Architect of love (СИ)

— Здесь так тихо, — молвит Людовик, слегка отклоняясь и кладя голову брату на плечо. — И в этой безмолвной тишине я рискну простить все те ошибки, которые можно совершить, когда сильно любишь. Будь со мной, Филипп, — кутаясь в его объятия и вжимаясь спиной в грудь, позволяя увидеть душевную истощенность, сквозящую в глазах. — Будь рядом, — ища в нем защиту от всех своих опасений, желая разделить с месье долго сдерживаемую страсть.

— И где же я, по-твоему, — выдыхает тот, с благоговением накрывая трепетные губы брата своими.

========== Никаких Элвисов (Jarchie, Riverdale) ==========

— Джаг, и не надоело тебе в зеркало пялиться? — поинтересовался Арчи, поправляя на шее галстук. — Что это с твоим лицом? А поза? Тебя что, радикулит скрутил?

— При чем тут радикулит? Ты что, не видишь, я в образ вхожу, новогодний карнавал, все-таки. Как я тебе в роли короля рок-н-ролла? — спросил Джонс, слегка выпятив губы и пару раз характерно дернув бедрами. — Ну ты что, не помнишь его коронный номер «Тюремный рок»?

— А, ну конечно. Куда же ты без своей мании величия и короны, — с иронией заметил Эндрюс. — В прошлом году ты был Майклом Джексоном, королем поп-музыки, в этом косишь под Элвиса, а в следующем, наверно, наденешь тогу и венок Цезаря. Интересно, когда короли закончатся, облачишься в статую Свободы? — продолжал потешаться Арчи, приставляя растопыренную пятерню к затылку, изображая корону.

— На себя посмотри, — буркнул Джонс, — что это на тебе за карнавальный костюм? Изображаешь самого себя лет эдак через двадцать? С намечающимся пузцом и проплешиной? Такой себе счетовод Арчибальд Эндрюс, получающий в год сорок пять штук. Не повезло тебе, чувак. Зачем нужно было мышцы накачивать, менять подружек, как перчатки, чтобы потом стать скромнягой-бухгалтером?

— Заткнись, Джонс, еще накаркаешь!

— Что, правда глаза колет? — саркастически заметил Джагхед. — И потом, Арчикинс, в каком нафталиновом шкафу ты откопал этот допотопный галстук в жуткий горошек? Стоит в таком разок выйти на публику — и можно вешаться. Надеюсь, он крепкий? Выдержит твое бренное тело?

— Ну все, Джагги, ты сам напросился! — рявкнул Эндрюс, хватая того за грудки и заталкивая в мужской туалет. — Элвис, говоришь?! Зря ты, красавчик, так зад выпячивал и бедрами крутил! Ой, зря!

— Ничего я не выпячивал! Я в образ входил! — возражал Джонс, упираясь лакированными туфлями о кафельный пол.

— Ну так я тоже сейчас во что-то войду! — горячо выдохнул Арчи, легонько пнув Джонса в кабинку. Потом, он сорвал с него куртку и накрыл ею крышку унитаза.

— Скотина ты, рыжая, ты знаешь, сколько я за нее заплатил?! – громким шепотом возмущался Джонс, слабо сопротивляясь натиску. — Не мог, что ли свой пиджак постелить?!

— Я должен иметь презентабельный вид, — лихорадочно цедил Эндрюс, помогая себе и Джагхеду с ремнем и ширинкой. — Мне ведь еще за бабами ухлестывать, помнишь? О чем ты там еще мямлил? — спросил Арчи, расслабляя узел галстука и сдергивая его с шеи. — Кажется, этот кусок культуры может нам пригодиться! — криво улыбнувшись, заметил Арчибальд, наматывая пеструю удавку на кулаки и дергая в стороны. — Заткнуть им твой болтливый рот, мой сладкий, или связать тебя, чтоб не рыпался?

— Лучше свяжи, а то я за себя не ручаюсь, — выдохнул Джагхед, подстраиваясь под Эндрюса, — и потом, ты же знаешь, как я люблю целоваться и сыпать грязными словечками во время процесса.

Спустя время…

— Ну, и как я теперь на карнавал пойду? — с легкой досадой спрашивал Джонс, глядя на себя в зеркало. — Фирменная шевелюра Элвиса окончательно испорчена. Куртка мятая, грязная и от нее несет целым букетом человеческих удовольствий. Нельзя было трахнуться как-то поаккуратнее? Сам вон, как огурчик.

— Джагги, крошка, с тобой аккуратно не получается, — констатировал Эндрюс, довольно улыбаясь и поправляя на себе одежду, пряча в карман мятый галстук.

