Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

- Мама, а кто такая госпожа Ка-Нейт? – спросил ее сын, когда они вошли в дом.

- Одна госпожа, которую наказал бог Амон, - ответила Тамит. – Бог наслал на нее болезнь.

Хепри подумал.

- Наказал? А почему ты хочешь, чтобы она поправилась?

Тамит тихонько посмеялась.

- Я не хочу, чтобы она поправилась, малыш, - сказала женщина. – Я сказала, что хочу, чтобы стражник не рассердился. Понимаешь?

- Да, - серьезно ответил Хепри. – Стражники помогают злым людям, которые убили отца, - прошептал он, оглянувшись на окно.

Ему было уже пять лет, и он был большой умница. Тамит с удовольствием поцеловала сына.

- Я буду работать, а ты беги играй, - сказала она мальчику.

- Хорошо, мама, - ответил он. Помедлил, глядя, как мать достает свои бесхитростные принадлежности.

- Я больше не хочу играть один, - сказал Хепри. – Мне очень скучно.

Тамит кивнула.

- Знаю, малыш. Может быть, тебе скоро разрешат выходить…

Он потоптался на пороге и ушел, не очень-то в это веря. Тамит тоже не особенно верила в такую возможность, но кто знает… Если боги благосклонны в одном, может, помогут и в другом?

Тамит вдруг отложила работу и взяла со стола зеркальце. Когда-то ей разрешили иметь его, еще несколько лет назад… и Тамит смотрелась в него каждый день, просто чтобы убеждаться, что она – еще Тамит, что она еще молода и красива, что она еще живет.

Тамит с удовольствием коснулась своего отражения. Руки были темные и загрубелые – нечем было защищать их от солнца, нечем спасать от работы… но лицо было лицом молодой, полной здоровья женщины. Тамит знала, что ее не точит изнутри никакой недуг, а красоту легко восстановить – если есть здоровье.

Она знала, что Ка-Нейт скоро умрет. Как жаль, что не завтра. Как жаль, что ее поразила не проказа – чтобы ее мужу расхотелось обнимать ее и соединяться с нею, чтобы от нее отшатнулись все, кто ее любил.

Руки женщины перелетали над прутьями, быстро и ловко переплетая их, а мысли были далеко, и с губ не сходила улыбка. Она не чувствовала, сколько прошло времени, погрузившись в приятные мечты.

И вдруг ее работа была прервана радостным возгласом:

- Мама, мне разрешили выходить! Мне разрешили гулять в городе!

Всегда серьезный Хепри подпрыгивал в дверях – так его распирало счастье.

- Да что ты говоришь! – воскликнула мать, вскакивая с табурета.

И тут же ее охватила тревога.

- Смотри, будь осторожен, - сказала она. – К чужим людям не подходи. Собак и колесниц остерегайся, не упади в реку…

- Хорошо, - обещал мальчик, и Тамит знала, что он не ослушается. Он умница.

- А к чужим детям можно подходить? – спросил Хепри.

Она рассмеялась.

- К чужим детям можно.

Интересно, выпускают ли одних гулять детей Ка-Нейт? Ее мальчишке уже семь лет – да он почти взрослый, должен быть сейчас учеником жреческой школы…

Наверное, родители без памяти любят его – еще бы, он так похож на отца.

В этот день Хепри вернулся поздно – ужасно возбужденный, усталый, грязный и голодный. Мать вымыла его и накормила, не задавая никаких вопросов, и мальчишка тут же упал и уснул. Тамит знала, что сын очень любит ее и доверяет – и непременно все расскажет сам.

А потом, может быть, Тамит начнет давать ему маленькие поручения… и он справится, должен справиться. Таких мальчишек, как он, не запоминают – их в городе тысячи.

На другой день ее сын снова убежал гулять – с самого утра, а Тамит отправилась на обычную прогулку. Она решила опять пойти в храм и послушать, что там говорят. Когда она оказалась в храмовом дворе, стражник неожиданно задержал ее и указал на группу людей впереди – Тамит сообразила, что там великий ясновидец.

Ей и отсюда хорошо было видно его – Тамит очень давно не сталкивалась с человеком, из-за которого испытала все возможные несчастья, человеком, одаренным и красотой, и властью, и золотом, и любовью… Сейчас Тамит даже с первого взгляда не поняла, что это он. Белые одежды жреца как будто потускнели, а лицо стало пепельным от горя.

