Дочь обмана

— И никогда не было.

— Почему у одних есть все, а у других — ничего? Почему некоторым приходится стоять в сторонке, а потом подбирать крошки с барского стола?

— Этого я не знаю, Лайза.

— О, Боже! Они, наверное, хотят упечь меня в какую-нибудь дыру, где много таких, как я… калек… доживают свои дни.

— Не говори так, Лайза. Я знаю, ты перенесла много страданий, ты и сейчас страдаешь. Но ведь бывают моменты, когда наступает улучшение.

— Как ты можешь об этом судить? Тебе бы понравилось, чтобы тебя прогоняли? Или чтобы тебе представился счастливый шанс, и когда ты была уже почти у цели, случилось такое? Я могла бы стать второй Дезире! Да, я знаю, могла бы. Но произошло это несчастье.

— Я понимаю. Это жестоко.

— Я была сбита с ног, раздавлена — и как раз тогда, когда у меня был шанс.

Она смотрела на меня невидящими глазами, и слезы текли по ее щекам. Мне искренне хотелось утешить ее.

— А твоя мама, — продолжала она. — У нее было все — слава, богатство. И вдруг ее жизнь прервалась. Так внезапно.

Она откинулась на подушки и закрыла глаза.

— Ноэль, — прошептала она, — таблетки.

У ее кровати стояла небольшая тумбочка, служившая столиком. На ней был стакан и графин с водой.

— Таблетки там, в тумбочке, — сказала она тихо. — Две. Их надо растворить в воде.

Я поспешно налила в стакан воды и, достав из тумбочки пузырек с таблетками, две бросила в стакан.

Она следила, как я это делаю.

— Они быстро растворятся, — сказала она.

Через несколько секунд таблетки полностью растворились. Я передала ей стакан, и она жадно выпила лекарство. Я забрала у нее стакан и поставила около графина.

Она с трудом улыбнулась.

— Они действуют быстро… и хорошо помогают. Скоро мне станет легче.

Я взяла ее руку и легонько сжала.

— Я не должна была это говорить, — произнесла она. — Ты была так добра ко мне. Какая трагедия! Я никогда не смогу это забыть.

— Не надо ничего говорить, — сказала я. — Отдохни.

— Зайди еще через часок. Я должна поговорить с тобой.

— Ну как, боль утихает?

— Да, немного. Это очень сильнодействующее лекарство.

Я видела, что напряжение медленно спадает с ее лица. Она все еще держала меня за руку.

— Прости меня, Ноэль.

— Я понимаю. Правда, понимаю.

Она улыбнулась.

Я оставалась с ней, пока она не заснула. Потом тихонько вышла из комнаты.

В конце недели вернулись Чарли и Родерик. Я никогда не забуду тот день. Это была пятница, начало длившегося потом несколько дней кошмара.

Они приехали только к вечеру, а днем я пошла посидеть с Лайзой.

С первого же взгляда на нее я заметила в ней какую-то перемену. На ее щеках горел румянец и глаза неестественно блестели. Я подумала, не поднялась ли у нее температура.

Она сказала:

— Я рада, что ты пришла, Ноэль. Я хочу сказать тебе то, что уже давно собиралась сказать. Еще и сейчас я сомневаюсь. Я не уверена, что мое решение правильно. То мне кажется, что я должна это сказать, а потом начинает казаться, что на это способна только круглая дура.

— О чем же ты хочешь рассказать мне, Лайза? Я много раз видела, что ты была почти готова это сделать.

— Это касается твоей мамы. Я хочу тебе объяснить. Вспомни тот день, когда мы встретились.

— Я хорошо помню его.

— Я подстроила это. Я специально сделала так, чтобы ваш экипаж сбил меня. Я знала, как это сделать, чтобы это выглядело как несчастный случай, знала, как упасть. Я ведь была танцовщицей, умела двигаться быстро и ловко. И все точно рассчитала. Я хотела привлечь внимание твоей мамы. Кажется, тебя это не очень удивляет?

— Да, должна признаться, временами я думала об этом. И не могла точно решить. Это могло быть несчастным случаем, но могло и быть подстроено.

— Ты не знаешь, что это такое, когда не можешь пробиться, и видишь, как другие тебя обходят не потому, что талантливее, а потому, что у них есть нужные друзья. Я тоже должна была получить свой шанс. Я знала, что твоя мама добра и великодушна. Знала, что она отнесется ко мне с пониманием. О ней говорили, что она всегда помогает тем, кому не везет. Она такая замечательная! Столько для меня сделала! Я об этом и не мечтала.

