Укрощение строптивых

– А знаете, давайте сами возьмем этот дом штурмом, как будто мы – в армии.

Хью пришел в себя ближе к вечеру. Короткий зимний день уже заканчивался, когда он наконец открыл глаза. На полу лежали длинные тени. Сверху его укрыли одеялом, рану неумело, но старательно перевязали, и, хотя в голове у него звенело, а во всем теле была ужасная слабость, он почувствовал, что жар спал. Посмотрел вокруг, понял, что в комнате, кроме него, никого нет. Хью нахмурился, приподнялся на локте и позвал Иден. Голос его прозвучал хрипло из-за внезапно охватившего Хью страха.

В углу раздался шорох, послышалось движение. Хью облегченно вздохнул – он подумал, что это Иден.

Однако подошла к нему вовсе не Иден, а ужасного вида сгорбленная древняя старуха с растрепанными волосами. Не скрывая любопытства, она пристально посмотрела на него.

– Проснулись, сэр? Думала, вы проспите дольше. Пить, наверное, хочется, да, сэр?

– Где, черт побери, моя жена? – спросил Хью и ужаснулся, услышав, что слова прозвучали едва слышно.

– За нее не волнуйтесь, сэр. Она попросила, чтобы я присмотрела тут за вами. Сначала-то боялась вас мне доверить, да я ей сказала, что много больных выходила, когда была помоложе, сейчас-то мне девятый десяток. Том Паркер – мой внучек, – добавила она с гордостью, и глаза ее заблестели на испещренном мириадами морщинок лице. – Славный он малый, скажу вам. Я ведь знаю, что вы для него сделали. Долг платежом красен, так я ему и сказала, сэр...

Хью закрыл глаза и откинулся на подушку, а когда старуха закончила бормотать, повторил свой вопрос тоном, не допускающим возражений:

– Где же моя жена?

– Ушла с Томом, – коротко ответила старуха, поправляя укрывавшее его одеяло. Вдруг Хью схватил ее за руку, старуха вскрикнула от неожиданности и судорожно сглотнула. Она посмотрела ему в глаза, которые уже не заволакивал жар, но излучали теперь твердый тревожный блеск. – Да откуда мне знать, где они, ваше сиятельство? – испуганно пролепетала она. – Том сказал только, что они идут к дому. Я правда не знаю, что они задумали.

Она отшатнулась, когда Хью отпустил ее. Потом он осторожно поднялся с кровати. Ничего не сказав, спотыкаясь и покачиваясь, неуверенными шагами вышел из хижины. Старуха уставилась ему вслед, потирая руку, которую он больно сжал, от обиды у нее на глазах выступили слезы.

Кованые чугунные ворота, которые обычно закрывали парадный въезд в Роксбери, стояли настежь открытыми, верховая охрана беспокойно гарцевала перед ними. В домике привратника ярко светились все окна: Хью не сомневался, что там расположились люди Уинтона. Сгущались сумерки, но на западе еще светилась зелено-голубая полоска неба, ее слабого света было достаточно, чтобы различить выражение скуки на лице караульного, который семенил туда-сюда по подъездной дорожке.

«Они замерзли, проголодались, устали ждать меня», – подумал Хью. И в самом деле, буквально через полминуты к караульному приблизились еще несколько всадников. Хью отпрянул в глубь кустарника, откуда без труда расслышал их сердитый разговор. Все они были весьма недовольны взваленными на них обязанностями, некоторые уже открыто сомневались в целесообразности осады. Что толку мерзнуть здесь всю ночь, если Хью Гордон наверняка сейчас в другом месте – скорее всего на полпути к Лондону. Так думали почти все.

Вскоре из домика привратника показались еще люди, все они выражали такое же недовольство. Хью обдумывал, как бы использовать его в свою пользу, но тут подъехал Чарльз Уинтон.

– Возвращайтесь на свои посты! – приказал он.

Однако один из тех, что посмелее, сказал:

– А что толку, сэр? Роксбери не дурак, сам в капкан не полезет. Сразу догадается, что мы здесь ждем.

– Напротив, – с неприятной улыбкой произнес сэр Чарльз, – я знаю Хью Гордона куда лучше, чем любой из вас. Как только он узнает, что его дом осажден, он сразу же пожалует сюда.

«Вот ублюдок», – подумал Хью и почувствовал, как в нем закипает гнев – Уинтон сказал правду.