Да это же старик! с восторгом подумала Тамит, жадно вглядываясь в эти черты и ища новые морщины. Ты будешь повержен, старик! Неужели ты думал, что твое торжество вечно?

По дороге домой женщина снова с наслаждением вспомнила все свои радости. Она пожала плечами и недоуменно улыбнулась, изумляясь, как могла так страстно желать этого человека – как могла так страстно желать принадлежать ему. Да ему уже пора уходить к его месту – на Запад. Вместе со своей женой.

- Что ты так веселишься? – спросил стражник, заметивший ее ужимки. Этот ее не любил.

- Радуюсь, что мой невинный сын получил свободу, - ответила Тамит.

Да, она очень этому радовалась, и сейчас особенно.

* Нейроинфекция. До недавнего времени они были абсолютно неизлечимы, сейчас лечатся только длительными курсами антибиотиков.

* Действительно, на заре древнеегипетской истории культы, как и сами боги, были значительно более жестокими, чем в эпоху Нового царства, во время которой разворачиваются события. Практиковались человеческие жертвоприношения, в том числе и массовые – например, при погребениях царей: считалось, что убиенные жены, слуги и приближенные будут сопровождать усопшего в загробный мир. Впоследствии древнеегипетским умершим было достаточно только изображений близких и слуг на стенах своих гробниц.

========== Глава 34 ==========

Просветление длилось недолго – вскоре состояние Ка-Нейт ухудшилось снова, так что она надолго слегла. Домашний врач измучился, пытаясь выдумать ей укрепляющее средство, которое могло бы придать госпоже сил, если не вылечить… и эти средства помогали, но ненадолго. Было замечено, однако, что госпожа чувствует себя лучше, если питается мясом и рыбой, исключая сладкие фрукты и белый хлеб, и для нее стали готовить совершенно отдельно. Ка-Нейт смущало и мучило, что приходится давать и без того занятым поварам лишнюю работу.

Господин дома с трудом удержался, чтобы не сказать, что готов замучить сколько угодно поваров, только бы ей стало легче.

Ка-Нейт начала страдать от болей в мышцах, головных болей, а днем ее неодолимо клонило в сон, сколько бы она ни проспала ночью. Врач придумал вынести постель госпожи в уголок сада, засаженный кипарисами и кедрами, чтобы она проводила часы дневного сна здесь и дышала целебным воздухом около этих деревьев. Ка-Нейт больше не имела сил возражать против таких забот – хотя страдала, что ради нее изменился весь порядок в этом доме, что ее болезнь поглощает столько сил.

Ее муж стал даже пренебрегать ради нее своими обязанностями – замечал, что ей легче, когда он рядом… и часто оставался с нею, пока Ка-Нейт спала, уложив ее голову себе на плечо и держа ее за руки. У нее постоянно были теперь холодные руки, какая бы ни стояла жара. Ка-Нейт как-то попросила его не утруждать себя так… но у нее не хватило сил сопротивляться ему и возражать против страстного и яростного отказа.

Неб-Амон рад был бы не отходить от нее совсем – какие труды! Какие неудобства!

Он заметил, что лучше всех лекарств ей помогает близость с ним – и ночи с ним. Вначале Неб-Амон хотел поберечь жену, но она упросила его… его скорее нужно было удерживать, чем упрашивать…

- Я еще приятна тебе? – робко улыбаясь, спросила Ка-Нейт.

О, если бы только она знала, насколько… приятна…

Но он боялся, что повредит ей – а вдруг она забеременеет сейчас? Ведь это опасно!

Ка-Нейт тогда попросила врача о средствах против зачатия, до того она о таком только слышала. И муж снова стал проводить с ней ночи – полные небывалой ранее нежности, словно дарил Ка-Нейт лучшее и самое дорогое лекарство… любовь.

Он ни на минуту не думал, что может перенять ее болезнь. Это были лучшие мгновения для их тел и душ; жена как будто возрождалась после этого…

Однако приступы слабости приходили все чаще и становились все более долгими. Вокруг Ка-Нейт часто собиралась вся семья, и любящие ее слуги теперь возвращали госпоже те заботы, которыми она окружала их, когда была здорова. Аменемхет, как отец, подолгу держал руки Ка-Нейт в своих и глядел ей в глаза, задавая вопросы о ее здоровье… толковые вопросы, как взрослый; а малышка Меритамон просто улыбалась матери и прикасалась к ней. Лучшее лекарство… но Ка-Нейт было неприятно, что дети видят ее в таком положении и огорчаются.