Живу тобой одной

– Можешь переселяться, когда захочешь. В доме чисто. Белье убрано, чтобы не пылилось. Если хочешь, я могу хоть сейчас тебя туда отвезти. Наверное, нелегко снова возвращаться в родной дом, который годами стоял заколоченным. Здесь нужна женская рука.

Он ответил вежливо, отстранений:

– Сердечно благодарю, но мне это не нужно. Старый холостяк всегда все делает по-своему.

Их взгляды скрестились в молчании. Каждый думал о своем. «Колдовство кончилось. Она больше не властна надо мной».

«Он избавился от своей импотенции, я это чувствую. Теперь он мой».

– Нат… он сейчас в колледже? Не могу поверить, что прошло столько времени. Малыш Нат уже в колледже…

– По возрасту, он уже может идти на войну, – с горечью ответила Келли.

Хэма как обухом по голове ударило. Он и сам записался добровольцем, но не ждал, что его призовут. Его зарегистрировали как моряка торгового флота, а эту категорию обычно на военную службу не призывали. Со временем, если он не вернется на море, категорию ему могут изменить. Но как сказал один сержант, с которым он разговорился в баре в Сан-Диего, в первую очередь берут молодых. Молодых… таких, как Нат. Его сын.

– Он считает, что не стоит начинать новый семестр в Йеле, – продолжала Келли. – Некоторых его сверстников уже призвали. Говорят, король Франклин очень скоро втянет нас в войну, и она будет долгой. Мне иногда кажется, этот дурачок ждет не дождется, чтобы его призвали.

– Если это так, почему он не записался добровольцем?

– Замолчи! – Хэм вздрогнул от ее резкого окрика. – И он хочет это сделать.

– Значит, у парня есть голова на плечах. В этом случае он сможет выбирать, где ему служить – в армии, во флоте – и по какой специальности.

– Какая разница? Ведь, в конце концов, его пошлют на фронт. На смерть в чужой войне.

Он не узнавал ее. Обреченность не может исходить от Келли, всегда неукротимой, неподдающейся, неуязвимой. Сейчас она похожа на одну из тысяч американских матерей, обеспокоенную судьбой своего сына. Как прозаично…

– Во-первых, далеко не каждого солдата убивают. Большинство возвращаются живыми и невредимыми. Во-вторых, требуется целая армия чиновников, чтобы оформить всех желающих попасть на фронт. И зачем жить в ожидании несуществующей опасности? Мы пока не воюем. Возможно, и не будем воевать.

– Я разговаривала с Уэйном Гаррисоном, одним из высших советников Рузвельта. Ты, может быть, слышал – Уэйна прочат в кандидаты на президентский пост в сорок четвертом году.

– Если Рузвельт уступит ему место.

– Не будь идиотом! Четвертый срок?!

– Ты же сама говорила, что он создан из королевского материала.

– Говорила… Так вот я консультировалась с Гаррисоном. Если Нат твердо решил поступать на военную службу, самое лучшее для него – получить назначение в Уэст-Пойнт. Там он прослужит четыре года в безопасности, даже если мы вступим в войну.

Хэм мысленно поаплодировал ее изобретательности. Нат отбудет службу в военной академии, в прекрасном окружении, готовясь стать офицером и джентльменом. Ни пуль, ни окопов. Почти так же комфортно, как в Йеле. И от Уитли недалеко.

– Это может оказаться не так просто, как ты думаешь. Я имею в виду – попасть в Уэст-Пойнт. Парни со всей страны стремятся получить назначение. Боюсь, политические интриги здесь не пройдут.

– Чепуха! Уэйн все устроит. Он мне обещал. Главная проблема в том, чтобы убедить моего упрямого осла. Может быть, ты мне в этом поможешь, Хэм?

– Посмотрим.

Возможно, этот едва уловимый намек на уязвимость, замеченный им в Келли, – как сучок в сосновой доске, крепче ровного дерева вокруг. Его не распилить никакой пилой и не разрубить никаким топором. Она все еще обладает немалой властью, в этом нет сомнения. Держать в руках такого человека, как Гаррисон, доверенное лицо президентов и королей, – это чего-нибудь да стоит. Интересно, какие пружины она пустила в ход, чтобы манипулировать этим достопочтенным чиновником, государственным деятелем, будущим кандидатом в президенты?

