Страстная женщина

Шрусбери выкупался, сменил одежду и перед ужином решил выпить с женой по бокалу вина.

— Мы были так счастливы здесь, Бесс! Давай поклянемся почаще приезжать сюда вдвоем.

Подняв бокал, она бросила взгляд на бумагу, которая все еще лежала на письменном столе.

— Не забыть бы взять ее с собой, — улыбнулась Бесс. — Ну, что ты скажешь насчет моих планов?

— Опять ты со своими шутками! Дорогая, пора повзрослеть. — Еще никогда в жизни я не была такой серьезна Шру. Для меня это очень важно.

— Мне тоже небезразлично будущее моих детей. — В голосе Шрусбери послышались саркастические и надменные нотки. — Но скажи, когда тебе пришла в голову эта нелепая мысль?

— Когда ты женил двух своих детей на детях Уильяма Герберта! — Бесс постепенно овладевал гнев.

— Если уж на то пошло, Уильям Герберт — граф Пемброк. Наши дети одинаково знатны и богаты. Бесс вспыхнула:

— Стало быть, ты считаешь, что дети Кавендиша — неровня Толботам? Надменный негодяй!

— Ничего подобного я не говорил.

— Так в чем же дело? — запальчиво воскликнула Бесс. — Давай объяснимся!

— Хорошо, объясню. Такие решения должен принимать я, а не ты. Я не потерплю своеволия. Неужели, по-твоему, я способен на такое великодушие? Очевидно, ты думаешь, что если я люблю тебя, то согласен во всем потакать тебе? Этого не будет, я не стану плясать под твою дудку. У себя в доме хозяином останусь я!

— Как ты смеешь так говорить со мной? — вскипела Бесс.

— Ты женщина, притом очень красивая женщина, и до сих пор я исполнял все твои желания. Ты всю жизнь водила мужчин за нос. Но со мной такой номер не пройдет, дорогая! Ты скоро поймешь, чем я отличаюсь от других мужчин.

— Не угрожай мне, дьявол! — Поскольку в наступление перешел Шрусбери, Бесс осталось только защищаться. — Как мать, я обязана заботиться о будущем своих детей!

— Ты слишком ненасытна, у тебя непомерное честолюбие. Оно не знает пределов. Но я не позволю ему погубить всех нас!

Схватив со стола чернильницу, Бесс запустила ею в мужа и промахнулась. Чернила расплескались по дорогому персидскому ковру.

Он холодно прищурился:

— Вы забылись, мадам, и ведете себя как торговка рыбой!

— А ты — как надменное отродье Толботов!

— Думаю, слуги уже наслушались достаточно. Если захотите попросить прощения, найдете меня наверху.

— Мне жаль, что я вышла за тебя замуж! — выкрикнула Бесс.

— И все-таки вы стали моей женой, — невозмутимо возразил Шрусбери, — и поклялись повиноваться мне. Ничего, я сумею укротить ваш пыл.

Бесс растерялась. Шрусбери вышел из комнаты, а она застыла на месте, ошеломленная поражением.

— Будь ты проклят, Шрусбери! — Бесс прижала ладони к вискам. «Сукин сын! Укротить мой пыл — вот еще! Ну, он у меня поплатится! Я сейчас же отправляюсь в Чатсворт!» Бесс вызвала горничную:

— Сесили, мы уезжаем. Нет, к черту вещи! — Она повысила голос:

— И драгоценности тоже оставь здесь!

На следующее утро Элизабет и Марселла с изумлением увидели Бесс в столовой, за завтраком.

— Что ты здесь делаешь?

— Живу!..

— А где Шрусбери? — спросила Элизабет.

— Раз и навсегда забудьте это имя! — прикрикнула Бесс и вызвала секретаря:

— Роберт, принесите счета в библиотеку. Марселла нахмурилась:

— Боюсь, между графом и графиней начался бой не на жизнь, а на смерть.

— Странно, что они вообще пробыли вдвоем так долго, — шепотом отозвалась Элизабет.

Бесс с головой ушла в работу. Покончив со счетами, она объехала все окрестные фермы, распорядилась, чтобы починили ветхие строения, и стала ждать появления Шрусбери. Не дождавшись его, Бесс осмотрела свои рудники и съездила в Хардвик, неподалеку от которого был недавно обнаружен угольный пласт. Бесс поклялась оказать Шрусбери достойный прием, но он не появлялся.