– Может, – продолжил сэр Чарльз, поразмыслив немного, – эта работа окажется вам больше по душе, если я назначу за голову Хью Гордона пятьдесят фунтов?

Толпа одобрительно загудела – сумма была огромная, кто-то оживленно уточнил:

– За живого или мертвого, сэр?

Чарльз скривил губы:

– Как вам будет угодно, мистер Мейхью.

«С этим парнем у меня личные счеты», – мрачно подумал Хью. Он пожалел, что при нем нет пистолета, но хладнокровное убийство сейчас бы мало что дало, только выдало бы сэру Чарльзу и его людям место, где он прячется.

Он забрался поглубже в кусты, вытянулся на животе и мысленно припомнил всех своих соседей, пытаясь определить, кто из них мог бы помочь ему. Быстро перебрал имена, отбрасывая одно за другим, потому что не знал, в каких отношениях эти люди с хозяином Прайори-Парка, пока наконец не остановился на майоре Эдгаре Чивертоне, старом волке, который последний раз сражался в Крыму. Вот он-то наверняка с радостью согласится опять взять саблю в руки и поработать ею за правое дело!

Хью и раньше обращал внимание, как много ветеранов британской армии осело в Сомерсете. Но если в прошлом он относился к этому с определенной долей иронии, то сейчас неожиданно порадовался. Старый вояка, прошедший индийскую школу, не задумываясь поднимет оружие против врага империи, даже если это его давнишний сосед Чарльз Уинтон, и уж, конечно, без труда соберет таких же, как он сам, седобородых вояк, чей глаз еще зорок, а рука тверда. Но Эдгар Чивертон живет в Дорлинг-Хит, а это в шести милях от Роксбери. Если идти пешком, уйдет почти вся ночь. Хью отдавал себе отчет в том, что еще совсем слаб от потери крови. Он не был уверен, что одолеет это расстояние, а где-то в глубине сознания застряла тревога, еще более неприятная, чем не перестающая ныть рана, – тревога за Иден: он ведь не знает, где она. А уйти, не выяснив, где она, нельзя. Ее надо взять с собой, в Дорлинг-Хит, там она будет в безопасности. Сэру Чарльзу никогда не придет в голову искать ее в маленькой сонной хижине у подножия Мендип-Хиллз.

«Надо было сразу ее туда отправить, а не идти сюда», – подумал Хью и, поняв, какую серьезную ошибку, возможно, он совершил, когда лежал в забытьи, разозлился на себя.

Размышления его были прерваны самым неожиданным образом – со стороны усадьбы из темноты раздался крик. Он повторился, и на этот раз Хью не сомневался, что расслышал правильно, хотя верилось с трудом.

– Готовьсь! Вперед!

Зазвучал пронзительный сигнал горна, однако было ясно, что горнист давно не играл, потому что нещадно врал и спотыкался. Хью, не веря своим глазам, увидел, как дорога у лесной опушки вдруг превратилась в сплошное море лошадей. В густом сумраке трудно было различить, сколько их там, но зато хорошо было видно, что они четко построены, каждый всадник держится своего места, и в до блеска начищенных ружьях отражается свет далеких звезд. Кавалерийский отряд!..

Хью понял это сразу, на своем веку он их немало перевидал. Но разум его отказывался верить глазам. Невозможно! Невероятно! У него, наверное, начинается бред. Во главе отряда – Эндрю Карстерз, с которым он повстречался на ужине у Уинтонов, в прошлом полковник Двенадцатого Калькуттского полка, старик, который обычно не мог разогнуться из-за ревматизма и подагры и без палочки не ходил. Хотя казалось, что его выцветший от времени мундир вот-вот лопнет по швам, а бакенбарды нелепо прилепились к щекам, в седле он держался безупречно, лихо подняв саблю, словно новобранец в своей первой атаке.

Позади него, немного правее, возглавляя группу грозно кричащих всадников, появилась Иден. Она опять надела маску Реда Рори и держала мушкет, к которому были привязаны две развевающиеся полоски геральдических знамен: одна полоска цветов рода Фрезеров, другая – рода Гордонов. Ошибиться было невозможно: Иден пронеслась так близко от места, где прятался Хью, что ему показалось, что он разглядел ее синие глаза под маской. Когда она проскакала мимо, Хью выбрался из укрытия и побежал, подстегиваемый яростью и страхом за нее.