– Ладно, пошли в дом. Скажу Мод, чтобы приготовила еще один прибор для ужина. Она все еще служит у нас, единственная из всех. Джейн ушла, старый Сэм умер.

– Дядя Уолт держал меня в курсе событий. Писал раза два или три в год. К тому времени, как я получал его письма, новости, наверное, уже устаревали, но не для меня. Мне очень жаль Карла, Уолта и Сэма. – Он пошел за ней по тропинке к дому. – А как Брюс и Крис?

– Не очень хорошо. Обоих пришлось положить в больницу. У Брюса цирроз печени. Из них двоих ему больше повезло: доктора считают, ему осталось жить от силы год. А вот бедняжка Крис… Когда Брюса отправили в больницу, она окончательно лишилась рассудка. Они были… – Келли закусила губу, – очень близки в последние годы. Здоровье у нее прекрасное, она еще лет тридцать проживет. Находится в прекрасном месте, лучшем, какое можно купить за деньги. Но это смерть заживо. Она живет как трава.

– Недешево, наверное, обходится содержать их обоих в клиниках.

– Недешево… – Келли откинула прядь волос со лба. – Все доходы от имений Мейджорсов и Найтов сразу расходятся на различные выплаты. В прошлом году мне даже пришлось взять кое-что из основного капитала.

Хэм достал сигарету.

– Я уверен, что благотворительную программу, которую ты осуществляешь для всего Найтсвилла…

Келли в раздражении перебила его. Как он вообще смеет…

– Урезать помощь нашим людям в это трудное время?! Исключено. – Она искоса с подозрением взглянула на Хэма. – Ты ведь сказал, что приехал, чтобы выполнить свои обязанности по отношению к Найтсвиллу?

Он смотрел ей прямо в глаза, не мигая.

– Именно так. И я намерен выполнить свое обещание в точности.

– Понятно.

Келли чувствовала себя с ним не в своей тарелке, как ни с кем другим. Скрытный, недосягаемый, загадочный, незнакомый Хэм. Никак к нему не подберешься.

– Письмо, которое ты послал юристам перед отъездом… – осторожно начала она. – Я ведь им так и не воспользовалась. Твоя доля отцовского наследства осталась нетронутой. Я лишь подтвердила свои полномочия принимать решения, касающиеся твоего имущества, в твое отсутствие.

Хэм был поражен. Какой альтруизм со стороны Келли! Он ведь добровольно отказался от своей доли наследства.

– Очень великодушно с твоей стороны, Келли. Я тебе, в самом деле, благодарен.

Возможно ли, чтобы время изменило ее, как оно изменило его самого? Внезапно Хэм почувствовал страстное желание поверить в такую возможность и… встревожился.

У живой изгороди Келли резко остановилась. Чуть согнулась, держась рукой за живот. На лице появилась мимолетная гримаса боли.

– Ты плохо себя чувствуешь?

Она поспешно выпрямилась, расправила плечи, двинулась вперед.

– Нет, ничего. Женские проблемы. Все уже в порядке.

– Мне не терпится увидеть Ната. Он сейчас дома?

– Думаю, да. – Она коснулась его руки. – Хэм… Не жди, что он встретит тебя как долгожданного блудного сына. Ты уехал внезапно, дал ему понять, что скоро вернешься. Для него это явилось страшным ударом. А потом столько лет ни одного письма. Он страшно переживал. Так что не жди от него многого.

– Я и не жду. Может быть, со временем я добьюсь, чтобы он понял, но давить на него не собираюсь.

Она испытующе взглянула на него.

– Тебе так важно, чтобы он понял? Раньше тебя это не заботило. Когда он был ребенком, ты старался держаться от него подальше, как от прокаженного.

Он сжал руки в карманах в кулаки, поднял глаза к небу.

– Келли… Как ты цитировала совсем недавно? Дай-ка вспомнить. «Ни внешность его, ни внутренний мир нисколько не напоминают прежнего человека».

Его хитрость смутила ее. Да-да, это именно хитрость! Вместо ответа он кидает ей в лицо ее же собственные цитаты. С этим Хэмом надо держать ухо востро.

Он выдохнул клуб дыма. Белый ватный комок полетел к облакам, растворился в воздухе.

– Хэм! Ты куришь?! – Келли нахмурила брови. – Ты всегда был против курения. Помнишь эти отвратительные сигары Карла?