До конца своих дней

Казалось, это должно было бы подготовить ее к зрелищу, которое ожидало их на острове, но, когда они завернули за последний поворот и Гинни увидела дымящиеся угли на том месте, где стоял их дом, она окаменела от ужаса. Как же так! Где же их дом, крыльцо с качелями, свежее починенная крыша над кладовкой... Сколько воспоминаний: стол в кухне, потрепанный том «Айвенго», деревянные мечи...

– Патрик! – закричала она, выскочив из пироги на берег. – Джуди! О Господи, где же вы?

Ответа не было. На пожарище царила тишина, звучавшая как обвинение. Мальчики медленно вышли на берег вслед за Гинни. Они с ужасом смотрели на обгорелые бревна. Так не бывает! Не может быть, чтобы их дом так сразу перестал существовать!

И тут Гинни увидела валявшийся на земле медальон. Она опустилась перед ним на колени, не смея взять в руки. Ей на ум пришли слова Ланса: «Да кто тебе позволит жить в этой развалюхе!»

– Будь ты проклят, Ланс! Зачем ты это сделал? – рыдала она. – Убить ни в чем не повинных детей.

И вдруг, словно в ответ на ее проклятия, со стороны протоки раздался громкий голос Ланса. Он с кем-то сердито спорил.

– Папа, – ахнули мальчики.

Гинни вскочила на ноги и прижала их к себе. Нет уж, она не даст Лансу завершить свое черное дело!

– Мальчики, где нам спрятаться?

– В крепости – хором ответили все трое.

Джервис смотрел, как Ланс бросился в погоню за Гинни. С ним были Морто и три головореза, которых они захватили в таверне «Ривервью». «И зачем я только» сюда приехал?» – устало подумал он. Разве что потому, что ему невыносимо оставаться в доме брата. Черт бы побрал этого Джона! Даже мертвый, он сумел взять над ним верх!

Пятиминутный разговор с поверенным убедил его, что Джон не оставил ему по завещанию ничего, кроме перчатки Аманды с предупреждением, что у Тилмена находится письмо, которое тот передаст местным властям, если Джервис навсегда не уберется из Розленда.

Неужели Джон все это время знал, как на самом деле умерла его жена? Неужели он позволил Джервису управлять Розлендом лишь для того, чтобы тот себя окончательно выдал? Как он нашел эту перчатку? Неужели денно и нощно следил за братом?

Джервис вытащил из кармана бутылку с лауданумом, которую нашел в столике брата. Она была почти полна.

– А, какая разница? Так или иначе, я погиб.

Джервис вздохнул и сел на бревно подальше от пожарища. Здесь его не сразу найдут. Он не знал, сколько лауданума надо принять, чтобы покончить с собой, но собирался это выяснить. Лучше так, чем застрелиться он был слишком труслив, чтобы пустить себе пулю в лоб.

Он открыл бутылочку и высыпал в рот немного порошка. Он был горький на вкус, и Джервис, чертыхнувшись, достал из кармана бутылку виски. Он поочередно глотал порошок и запивал его виски, проклиная всех и вся, своенравную Гинни, тупицу Ланса, который не сумел ее обуздать, своих родителей, которые обожали старшего сына и не обращали никакого внимания на младшего, покойную жену. Как неудачно он женился, упустив свой единственный шанс стать королем, владельцем замка! И где сын, которого он так ждал? Жена родила ему какую-то робкую мышку. Да и сама в подметки не годилась Аманде.

Как красива была Аманда Маклауд, как соблазнительна, черт бы ее побрал! Она тоже виновата в его несчастьях. Она разбила его сердце, выйдя замуж за его брата. И все же от каждой ее улыбки в нем оживала надежда. А в каком он был восторге, когда она в ту ночь сказала, что уедет с ним. Дожидаясь ее в договоренном месте у протоки, он чувствовал себя юношей, он строил грандиозные планы. А она заявила, что передумала, что не может уйти от Джона. И тогда от ярости и обиды он потерял голову. Он не помнил, что было дальше. Когда он очнулся, в руках у него была тяжелая палка, а на земле перед ним лежала мертвая Аманда.

У него хватило соображения представить дело так, будто она упала с лошади. Пусть Гинни и Джон винят себя в ее смерти – так им и надо! Но он совершил одну ошибку – взял на память перчатку Аманды.

