Ветер разлуки

От приятного запаха свежего супа защекотало в носу, а живот снова начал громко выражать протест против дурного с ним обращения. Девушка проглотила слюнки. В этот момент в комнату вошла сестра Клотильда с подносом в руках. Следом за ней мальчик нес горячую кастрюлю. Изабель встала и пошла за ними.

Трио вошло в помещение, куда Изабель за весь день так ни разу и не заглянула. Опустив поднос с мисками на стул, с которого только что встал солдат, сестра Клотильда сделала мальчику знак поставить кастрюлю и сунула в нее разливную ложку. Наполнив первую миску, она выпрямилась и обвела комнату задумчивым взглядом. Только теперь она заметила Изабель, которая так и осталась стоять в дверном проеме.

– Иза, ты тут? Иди и помоги! Дело пойдет быстрее, если ты станешь разносить миски, а я буду наливать суп!

Решив забыть на время о своем голоде, девушка приблизилась к источнику аппетитного запаха и вздохнула. Под голубыми глазами кузины залегли темные тени – должно быть, она провела на ногах всю ночь.

– Начни с тех, кто может есть самостоятельно, остальным придется помочь!

Изабель кивнула, соглашаясь. Затаив дыхание, чтобы не ощущать запаха супа, и старательно отводя глаза от ран, она стала раздавать миски. В этой комнате все солдаты были англичане, которые по большей части могли сами держать миску и пить бульон. На девушку они смотрели с благодарностью, которая ее растрогала. Некоторые обращались к ней на своем языке. Не понимая ни слова, она только улыбалась в ответ, но большего им и не было нужно.

Изабель влила последнюю ложку в рот бедняги, у которого обе руки были перевязаны окровавленными бинтами, и только тогда заметила, что еще двое раненых не получили свой суп. Она наполнила миску и подошла к тому, что лежал поближе. Похоже, он спал. Нужно ли его будить? Рассудив, что, по всей видимости, сегодня пищи он больше не получит, она решилась и, поставив миску на пол, тихонько потрясла раненого за плечо. Никакого ответа… Может, он без сознания? Она попыталась снова, и голова раненого откинулась назад. Рот у него был открыт.

Осознав, что он умер, Изабель вскрикнула и вскочила, едва не разлив суп на вощеный паркет.

– Что стряслось?

Прибежала сестра Клотильда. Склонившись над покойником, она приподняла ему веко.

– Еще один! Попрошу Армана и Жана вынести его, чтобы в помещении было поменьше инфекции!

Посмотрев на Изабель, монахиня отметила про себя ее бледность и встревожилась.

– Ты ела сегодня, Иза?

Будучи не в силах оторвать взгляд от покойника, Изабель ответила, что нет. Сестра Клотильда подтолкнула ее к стулу, где до этого стоял поднос с мисками, и заставила сесть.

– Тебе нужно поесть, если не хочешь упасть в обморок! Думаю, на кухне осталось немного хлеба. Попробую раздобыть для тебя еще яичко или яблоко!

– Но я не закончила! Надо накормить еще одного солдата!

И она посмотрела на несчастного, о котором шла речь. Господи, да ведь это тот самый человек, который спас Ти-Поля! Все время, пока она кормила раненых, он пролежал лицом к стене и только теперь перевернулся на спину. Ей стало стыдно. За день, проведенный в больнице, она ни разу о нем не вспомнила! А он, оказывается, все еще жив! Сестра Клотильда тоже посмотрела на раненого и вздохнула.

– Вон того? Рана у него не слишком серьезная, но, как мне кажется, он совсем плох. С тех пор как его принесли, я не смогла заставить его выпить ни капли воды!

– Ему так плохо?

– Доктор-англичанин приходил на него посмотреть. Я поняла не все, потому что сначала он говорил по-английски, а потом – по-французски, но совсем плохо. В общем, он сказал, что бедняга не переживет ночь. Ему очень трудно дышать, и мы боялись, что от удушья он и умрет. Но он не умер, и днем я заметила, что дышится ему легче. Вот только он до сих пор ничего не ел и не пил. Не понимаю почему… И шея у него вся синяя…

– Это от удара прикладом, – тихо проговорила Изабель.

Монахиня посмотрела на нее с удивлением.

– Прикладом? Откуда ты знаешь?

– Я видела.

– Что?

– Этот человек спас жизнь Ти-Полю, – продолжала Изабель, с трудом отрывая взгляд от раненого шотландца. – А его самого ударил англичанин, его соотечественник.

