут нести свои гроши, которые можно будет отдавать более достойным. И так будет продолжаться довольно долго – ведь и небедные люди будут вкладывать свои деньги в это прибыльное дело…

«Аллах всесильный! Да этот вонючий бурдюк хочет обирать несчастных, которых и так готов обобрать любой…»

– Думаю, – все так же тихо продолжал казначей, – что небедные люди постараются вложить в это заведение… скажем, не только свои деньги… Ведь проценты покроют любые… неприятности.

«Не только свои, говоришь… Уж не собрался ли ты, достойный делец, обобрать кого-то из своих друзей? Или посмел все же бросить взгляд на казну? Или у тебя есть еще кто-то из богачей на примете, кроме твоего несчастного халифа?»

Казначей наконец умолк.

– Я передам твое послание слово в слово, уважаемый, – поклонился посланник и встал. – Думаю, эти более чем разумные мысли понравятся моему нанимателю, почтенному Мехмету-ага. Думаю, что, если он сочтет твое предложение разумным, ты будешь первым, на кого подобная практика станет распространяться… Ибо лишь настоящие деньги способны вызвать к жизни достойных богатеев…

Казначей расцвел.

– О да, уважаемый, это так верно!

– Прощай же, достойный казначей! Я спешу к своему нанимателю, чтобы передать твои слова незамедлительно. Надеюсь, что вскоре смогу тебя порадовать наградой за радение о нашем общем деле.

– Благодарю тебя за эти слова, почтеннейший! И буду с нетерпением ждать твоего появления!

Посланник шел по улице. Лицо его озаряла улыбка, которую правильнее всего было бы назвать язвительной.

– Ах, глупец, глупец… Неужели ты и в самом деле думаешь, что твои капиталы помещены в торговлю или в ремесла? Неужели считаешь, что одному тебе могут приходить в голову такие отвратительные жульнические мысли? Плохо же ты знаешь моего уважаемого хозяина Мехмета-ага! Он давно уже поступает только так. Он мудр и потому знает, кому какой процент назначить, кому платить исправно, а кого заставить томиться в ожидании, вынуждая подсчитывать гроши, которых он так никогда и не увидит…

Показался постоялый двор, где остановился посланник.

– Но вот то, что ты решил запустить руку в казну, моему хозяину понравится, клянусь всем золотом мира!

Макама седьмая

– Успешным ли был твой путь, уважаемый Ахматулла?

– О да, мой добрый друг.

– И харчевню ты нашел без труда?

– Ты все так понятно объяснил, почтеннейший. Но о чем мы будем говорить в этом странном месте?

Первый советник, почтенный Хазим [1], в очередной раз оправдывая свое имя, оглянулся по сторонам.

– Не торопись, почтенный Ахматулла. Ты все узнаешь, думаю, совсем скоро. Нам следует дождаться лишь Исмаила-ага, уважаемого Саддама, и Сулеймана-оглы.

Ахматулла, смотритель заведений призрения прекрасной страны Аль-Миради, взглянул на собеседника более чем внимательно.

– Ты, достойный первый советник, приглашаешь в эту вонючую забегаловку меня, казначея, верховного судью и уважаемого звездочета… Не проще ли было нам побеседовать в тепле и уюте дивана?

– Должно быть, уважаемый, – неприязненно ответил первый советник, – ты понимаешь, что уют дивана сейчас хорош только для нашего халифа, да пребудет с ним вовеки благодать Аллаха всесильного и всемилостивого… Ведь ты сразу согласился прийти сюда, не переспрашивая меня сто раз, отчего я выбрал это харчевню на окраине… Потерпи несколько минут. Думаю, я смогу ответить на все твои вопросы.

Ахматулла кивнул и перевел взгляд на дверь, с которой и его собеседник, уважаемый, но такой таинственный Хазим, тоже не сводил взгляда.

– Аллах всесильный, но почему они опаздывают?