Это был дурацкий жест – стянуть с ее мертвой руки перчатку и хранить ее как символ благосклонности его дамы. Шериф очень удивлялся, что на мертвой женщине только одна перчатка, но его ничего не стоило убедить забыть о ней. И все забыли про перчатку. А Джон, оказывается, не забыл.

Джервис проглотил последнюю порцию порошка и еще раз проклял Джона. По его вине он потерял надежду на деньги Гинни, на Розленд. Ему вообще ничего не светило, кроме петли. Даже из могилы Джон ухитрился отомстить ему.

Подняв глаза, Джервис увидел, что к берегу причалила пирога Латура. Вот те раз! Живехонек, даже брови не опалил! Дьявол! – выругался Джервис. До чего же похож на Джона! Ходит гоголем, всегда ухитряется взять верх, даже когда все против него. При мысли, что Латур остался жив, что он получит Гинни и с ней ее денежки, Джервис остервенел. В его затуманенном опием мозгу это слилось воедино с тем, как Джон отнял у него Аманду.

Он, шатаясь, встал на ноги. «Стрелять в этого проходимца бесполезно, – подумал он, – все равно промажу. Но по крайней мере можно ему отравить радость победы. Язык мне пока не отказал. С какой стати я должен страдать один?»

Раф стоял перед пожарищем, тупо уставившись на медальон. Свидетельства того, что здесь произошло, были у него перед глазами, но его ум отказывался воспринять случившееся. Ему казалось, что дети вот-вот выскочат из зарослей и предъявят ему связку пойманной рыбы. А на крыльце, улыбаясь, будет стоять Гинни.

Он позвал детей по именам, но они не выскочили из зарослей. Постепенно ужасная правда доходила до его сознания. Крыльца нет – и Гинни тоже больше не будет.

Боль стиснула ему сердце. Он вспомнил, как кричал на нее вот здесь, на этом самом месте, швыряя ей в лицо мелочные обвинения и требования. С какой радостью он забрал бы их назад! Пусть она вернется в Розленд, твердил он как заклинание, пусть вернется к Бафорду, лишь бы была жива.

– Уж не мою ли племянницу ты ищешь, Латур?

Раф круто обернулся. Он никого не ожидал здесь увидеть, и уж меньше всего Джервиса Маклауда. Как он сюда попал? И главное – что он знает о Гинни?

– Ты опоздал, – сказал Джервис, убивая в нем последнюю надежду. – Моя племянница далеко.

Далеко? Это слово опустошило Рафа. Неудивительно, что Джон Маклауд сдался перед жизнью. Как можно бороться, когда ничего не осталось, кроме как заливать горе вином?

Джервис шатался, похоже, тоже заливал какую-то свою неудачу вином.

– Треугольник – вещь предательская. Когда сходятся трое, один обязательно окажется лишним. Мы с тобой, Латур, оказались лишними. Мы проиграли, Раф почти не слышал его слов. Его ум уже начал воспринимать страшную правду, он уже начал подсчитывать потери. У каждой потери было лицо и имя, и каждое лицо будет преследовать его во сне до конца его дней. Это же были дети, пришла ему запоздалая мысль. Он должен был оберегать их. Но как такое могло случиться?

– Некоторые женщины так устроены, – бормотал Джервис. – Джон мог у нее на глазах лечь в постель хоть с сотней баб, и все, равно Аманда предпочитала, его всем.

Джон? Аманда? Раф потряс головой.

– Не пойму, о чем это вы, мистер Маклауд.

– О том, что Гинни – точь-в-точь мать. Как застрянет в башке одно имя, так его ничем оттуда не вышибешь. А тебя она, парень, просто жалела. Но я ей сегодня утром вправил мозги.

И Джервис стал рассказывать, как он расписал Гинни все преступления Рафа, поступки, которые он действительно совершил, или свои собственные измышления. Раф представил себе, как Гинни слушает дядю и верит каждому его слову. Эта картина заслонила все остальное, и до него не сразу дошло, что Джервис все это рассказывал Гинни сегодня утром.

– Постойте-постойте! – перебил он Джервиса. – Где вы это все ей рассказали?

– В Розленде. Она вчера вернулась домой.

– Так она жива!

Раф словно воскрес из мертвых. Джервис с ухмылкой посмотрел на него, потом на пепелище.

– А ты думал, что мы ее сожгли вместе с домом?