Черная пантера

— Да, — ответила я, испугавшись своих слов. — Твои высказывания заставляют людей чувствовать себя неловко, по крайней мере меня. Думаю, что наличие денег делает жизнь приятной, а их отсутствие — скучной. Но если постоянно говорить об этом, деньги приобретают более важное значение, чем на самом деле. Мне трудно объяснить — извини меня, Генри, за мое косноязычие, — но если ты слишком часто возвращаешься к одному и тому же вопросу, он начинает надоедать и становится пошлым.

Я замолчала, охваченная ужасом при мысли, что позволила себе лишнее. Поэтому слова Генри» Должен заметить, что у тебя крепкие нервы!«не удивили меня. Я сказала себе, что моя откровенность была сплошным сумасшествием.

— Прости меня… — начала я, но он остановил меня.

— Нет, не надо извиняться, — проговорил он. — Ты была честна, и если мы с тобой, Лин, хотим стать друзьями, так давай и дальше оставаться честными друг с другом. Так мы будем друзьями?

— Да, будем, — ответила я. — И ты не должен сердиться, если я буду говорить тебе такие ужасные вещи, как сейчас. Это результат моего деревенского воспитания, я лишена вашего городского лоска и лицемерия.

— Хвала Господу за это, — с серьезным видом заключил Генри и протянул мне руку. — Итак, мы друзья, Лин?

— Друзья, — ответила я и вложила свою руку в его.

Глава 5

Я прожила у Анжелы почти три недели, когда наконец набралась храбрости и, пересилив свое смущение, обратилась к Генри:

— Ты не мог бы в какой-нибудь свободный день показать мне парламент? Мне очень хотелось бы посмотреть, что представляет собой» колыбель парламентаризма «.

Моя просьба страшно обрадовала Генри.

— Конечно, — ответил он. — Я и сам предложил бы тебе, только мне и в голову не приходило, что тебе это может быть интересно. Анжела всегда называет его самым скучным на свете местом. Каждый раз, когда ей приходится обедать там, она начинает утверждать, что там подают совершенно несъедобные блюда.

— Я с удовольствием сняла бы пробу, — со смехом заявила я. — Но только если ты свободен.

— Завтра у нас состоятся очень интересные дебаты по вопросу безработицы, — сообщил Генри. — Думаю, мне удастся достать пару билетов. А ты сможешь уговорить Анжелу пойти с тобой?

— Конечно, смогу, — заверила я.

— Не расстраивайся, если заседание покажется тебе скучным, — предупредил меня Генри. — В парламенте редко можно услышать сенсационное выступление.

— Хорошо, не буду, — пообещала я. — И не бойся, что мне станет скучно, — я давно мечтала побывать там.

Когда вошла Анжела — она, как всегда, ездила куда-то с Дугласом, — я рассказала ей о наших планах.

— Согласись, Анжела, — попросила я. — Мне так хочется попасть туда.

— Ладно, — без особого энтузиазма проговорила она. — Завтра у меня нет никаких важных дел, во всяком случае ничего, что я не могла бы перенести на другой день. Не хочешь ли ты сказать, что Генри удалось уговорить тебя пообедать там?

— У нас новая комиссия по питанию, — сообщил Генри. — Кормить стали намного вкуснее, к тому же я заранее закажу твои любимые блюда.

— Не утруждай себя, — сказала Анжела. — Чем меньше я съем, тем лучше, я похудею.

— Анжела! — вскричала я. — Какая же ты смешная! Ты говоришь это, чтобы пристыдить меня. Я понимаю, что должна соблюдать диету, но у вас так вкусно готовят, что я не могу удержаться.

Анжела окинула меня критическим взглядом.

— Честно говоря, мне кажется, что ты очень потолстела со дня своего приезда. Я в отчаянии вскрикнула.

— Нечего дразнить бедную девочку, — вмешался Генри. — Она и так прекрасно выглядит. Обещаю, что благодаря клубнике со сливками, которую подают в» Террасе «, она прибавит еще пару унций.

— Я не смогу сказать» нет «, — в полном отчаянии проговорила я.