– Опаздывают? – раздался рядом с ними голос уважаемого Саддама. – Кто опаздывает, добрый мой друг? И что здесь делает достойный Ахматулла? Я думал, мы будем здесь вдвоем…

– О, Аллах великий, почтенный! Нельзя же так пугать людей! Я думал, что ты войдешь в ту дверь… А ты… А как ты вошел сюда?

– Через кухню, друг мой, через кухню. Ты был столь таинственен, что я подумал – не будет ничего дурного, если я минуту послушаю ваш разговор, а потом уже решу, присоединяться мне к вам или нет.

– И все же решил присоединиться? – привстал первый советник, пытаясь так выразить свое почтение уважаемому верховному кади страны.

– О да… Должно быть, нас ждет интереснейшая беседа, раз уж здесь должны появиться еще и казначей и звездочет…

– Думаю, беседа будет более чем интересной для всех нас, добрый друг.

– Не сомневаюсь в этом.

Ахматулле уже наскучили велеречивые расшаркивания его собеседников, и он отвлекся на минуту, чтобы более внимательно осмотреть зал харчевни.

О, мудрость первого советника была воистину велика – ибо никакому здравомыслящему лазутчику не пришло бы в голову искать первых людей дивана в этом странном, чтобы не сказать опасном, месте. Хозяин харчевни всем своим видом говорил, что нажил деньги трудами, более чем далекими от праведных. Двое его помощников, усердно снующих по залу, могли бы весьма успешно работать на скотобойне – столь велики были их кулаки и столь тяжелы плечи. «Должно быть, непросто подавать уставшим и голодным посетителям плов и шербет…» – подумал смотритель заведений призрения и тут увидел в дверях казначея.

– А вот и Исмаил-ага, – довольно проговорил первый советник.

– Странно он выглядит, наш казначей, – пробурчал кади, отрезая толстый кусок мяса и отправляя его в рот. – Должно быть, натерпелся страху, пока шел сюда…

– Ну какого страху может натерпеться уважаемый казначей нашей страны, если последний раз он пешком путешествовал под стол двухлетним карапузом? – пожал плечами первый советник.

– Не скажи, уважаемый, не скажи… Сейчас он явно пришел сам… А на улице-то фонари не горят… И людишки, поди, только и ждут, чтобы отрезать последние изумрудные пуговицы на кафтане уважаемого ага…

– Не шути так, добрый Саддам, – пробурчал Ахматулла. – Место здесь и впрямь неуютное, а людишки, что присели отдохнуть, – более чем неприятны. Они срежут не только изумрудные пуговицы… Думаю, они и кафтаном не побрезгуют… И серебряными пряжками на башмаках…

– Ну кто же вас, неразумных, заставлял выряжаться словно павлины. Вот посмотри на меня – я надел туфли своего повара, кафтан своего слуги и оставил дома все, что может выдать меня…

– Вот только забыл снять перстень с пальца. А камешек-то в нем, думаю, – не дешевый… Не стекло какое-нибудь…

Верховный кади скосил глаза на драгоценный перстень, действительно украшавший его руку. Огромный желтый бриллиант горел столь ослепительным огнем, что только безумец мог принять его за подделку…

Кади нахмурился и решил в перепалку не вступать. Толстяк хозяин, увидев, что гостей (столь непривычных в подобном заведении) прибавилось, поспешил уставить стол всем, что смог найти в кладовой и в кухне, справедливо рассудив, что богачи гости пришли сюда вовсе не за тем, чтобы есть, но вот заплатят они за яства обязательно, да еще и щедрые чаевые присовокупят.

Наконец появился последний из гостей первого советника.

– Аллах всесильный, уважаемые…

– Не удивляйся, почтенный Сулейман. Мы собрались здесь, ибо, думаю, это место осталось единственным, свободным от лазутчиков молодого халифа… А предмет нашей беседы именно таков, что о нем халифу знать будет не только не полезно, но даже вредно…

– Уважаемый Хазим, говори проще, мы же не в диване… – проворчал верховный кади, и сам появлявшийся в диване далеко не часто.