«Narcisse Noir / Чёрный Нарцисс» (СИ)

- Он прекрасно поёт, но я не знал, что он сочиняет музыку. Обычно сочиняю я, но…

Кучер крикнул, и карета остановилась у распахнутых ворот, после чего лакей открыл дверцы и, опустив подножку, помог выйти мэтру, который в свою очередь подал руку Дювернуа. За воротами, в которые не переставали входить гости, ожидал Тьери, который поспешил поправить одежды арфиста и переколоть брошь на ажурном шарфе, который тот недавно распустил, после чего взял под руку и повёл во дворец.

Жан Бартелеми шёл немного позади, и поскольку дворцовая территория была хорошо освещена по случаю праздника, он всю дорогу до дворца любовался хрупким силуэтом Тома, который не могли скрыть никакие кружева и рюши. Очарованный его павлиньей походкой, мэтр не мог оторвать взгляда от изящных лодыжек и затянутых в бледно-сиреневый шёлк гладких икр. Волосы, теперь доходившие только до плеч, спадали лёгкими волнами, отсвечивая золотом в свете фонарей, и всё, чего желал сейчас Лани – это догнать Тома, и, утонув в благоухании пушистых золотых колец, сжать в объятиях, оберегая от чужих взглядов и касаний, которые, как ему казалось, лишь оскверняют арфиста, и недостойны его. Однако, стоит заметить, что слуга Терпсихоры прекрасно видел, что нрав Тома далеко не такой лёгкий, каким кажется из-за обманчиво-хрупкой внешности. Он чувствовал силу, а также видел причиной их с Гийомом разлада именно то, что каким-то образом арфист до сих пор имел над Нарциссом определённую власть. Возможно, последнего это никогда не устраивало. На роль подчиняющегося Дювернуа не подходил ровно также, как и Гийом. Ещё одно наблюдение не давало покоя Лани – глаза Тома. Отчего-то ему казалось, что юноша видит, и даже последняя беседа в карете вновь напомнила ему об этом, так же как и то, что в следующий миг Тома остановился вместе с Тьери и обернулся:

- Мэтр, вы неспроста спросили меня о музыке. Мы и раньше с вами вели беседы на эту тему, и до сих пор вы ни разу не спрашивали о Гийоме. Почему? – взгляд арфиста был мимолётным, однако прямым и жёстким. Юноша дождался, пока Лани приблизился, и жестом отпустив Тьери, взял его под руку.

- Уверяю вас, это был случайный вопрос, - Жан Бартелеми возразил, встречаясь вновь с тем самым взглядом карих омутов, который затягивал в бездну и порабощал. Голос арфиста сейчас звучал иначе.

- Чего я не знаю о герцоге лотарингском, и почему это имеет отношение к музыке, Гийому? Вы были слишком удивлены, Ваша Милость, и я…

- Вы видите, - скорее ставя не вопрос, а утверждение, молвил Лани, - Ответьте на этот вопрос, и я отвечу на ваш.

Мэтр сжал ладони Тома в своих, и даже сквозь два слоя перчаток, он чувствовал тот ледяной холод, что от них исходил, а вскоре этот же холод расплылся в чуть раскосых глазах, превращая их из тёпло-карих в чёрные, отталкивающие.

- Нет.

***

Дворец искрился в хрустальном сиянии тысяч подвесок на роскошных люстрах, отсвечивая огням отражением их в золотой отделке стен и потолков. Зеркальный зал утопал в гладиолусах и георгинах, которых было выращено невиданное множество специально к этому дню, а король, между тем, принимал поздравления и подарки в зале Аполлона, куда были допущены только высшие чины государства и самые высокопоставленные гости. Между тем, рабочие закончили возведение театрального помоста в амфитеатре у малой оранжереи, передав эстафету декораторам, украшавшим его тканями и цветами. Смеркалось быстро, а потому кругом были расставлены дополнительные светильники и факелы, и особенно впечатляющим был фонтан Нептуна, красиво подсвечиваемый ими, и приятно охлаждавший разгорячённое лицо мелкими брызгами.

Гийом быстро шёл в направлении небольшого шатра, натянутого для артистов чуть позади летней сцены, когда его окликнул мсье де Ширак. Драматург воспользовался лёгкой растерянностью подопечного, который всё ещё переживал неприятную беседу с Тьери, и принялся давать всевозможные советы и наставления. Каждый танцор, а тем более их наставники, переживали не на шутку, боясь разочаровать короля и его гостей, а потому Беранже внимательно слушал и согласно кивал каждому слову мэтра, усердно пытаясь вернуть путающиеся мысли в нужное русло.