Я с нетерпением ждала, когда же мы отправимся в парламент. На следующее утро, когда я одевалась, я внезапно сообразила, что это моя первая экскурсия, о которой я столько мечтала с первого дня в Лондоне. Я вспомнила, что обещала викарию бывать в Тауэре, в Национальной галерее, в музеях, во всех деталях описать ему скульптуры, которые видела в залах Тейта, и меня охватило чувство вины.» На все это не хватит времени «, — сказала я себе, используя в качестве оправдания тот факт, что мне трудно ходить одной по Лондону, что некому сопровождать меня.

К тому же наши ночные развлечения привели к тому, что я стала позже просыпаться по утрам. Когда мне хотелось, чтобы завтрак подали в постель, мне нужно было только оставить снаружи около моей двери записку. Один или два раза я проспала почти до обеда.

— Я деградирую, — с грустью призналась я себе. Я была готова и знала, что выгляжу чудесно. Вчера я спросила Анжелу, как мне одеться, на что она ответила:

— О, не слишком эффектно. Депутаты похожи на школьников: они не любят, когда то, что им принадлежит, бросается в глаза. Стоит мне оказаться с Генри в парламенте, у меня всегда возникает чувство, будто я присутствую на родительском дне в школе для мальчиков.

Я надела очень простое, но в то же время очень красивое платье из бледно-голубого крепдешина с белым воротничком и манжетами, которые гармонировали с белой соломенной шляпкой, отделанной голубыми лентами. Но когда вниз спустилась Анжела, на которой было элегантное платье из черного крепдешина, украшенное огромным букетом фиалок, приколотым к плечу, я увидела, что мне нечего было даже пытаться выглядеть, как она. Так что мне оставалось смириться со своим кукольным видом и признать, что я зря спорила со своей сестрой по поводу тех туалетов, которые она для меня выбрала. Теперь же я поняла, что она была права и что при моей полноте и светлых волосах мне никогда не удастся выглядеть столь шикарно.

За время моего пребывания в Лондоне я очень много узнала о том, как следует одеваться. Первое, чему меня научила Анжела, — как накладывать грим. Должна заметить, что даже чуть подкрашенные губы и слегка подведенные глаза совершенно меняли мой облик. Огромное удовольствие мне доставляло сознание, что на танцевальных вечерах я имею огромный успех: почти всегда моя карточка была заполнена через несколько минут после моего появления в зале.

В парламент мы отправились в» роллс-ройсе «. Анжела, как всегда, заставила нас ждать, и так как мы не успевали осмотреть здание перед обедом, мы сразу же отправились в ресторан. Генри сдержал свое слово и заранее заказал блюда, которые, должна отметить, показались мне верхом совершенства, хотя Анжела все время ворчала и делала вид, будто ей кусок не лезет в горло. Как только мы сели за столик, я оглядела зал, и Генри показал мне некоторых довольно известных деятелей.

— Вон там Макстон, вон он, — сказал он, — с двумя своими друзьями.

Я посмотрела в том направлении и с восторгом обнаружила, что лидер лейбористов выглядит именно так, как его изображали на карикатурах.

— Он не часто появляется в обеденном зале, — заметил Генри.

Он также показал мне сэра Патрика Ханнона, который напомнил мне веселого Джона Булля. Но Генри заметил, что он никогда не слышал, чтобы у Джона Булля был такой сильный ирландский акцент. В зале сидели Меган Ллойд Джордж и миниатюрная рыжеволосая Элен Уилкинсон. Но самый большой восторг вызвал у меня Уинстон Черчилль, который проходил по вестибюлю. Я с детства много слышала о нем и очень сожалела, что Генри не знаком с ним настолько близко, чтобы представить меня. Мне страшно хотелось поговорить с человеком, которого я считала своим героем. Возможно, мое восхищение Черчиллем было вызвано тем, что я прочла некоторые из его книг и знала, что он выступает против традиционного порядка вещей.

В политике мой отец придерживался консервативных взглядов. Он считал, что любое изменение приближает нас к революции. Я слишком много узнала из книг и еще больше от викария, чтобы принять взгляды отца, который свято верил: что хорошо для него, должно быть хорошо для нас и для наших детей.

— Тебе надо посмотреть, как выходит спикер, — сказал Генри. — А потом я отведу тебя на дамскую галерею.