Узник страсти

Когда она ничего не ответила, он продолжил:

– Но ты не должна обвинять мадам Розу в происшедшем. Во всем этом было нечто большее. В интересах Комитета бдительности было избавиться от Муррея Николса, либо принудив его публично отступить, в случае чего его репутация в Новом Орлеане была бы полностью уничтожена, либо сразиться с ним на шпагах или пистолетах. Он слишком глубоко был замешан в делах Лилли и был слишком близок к тому, чтобы утвердиться в креольской общине посредством своего брака с твоей сестрой, чтобы позволить ситуации оставаться неизменной. Я не был невольным сообщником мадам Розы.

Когда-то он в течение недолгого времени думал, что Аня может быть связана с Мурреем и Лилли; то, как она похитила его, слишком хорошо служило их целям. Сейчас мысль об этом была ему просто смешна, хотя не так давно она вовсе не казалась таковою.

Аня повернулась к нему и уловила на его губах отблеск быстро мелькнувшей улыбки. Эта беглая улыбка, а также только что произнесенные им слова несколько охладили ее.

– А если бы я не предотвратила дуэль? Что тогда? Ты сознательно стал бы убийцей?

Убийца. Бессердечный убийца. Он уже слышал когда-то эти обвинения. Он плотно сжал губы, так что кожа вокруг его рта побелела, и когда он заговорил, в его голосе была слышна боль:

– Я никогда не имел чести видеть, как Николс сражается на шпагах или убивает кого-то из пистолета, но я счел своим долгом узнать что-нибудь о нем, включая и его мастерство во владении оружием. Моей целью было и сейчас является вынудить его покинуть город ради собственного блага. В обмен на это он получил бы, или получит сейчас, шанс убить меня.

Отличный шанс, который Муррей еще и надеется увеличить.

– Да, – сказала она, спокойно глядя на него, – но справедливо ли это?

– Использовать ритуал, связанный со старинными рыцарскими традициями, низменным образом ради высокой цели? Нет, но иногда это единственный возможный путь.

– Ты продолжаешь это делать, не так ли? Ты продолжаешь выполнять работу для своего Комитета бдительности, а не просто защищаешь свою честь?

– Очень немногие вещи бывают простыми.

Она долго смотрела на него, переводя взгляд с суровых черт бронзового лица на широкие плечи и по-мужски красивые крепкие руки. Она ощутила внутри порыв, который рос, становился все сильнее и сильнее, и внезапно она поняла, что больше не может сдерживать его. Она подошла к нему, мягко шурша юбками.

– Я тебе предлагаю одну очень простую вещь. Давай уедем вместе, прямо сейчас. К рассвету мы уже будем далеко отсюда, на дороге к Миссисипи или Техасу, если хочешь. И оттуда мы могли бы на пароходе отправиться в Рим, Венецию или Париж. Ты как-то предлагал жениться на мне; я стану твоей женой, если ты сейчас уедешь со мной.

Это был соблазн, подобный которому он не испытывал никогда в жизни. Желание схватить ее на руки и бежать с ней вместе, прежде чем она изменит свое мнение или придумает какую-нибудь чертовски разумную отговорку, разрывало его изнутри подобно дикому зверю с острыми когтями. Ничто из того, что ему когда-либо приходилось делать – ни сражение лицом к лицу с вопящими ордами никарагуанцев, ни мучения в камере пыток испанской темницы – не требовало от него такой силы воли, которая была нужна, чтобы смотреть ей в глаза и казаться равнодушным.

– Какая жертва, – протянул он. – Должно быть, ты очень любишь свою сестричку или, может быть, самого Николса?

– Или тебя.

Он отшатнулся, услышав эти слова, как будто кто-то с силой ударил его прямо в грудь.

– Не стоит! Ты можешь заложить свою бессмертную душу, но это не сможет остановить дуэль. Ничто не остановит ее на этот раз.

Ему не нужна была ее любовь, он не хотел ее. Ее наполнившиеся слезами глаза засияли в свете лампы.

– Ну что ж, прекрасно! Отправляйся на свою бессмысленную дуэль! Сразись с Мурреем и попытайся убить его, если должен это сделать. Но когда упадешь на сырую траву с пулей в груди, вспомни о том, что я предупреждала тебя!