- А вот и Чёрный Лебедь, - ободряюще погладив Гийома по спине, улыбнулся Ширак, - Не бойся, сынок, главное, будь спокоен.

И действительно, вскоре к ним подошёл уже облачённый в театральный костюм Марисэ, после чего пожилой мэтр поспешил к Жирардо и прочим молодым людям, которые в этот день танцевали женские партии, и одеты были соответствующим образом.

Лёгкая неловкость, повисшая на мгновение между молодыми людьми тотчас сменилась на битву взглядов, которые вели пылкую беседу вместо своих обладателей. Слова застыли на языке Гийома, и борясь с желанием поскорее скрыться в шатре, он лишь безмолвно взирал на великолепно одетого Марисэ, волосы которого были убраны в красивую причёску с длинной косой, и украшены сияющей диадемой с изумрудами и павлиньими перьями. И без того большие глаза были красиво подведены сурьмой, которая только подчёркивала раскосый разрез, а лёгкий румянец, внезапно вспыхнувший на фарфоровых щеках, проглядывал даже через внушительный слой белил. Чёрный лебедь первым прервал тягостное молчание, предложив Гийому помочь с гардеробом, и подарил при этом улыбку столь очаровательную, что Беранже всерьёз задумался о том, по праву ли звёзды и луна слывут самыми прекрасными на земле и небе?

Оказавшись в шатре, оба танцора зашли за ширму, где слуга по имени Поль, обычно помогавший артистам с костюмами, предложил свои услуги, но Марисэ отпустил его, заверив, что справиться сам. Надлежит отметить, что услышав этот разговор, каждый из присутствовавших танцоров - их было сейчас ровно тридцать два, - счёл своим долгом хоть на миг заглянуть за жёлтую китайскую ширму с нарисованными цаплями, чтобы лично убедиться в том, что неприступный и надменный Чёрный Лебедь, с которым не каждый из присутствующих хоть раз говорил, за всё время в королевском балете, собственноручно одевает и подводит глаза этому прованскому самоучке, которым они часто называли Гийома между собой.

Марисэ, тем временем, целиком сосредоточился на лице Билла, с невероятной нежностью смахивая случайные песчинки кончиками пальцев, в одной руке держа кисточку, а другой мягко придерживая острый подбородок. Гийом прикрыл глаза, сказав, что так будет удобнее наводить линии на веках, на самом же деле его безумно смущало нахождение с Марисэ в такой непосредственной близости.

Восточный герцог также был смущён не меньше - Чёрный Нарцисс в точности отражал значение своего имени, поражая взгляд глянцем молочно-мраморной кожи, которой давно не касались лучи солнца, и точёное лицо его светилось в обрамлении тёмных волос, как луна в ночном небосводе. Чёрные, изящные линии бровей, как купола венчали прекрасные, влажные глаза с розоватыми, точно лепестки индийского лотоса, уголками. Держать в руках совершенство, не испытывая при этом никаких эмоций – нелегко, и потому даже самообладание Марисэ оказалось под угрозой. Лицо Беранже напоминало распустившийся цветок нарцисса, а чёрные бархатные ресницы – трепещущие крылья махаонов, что стремились к нектару в его сердцевине.

Не в силах дальше проявлять твёрдость, Лебедь воспользовался возможностью, что подарили опущенные веки, и последовав примеру воображаемых бабочек, легко коснулся мягких губ Гийома. И стоило Беранже только приоткрыть их, от неожиданности, как Марисэ отбросил кисточку, углубляя поцелуй, и хватая его за руки, не дав вырваться. Спустя несколько мгновений Билл стал отвечать на поцелуй, и ему казалось, что это не касания губ и языка, а застывший мёд тает во рту, оставляя после себя, кроме сладости, тёрпкую горечь. Гийом боялся открыть глаза, только бы не ушло это восхитительное видение, и Марисэ, чувствуя его расслабление, продолжал, размазывая по губам помаду. Аккуратно проникая под складки парчи платья, и вызывая мурашки на горячем животе своими прохладными пальцами, он потянул Беранже на себя, заставляя пересесть с пуфика к себе на колени.