Елена Троянская

Я почувствовала, как Эвадна ласково погладила мне лоб. Потом к моим запястьям прикоснулась холодная ткань. Мне приподняли руки и скрестили на груди.

«Я не сплю, не сплю!» — хотелось крикнуть, но немота сковала язык. В своей немоте я не получила освобождения от ужасных мыслей, я стала их пленницей.

Матушка. Матушка повесилась! Эта страшная картина не отступала. Матушка. Веревка накинута на шею. Покачиваются в воздухе, высовываясь из-под платья, ее маленькие ножки. Какого цвета платье было на ней? Она всегда предпочитала белый цвет, как лебединые перья, возможно не случайно. Надела ли она в свой последний день белое платье? Она покачивается, словно призрак, голова склонилась набок. Все воспоминания, и светлые и мрачные, покинули ее…

Я захрипела и услышала собственный хрип. Словно железная рука, сжимавшая горло, разжалась.

— Нет! Нет!

Я рванулась и села. Глаза открылись, и я увидела людей, окруживших меня. Парис бросился ко мне, обнял.

— Любимая, — пробормотал он. — Если б я мог сказать, что разговор на ярмарке неправда, страшный сон.

— Нужно сообщить Приаму, — мрачно объявил Геланор. — Немедленно. Я иду к нему.

Приам, крайне встревожившись, послал за купцами. Но их не смогли найти. Тогда Парис привел отца на то место, где они торговали: там оказалось пусто. Только смятая трава выдавала, что недавно здесь шла оживленная торговля. Соседи не могли сказать, куда подевались купцы из Спарты и вернутся ли они. Приам послал солдат обыскать окрестности вплоть до самого берега, но поиски не дали результата.

— Уехать отсюда не стоит труда, — заметил один из солдат. — Добраться по чистому полю до берега можно в два счета, а там — на корабль и в море. Я думаю, они уже успели далеко отплыть.

— Почему они так поспешно уехали? — недоумевал Приам. — Почему?

— Может, кто-нибудь шепнул им, кто мы такие, — предположил Парис. — А узнав, что под покрывалом скрывается Елена, они испугались.

— Чего им бояться? Наказания? — вскричал Приам. — Ведь не они же сбежали с Еленой!

— Люди не всегда действуют разумно, — вмешался Геланор. — Когда они чуют опасность, как заяц погоню, им свойственно убегать.

— Вот оно! Началось! — воскликнула, входя в зал, Гекуба.

— Еще ничего не началось, — ответил Приам. — Мы сделаем все, чтобы и не началось. Я пошлю послов…

— Купцы сказали, что время переговоров миновало, — напомнила я, мой голос звучал еще слабо. — Когда Приам сообщил послам, что вы ничего не знаете о Парисе и обо мне, они восприняли это как… сознательную ложь.

— Так я и думал! Именно этого я и боялся! Помнишь, Парис, что я сказал в тот день, когда вы приехали в Трою? Я сказал, что по твоей милости я стал лжецом.

Помедлив, Приам добавил:

— Только невольным.

— Они подумали иначе, — мягко сказал Парис.

— Конечно, а что еще они могли подумать? — тихо сказала Гекуба. — Нужно самим отправить послов к грекам. Нужно созвать совет. Елена должна…

— Нет! — закричал Парис. — Даже не произноси этих слов! Елена не вернется в Спарту! Я не отпущу ее. Никогда. Пойми это, матушка. Пойми, отец. Мы с ней поселимся в горах, но никогда не расстанемся.

— «В горах»! — усмехнулся Приам. — А что ты будешь делать, когда греки придут в горы и подстрелят тебя, как оленя, из лука? Стены Трои служат какой-никакой защитой.

Глубокое, мучительное чувство вины захватило меня. Матушка умерла, не стерпев стыда. А теперь разговоры о бегстве, выслеживании, новых убийствах.

— Парис!

Я встала и взяла его за руку.

— Моя матушка уже пожертвовала жизнью. Я не могу допустить, чтобы из-за меня появились новые жертвы. Жертву должна принести я, — сказав это, я вздрогнула.

Возвращение в Спарту не сулит ничего, кроме ужаса. За исключением того, что я вновь увижу Гермиону. А в остальном — смерти подобно.

— Благородные речи. Речи настоящей царицы, — кивнула Гекуба, и ее голос потеплел: таким я его никогда не слышала.