Она резко повернулась, побежала к двери и распахнула ее так широко, что та стукнулась о стену. Через мгновение Аня была уже в холле.

Равель как прикованный сидел и смотрел ей вслед. Затем вскочил.

– Аня!

Ответом ему был грохот захлопнувшейся входной двери. К тому времени как он подбежал к ней и распахнул, экипаж уже тронулся. Он уже почти решил броситься за ней, но потом остановился.

Отчаяние сильной жаркой волной захлестнуло его изнутри, поднялось к глазам и затуманило их. Он издал какой-то тихий звук, и его плечи повисли. Возможно, так даже лучше. Он вошел в дом и закрыл за собой дверь.

Аня сидела в экипаже, выпрямившись, скрестив руки на груди и вглядываясь горящими глазами в темноту. Мысли одна за другой проносились в голове, и они вовсе не были приятными. Экипаж не проехал и двух кварталов, когда она подняла руку, чтобы постучать по крыше. Окошко, через которое можно было поговорить с кучером, открылось.

– Да, мамзель? – спросил Марсель.

– Отвези меня к дому Самсона и Илайджи, – сказала она.

– Но, мамзель! – запротестовал он с нотками беспокойства в голосе.

– Перестань, пожалуйста, – мягко сказала она. Окошко закрылось.

Они остановили лошадей в густых зарослях кустарника, переплетенного диким виноградом. Нужно было спрятаться от посторонних глаз, потому что небо на востоке становилось все светлее с каждой минутой. Их было четверо – Аня, Марсель, Самсон и Илайджа, – и они не разговаривали между собой. Они смотрели на дорогу, покрытую белыми морскими ракушками, раздавленными сотнями колес и потому походившую на длинную бледную стрелу, которая указывала назад, за город. Они смотрели и прислушивались, пытаясь уловить звук приближающегося экипажа. Три экипажа уже проехали мимо. В первом ехал пожилой мужчина с военной выправкой, который, по-видимому, был хирургом. Следом проехал экипаж с Мурреем и его друзьями, которые должны были играть роль секундантов. В последнем ехали мужчины, которые, по всей видимости, были секундантами Равеля.

Аня специально для этой поездки надела широкую кожаную юбку для верховой езды и сюртук, скорее мужской. Это была ее обычная форма одежды для езды верхом. Волосы она подобрала вверх и уложила короной на макушке. Она не ожидала, что ей предстоит драка, но все же хотела быть готовой ко всему, особенно после того, как прошлой ночью с нее чуть не сорвали платье.

Минуты медленно тянулись, а она в это время думала о человеке, которого они ожидали. Ее гнев против него растаял и превратился в печаль и сожаление, которые были настолько болезненны, что она с силой сжимала зубы, чтобы не расплакаться. Она предложила ему себя, свою любовь, а он отказался. Она хотела сейчас, чтобы тогда эти слова не были ею произнесены. Ей следовало бы знать, каким будет его ответ, и она сама поняла бы это, если бы события этой ночи не выбили ее из колеи настолько, что она даже не смогла все обдумать. Он сделал ей предложение из чувства долга. Отклонив его, она освободила его от обязательств. В течение какого-то времени он желал ее чисто физически, возможно, она была даже необходима ему для того, чтобы залечить раны, которые она невольно нанесла ему несколько лет назад.

Ему не понадобилось много времени, чтобы удовлетворить свои потребности. Сейчас она ему была больше не нужна.

Ну что ж, она согласна с этим. Она ранила его, нанесла ущерб его чести, и она же возместила все это таким образом, какой он сам выбрал. Он снова оказался в опасности, отчасти и из-за нее, и она исправит это. После этого все будет кончено. Они вернутся к тому вежливому пакту, который существовал между ними раньше. По возможности они будут избегать друг друга и станут разговаривать только тогда, когда это будет необходимо. Если встретятся, то посмотрят друг на друга и отвернутся, как будто они не были знакомы.

Но иногда, когда он не будет этого видеть, Аня будет наблюдать за ним, за его глазами, прикрытыми густыми ресницами, за изгибом его губ в улыбке, за небрежной грацией движений. Она будет смотреть и вспоминать, и сердце у нее будет обливаться кровью.