— И кто я теперь, по-твоему? — капризно надув губы, спросил Джонс, разбросав руки в стороны.

— Не хнычь, приятель, сейчас посмотрим, — выдавил Арчи, прищурено взглянув на брюки-дудочки и полосатую тельняшку. — Придумал! Свистнем у девчонок косметичку и выбелим твою симпатичную мордашку. Потом пририсуем черные брови Пьеро и пару слёзок. И последний штрих – берет и белые перчатки.

— И кем же я буду?

— Исполнителем пантомимы, — пожал плечами Эндрюс, обнимая Джонса за плечи и выходя вместе с ним из мужского туалета. — Больше никаких Элвисов и виляний бедрами, — подмигнул Арчибальд, скользнув рукой по округлому заду друга. — А то, боюсь, до новогоднего карнавала мы так и не доберемся.

========== Пан или пропал (Harringrove, ST) ==========

– Ебучий Харрингтон, гребаная принцесса! – цедит Билли, жадно затягиваясь сигаретой.

Задрав голову, Харгроув порциями выдыхает лишний никотин в потолок, дико желая, чтобы вместе с дымом его покинула эта чертова одержимость. И как только этому мистеру «Идеальная прическа» так быстро удалось просочиться сквозь поры, прокрасться под кожу, завладеть пусть и скудными, но все же мыслями Билли?

Когда это Харгроув умудрился из нормального мужика превратиться в педрилу, что на местных телок у него даже не шевелится? Все эти шмотки, расхристанные до пупа рубахи, джинсы на голое тело, виляние бедрами перед зеркалом: все это для одной единственной цели – завладеть вниманием Харрингтона и так же вгрызться тому в душу, как ни о чем не подозревающий Стиви сделал с собственным нутром Билли.

Блядь, да он ведет себя, как сучка во время течки, как похотливый извращенец! Заигрывает, драконит, подкалывает. Трется об него во время баскетбола и жадно пожирает взглядом, облизывая собственные губы. А Харрингтону пофиг. Он слепая, бесчувственная скотина! Будь он бабой, давно бы принадлежал Билли, и помоги Бог тому, кто осмелился бы позариться на его принцессу!

Шарм и дьявольское обаяние с долей брутальности действовали на женский пол безотказно, чего не скажешь о красавчике Стиве. Пара фраз и соблазнительная улыбка могли свести девчонок с ума и заставить пи́сать кипятком, но в отношении с Харрингтоном, Харгроуву приходится сыпать оскорблениями и выдыхать сигаретный дым прямо в симпатичную мордашку одноклассника, ожидая с его стороны ответных действий.

Билли боится открыто признаться в своих чувствах. Ему проще делать больно. Издеваться, хватать за грудки и швырять на землю, разбивая в кровь нос и губы Стива. С каждым нанесенным ударом безмолвно вопить: «Тебе повылазило, Харрингтон?! Всю душу мне выебал, сука! Наизнанку вывернул! Люблю я тебя, понимаешь?!» Иными словами Харгроув сразу решил пойти путем более убедительного воздействия: «Если в сердце дверь закрыта, нужно в печень постучаться».

И что характерно, он хочет этого мальчика-принцессу именно таким: наглым, дерзким, сопротивляющимся, в упор не понимающим, за что периодически получает по физиономии, думая, что случившийся с Харгроувом конфликт замешан исключительно на соперничестве.

Как же хочется потом схватить ошарашенного Стива и прижать к себе, аккуратно целуя каждую ссадину и кровоподтек. Скулить в район ключицы и давиться слезой, шепча вымученное «прости». Вместо этого Харгроув развязно слизывает бегущую из собственного носа струйку крови, поднимается на ноги и возвращается к машине.

Билли знает, что дома его ожидает серьезная беседа с отцом. Запрет на вождение автомобиля, домашний арест и физическая расправа. Ее то он и ждет, как чертов мазохист, в надежде, что отцовский ор и крепкие кулаки выбьют из него всю эту дурь и блажь. Каждый раз Харгроув-младший опасается того момента, когда окончательно сломают либо его, либо сломается он сам, подняв на родителя руку. А ведь он не железный. Ему просто нужны любовь и понимание.

Доводы отца слабо помогают, потому что завтра опять в школу и вот он Харрингтон, никуда не делся. Смотрит все так же вызывающе настороженно, проходя мимо. А Билли только и остается, что бессонными ночами тихо выстанывать в подушку его имя, толкаясь в собственную ладонь. Мечтать о его губах, объятиях, улыбке, шевелюре, в которую так и хочется запустить пятерню, сжав густые волосы в кулак.