— Значит, твой трюк сработал, — сказала я. — И ты получила свой шанс.

— Я знала, что у меня получится, если только представится удобный случай.

Я пристально посмотрела ей в глаза и сказала:

— Каперсовый молочай?

— Я… я немного понимала в травах. Когда живешь в деревне, этому нетрудно научиться, если тебя это интересует. Ракитник, чемерица, молочай — их таких много. Каперсовый молочай большого вреда не приносит. В нем есть такой беловатый сок. Если он попадает на кожу, то вызывает раздражение, а если внутрь — то действует как сильное слабительное. Но это быстро проходит.

Должно быть, она заметила выражение ужаса на моем лице, потому что отвернулась и быстро проговорила:

— Однажды я сидела в саду, на этой скамейке и думала, что у меня никогда не будет возможности подняться выше кордебалета. И тут я увидела этот куст совсем рядом. Я узнала его. И тогда я подумала: «Я хочу, чтобы у меня был шанс… Сейчас, когда я молода и могу им воспользоваться». Я подумала и решила, сейчас или никогда.

— Ты подстроила все так, чтобы она заболела, чтобы ты могла выйти на сцену вместо нее и получить этот свой шанс! Она дала тебе твой шанс, и ты так с ней поступила!

— Я знаю. И очень переживаю. Если бы я только знала, чем это кончится. Я думала, я воспользуюсь этой возможностью и при этом никто не пострадает. Что для нее — не выступить один-два раза? Я не хотела причинять ей вреда. Если бы я знала, я бы и не дотронулась до этого сока. Казалось, это так просто. Я знала, как обращаться с соком. Когда мы возвращались после спектакля, обычно Марта или я приносили ей что-нибудь попить. В тот вечер за питьем пошла я. Это было горячее молоко. После спектаклей она всегда бывала такая оживленная. Говорила не переставая. И даже не обратила внимания на то, что она пьет. Она в тот момент была все еще на сцене. Они с Мартой могли говорить и говорить о спектакле часами. Ноэль, я хотела только, чтобы она не выступала один вечер. Чтобы я могла заменить ее.

— Это убило ее, — сказала я.

— Я ее не убивала. Я ни за что не хотела ей навредить. Я любила ее. Я в самом деле любила ее. Никто не был так добр ко мне. Я только хотела получить свой шанс…

— Она умерла!

— Откуда я могла знать, что она встанет с постели, у нее закружится голова и она упадет?

— Но это из-за того, что она ослабла от твоей отравы.

— Но она умерла в результате падения, а не от того, что я ей дала.

— То, что ты дала ей, стало причиной падения.

— Я думала, ты поможешь мне успокоиться. Я так ужасно страдала, видела ее во сне. Я не хотела причинить ей вреда. Это должно было вызвать только легкое недомогание, чтобы я могла выйти вместо нее, чтобы у меня был шанс показать, на что я способна.

— Как бы я хотела, чтобы ты никогда не встретилась на нашем пути!

— Ты винишь меня в ее смерти.

— Конечно, я виню тебя! Если бы она не подобрала тебя на улице, не устроила в кордебалет, не разрешила бы стать ее дублершей, она была бы сейчас жива.

— Я жалею, что рассказала тебе. Но я не могла больше держать это в тайне. Это огромная тяжесть на сердце. Я надеялась, что ты поймешь и поможешь мне.

— Я понимаю тебя и твое проклятое честолюбие.

— Она тоже была честолюбива. Она солгала Чарли.

Не в силах больше выносить ее, я встала.

— Подожди, — сказала она. — Я так измучилась. Ты не представляешь, как я себя корю. Она была так добра ко мне. Ни от кого я не видела прежде столько добра. Никто для меня не сделал больше, чем она. Она упала, потому что была слаба. Как я могла знать, что она упадет? Я бы никогда этого не сделала, если бы знала, что из этого выйдет. Я только хотела, чтобы она раз или два не смогла выйти на сцену. У меня был бы еще один шанс, а ей бы это ничем не повредило. Я не убивала ее. Это мучает меня. Я вижу это во сне. Это ужасно. Я думала, ты мне поможешь. Думала, ты поймешь.