Она вспомнила, что сказал ей мсье Готье де Сент-Элен о кинжале. Этого человека казнят, если узнают, что он убил офицера из своего полка… Наверное, лучше не упоминать о том, что произошло на заднем дворе разоренной фермы в деревушке Валлейран…

– Я все-таки попробую его накормить, а потом схожу на кухню и поем. Ты не против?

Сестра Клотильда посмотрела на шотландца, потом улыбнулась своей юной кузине.

– Хорошо. Скажешь сестре Мари-Жанне, что это я тебя послала. У нее что-нибудь для тебя найдется.

– Огромное спасибо, милая кузина!

Изабель поцеловала монахиню, и та с притворной строгостью ее оттолкнула.

– Только не задерживайся!

Когда сестра Клотильда вышла, девушка взяла полную миску супа и направилась к солдату в юбке. Сев на пол, она машинально расправила подол и какое-то время рассматривала шотландца. Первым ее внимание привлек его нос с горбинкой, потом взгляд опустился к квадратному, поросшему золотистой щетиной подбородку. Когда подошел черед рта, она улыбнулась – до того изгиб полных, неправильной формы губ показался ей капризным. Такие красивые губы – у мужчины? Кто бы мог подумать… Наконец она перевела взгляд на его опухшую шею. Синие разводы на красном фоне выглядели так страшно, что девушка поморщилась. Она вспомнила, с какой силой офицер ударил его, и вздрогнула. Удар вполне мог оказаться смертельным, но даже если несчастный и выживет, он вряд ли сможет говорить… Она провела пальцами по его шее, стараясь не нажимать сильно. Раненый попытался сглотнуть, и она отдернула руку. Он застонал и шевельнулся.

Из окна, открытого в целях проветривания, до них доносились отголоски боев, которые до сих пор шли на равнине. Англичане выиграли сражение, но хозяевами Квебека пока не стали. Под стенами города они начали рыть траншеи, превратившись в легкие мишени для стрелявших из засады ополченцев и французских солдат, которые, укрывшись за насыпью, старательно истощали свои запасы пуль. Но, несмотря на все это, пение птиц, нашедших приют в плодовом саду сестер-августинок, заставляло на мгновение забыть похоронную симфонию выстрелов и успокаивало разум. Кто-то из раненых, вдохновившись птичьими трелями, насвистывал грустный мотив. Решив не тревожить больше солдата-шотландца, который, скорее всего, и не смог бы ни капли выпить, Изабель встала. Но когда она наклонилась, чтобы взять миску, то увидела, как дрогнули его ресницы.

Александер лежал с закрытыми глазами и слушал жуткую песню смерти. Она казалась такой знакомой… Каллоден? Вспомнился запах крови и пороха, того самого пороха, от которого пересыхает во рту и просыпается неутолимая жажда… Но в воздухе присутствовал и другой аромат – едва уловимый, сладкий. Он узнал запах матери. «Мама!..» Перед глазами замелькали обрывочные картины: длинные девичьи ноги, разноцветные юбки, тонкие руки, чувственные округлости… и у всех этих женщин были прекрасные крылья, которыми они обнимали его и заслоняли от всех бед, напевая нежную балладу… Это пение, словно ласковое прикосновение руки, проникало под кожу, в омертвевшую плоть и притупляло боль. Сердце забилось в его ритме – в груди, в висках. Неужели его сердце до сих пор стучит? Неужели смерть еще не забрала его? А он уже решил было, что это – ангелы…

Александер с трудом открыл глаза и сразу снова смежил веки, потому что свет показался ослепительно ярким. Он сглотнул, и горло обожгло болью. Однако он успел увидеть, что кто-то сидит с ним рядом. Воспоминание об индейце с ножом в руке вернулось в один миг. Пение прекратилось. Ко лбу прикоснулась чья-то рука, теплая и легкая, и прозвучал голос, женский голос. Монахиня? Она говорила на другом языке. Но смысл сказанного ускользал от него. Он снова попытался проглотить комок в горле. Боже, как больно! Рука касалась его снова и снова – деликатно, несмело. Он опять открыл глаза, и перед ним предстало самое прекрасное видение за многие месяцы, а может, и годы. Окруженная ореолом мягкого света, над ним склонилась женщина с лицом ангела, чья улыбка могла изменить судьбу любого мужчины в этой скорбной обители. Зеленые, как холмы в Гленко, глаза, опушенные золотистыми ресницами… И вдруг чудесное существо исчезло.