Всю следующую неделю она бушевала, бранилась и швырялась чем попало. Наконец, обессилев, Бесс бросилась на постель и зарыдала. Когда же ее гнев и жалость к себе иссякли, мысли постепенно прояснились. Она по-прежнему считала, что отлично спланировала будущее детей, но заговорить об этом следовало раньше.

Ей удавалось заполнять дни делами, но ночи казались бес-конечными. Бесс так тосковала по Шрусбери, что боялась умереть. «Будь он проклят! Почему медлит? — И она отвечала сама себе:

— Потому, что он высокомерный, упрямый и своевольный человек, привыкший к беспрекословному повиновению!» Бесс передернула плечами, сообразив, что описала себя. А если Шрусбери не приедет никогда? Эта мысль ужаснула ее! Что, если между ними все кончено? Бесс поднимут на смех, такого скандала она не перенесет! Но ее беспокоила не только репутация: она любила Шрусбери всей душой, гораздо сильнее, чем любил он! Что же теперь делать?

О поездке в Шеффилд и примирении Бесс не хотела даже слышать. Гордость не позволяла ей так унизиться. Она обдумала несколько способов заманить Шрусбери в Чатсворт, но отказалась от них, понимая, что все они шиты белыми нитками. Целую неделю Бесс промучилась бессонницей и как-то раз в отчаянии выпила бутылку мальвазии.

…Она проснулась, как от резкого толчка, и в ужасе огляделась. Комната была совершенно пуста. Сбежав по лестнице, Бесс обнаружила, что судебные приставы вынесли из дома все ее вещи, до последней безделушки. Она умоляла, уговаривала и плакала, но тщетно. Ее имущество уже погрузили в повозку. Бесс выгнали из роскошного дома, ей некуда было идти. Страх захлестывал ее гигантскими волнами, от паники перехватывало горло. На миг Бесс отвернулась, а когда снова повернула голову, то обнаружила, что ее родные и даже Чатсворт исчезли, словно растворились в воздухе. Она потеряла все, что имела! Ужас нарастал, пока не захватил ее целиком. Ощущение пустоты в животе чем-то напоминало голод, только было еще страшнее: Шрусбери тоже исчез! Бесс застыла, беспомощно опустив руки…

Проснувшись, она услышала свой голос, тоскливо повторяющий:

— Шру, Шру!

Бесс дрожала, вспоминая ночной кошмар, ей было страшно остаться одной. Во всем виновата только она сама, поскольку проявила упрямство и попыталась одержать верх над Шрусбери. Он не из тех, кто подчиняется женщине, — в этом и состоит его притягательность. Они расстались только из-за гордости Бесс. Она всегда обвиняла Шрусбери в чрезмерной надменности, а теперь вдруг осознала, что в этом не уступает ему. Да, они одного поля ягоды! К утру Бесс поняла, что делать.

— Сесили, где тот туалет, что я заказала для первого появления в замке Шеффилд?

Сесили подавила улыбку: о своем «появлении» в замке хозяйка говорила с таким видом, словно была королевой.

— Сейчас узнаю у портних, готов ли он.

Подойдя к огромному зеркалу, Бесс сразу увидела, что выглядит великолепно. Облегающий белый бархатный жакет подчеркивал красоту ее высокой груди и контрастировал с ярким, иссиня-зеленым блестящим бархатом пышной юбки. Под верхнюю юбку она надела три нижние — разных оттенков одного и того же цвета. Туалет Бесс дополняли перчатки и синие сапожки из мягкой кожи. Весь наряд был расшит мелким жемчугом, словно разбросанным по синему полю небрежной рукой.

Но первым делом взгляд приковывала пикантная шляпка с загнутым страусовым пером. Эта шляпка особенно нравилась Бесс: именно благодаря ей туалет поражал воображение. Она отнесла перчатки и шляпку вниз и уже хотела приказать седлать Ворона, когда лакей доложил ей о приезде графа Шрусбери.

Бесс прерывисто вздохнула. Граф шагнул в комнату, заслонив собой весь дверной проем.

— Ты приехал…

Он окинул жену быстрым взглядом:

— Да, за тобой, Плутовка.

Ее глаза вспыхнули, она с вызовом вскинула голову, с губ ее чуть не сорвался вызывающий ответ… «Придержи язык, Бесс», — прошептал внутренний голос.

— Что вам угодно, милорд? Я слушаю.

— Я приехал, чтобы увезти вас домой, в Шеффилд. Отныне вы станете послушной женой. — Помедлив, Шрусбери добавил:

— А если откажетесь, брак будет расторгнут. Упрашивать вас я не стану.