Наконец-то я заслужила ее одобрение — тем, что выразила готовность уехать.

— Я должна… Я должна…

Я запнулась и не смогла больше ничего выговорить.

Парис прижал ладонь к моим губам.

— Не говори этих слов! Слова имеют обыкновение сбываться! Этих слов мы никогда не произнесем. Я лучше умру!

— А Елена, может, нет, — пожала плечами Гекуба. — Не выбирай смерть за других без их согласия.

Я не успела открыть рот, как Парис опередил меня:

— Я выбираю смерть только для себя! Смерть за Елену. Я умру, защищая ее.

— И ты действительно умрешь, — изрекла Эвадна.

Ее голос был ледяным, как подземный источник, возле которого жила наша змейка.

— Я созываю совет старейшин, — объявил Приам, направляясь к выходу.

Ярмарка продолжалась долго, пока закрытие судоходного сезона не положило ей естественный конец. Приам принял все меры, чтобы никакие слухи не повредили обычному ходу ярмарки, которая приносила огромный доход. Скоро Трое может понадобиться ее богатство.

Геланор настоял на том, чтобы разослать соглядатаев: пусть снуют между торговцами и покупателями, слушают обрывки разговоров, собирают по крупицам сведения, которые ценятся на вес золота. Богатство лазутчика — это добытые сведения, говаривал Геланор. Соглядатаи, не очень ловкие, по мнению Геланора, ходили от купца к купцу, останавливались то возле одного, то возле другого, притворялись, будто сравнивают вкус финиковых хлебцев, привезенных из Фив, с теми, что из Мемфиса, будто разглядывают шумерские гребни из слоновой кости, интересуются приворотными зельями из корня мандрагоры и жабьего пота. При этом они пытались втянуть купцов в разговоры о том, что происходит в западных краях. Каждый день они приходили к Приаму и выкладывали свою добычу.

И несмотря на эти усилия, узнать удалось до обидного мало. Подтвердилось, что по всему Пелопоннесу греки собирают корабли и людей, чтобы отправиться за море. Предводительствует Агамемнон, брат оскорбленного Менелая. Правителям, которые не имеют флота, потому что их владения находятся далеко от моря, Агамемнон предоставит корабли сам. Бывшие женихи продемонстрировали верность клятве, данной моему отцу на кусках лошадиной туши. На призыв уже откликнулись Аякс и его брат Тевкр, Нестор и два его сына. Одиссей хотел увильнуть от участия в экспедиции, притворившись сумасшедшим, но его разоблачили. Царь Кипра Кинир разозлил Агамемнона тем, что обещал прислать пятьдесят кораблей, а прислал один настоящий и сорок девять игрушечных, из глины.

— Значит, они не хотят участвовать в походе, — заключил Приам. — Их принуждают силой, и все равно они придумывают способы уклониться.

— И все-таки на призыв откликнулось много народу. — Гектор нахмурился. — А надев шлем, воин забывает о своем нежелании сражаться.

— Мы не знаем ни числа кораблей, ни где они собираются, ни когда отплывают, — выразил сожаление Приам.

— Ясно, что они не смогут отплыть раньше следующей весны, — ответил Гектор. — Не прибудут же они накануне зимы только для того, чтобы разбить лагерь в Троянской долине и зимовать. А жаль!

Гектор окинул взглядом Приама, Гекубу, Париса и меня.

— Очень жаль! Мы бы их разбили без труда, ведь преимущества — обилие припасов и надежная крепость — на нашей стороне.

«На нашей стороне». Но я не желала погибели ни Менелаю, ни Идоменею с Крита, ни другим, кого я знала. Где теперь «моя сторона»?

— Они никогда не совершат подобной глупости, — сказал Приам. — Мы не должны полагать, что у них нет ни плана, ни стратегии. Конечно, они высадятся весной. Но в каком количестве?

— Дорогой Приам, я могу назвать число человек, с которых мой отец взял клятву, — ответила я. — Их было сорок. Под началом у каждого, конечно, разное количество воинов.

— Сорок, — повторил Приам и поежился. — Допустим, каждый привезет свой отряд на двух кораблях. Эта цифра, конечно, занижена, но начнем с нее. Сорок командиров, на каждого приходится два корабля, итого — восемьдесят. На каждом корабле в среднем помещается пятьдесят человек, выходит четыре тысячи воинов.