Соловей для черного принца (СИ)

Пока я любовалась ею, ко мне подскочил Леми и, схватив за руку, обрушил на меня бурю восторгов от свалившегося на него счастья в виде десятка лошадей. Я же смаковала собственное радостное предвкушение. Не важно, откуда взялись лошади, но я могу выбрать самую лучшую! Словно услышав мои мысли, кобыла в соседнем с Соловьем стойле, оторвала от кормушки морду и, взглянув на меня ясными голубыми глазами, тряхнула гривой и заржала на всю конюшню.

— Мисс Сноу, здесь не такой уж большой выбор, — раздался у входа резкий голос Дамьяна, — чтобы вы не могли решиться!

— Я уже выбрала, — ответила я быстро, не сводя глаз с лошади. Она не была столь же грациозна и легка, как черная со звездой. И смотрелась менее эффектно: немного приземистая, цвета спелой пшеницы со светлыми гривой и хвостом. Однако лошадь неотрывно следила за мной, будто почуяв во мне хозяйку, и нетерпеливо била копытом.

— Есть и более достойные, но мне по душе именно эта кобыла, — поторопилась пояснить я.

В ответ он лишь склонил голову в легком намеке на согласие и приказал Леми, надоедливо крутившемуся перед нами:

— Эй, парень, позови отца! — мальчуган, бросив мешок с овсом посреди конюшни, стрелой вылетел за дверь. А Дамьян подошел к своему жеребцу и, просунув руку через решетку стойла, положил ладонь на бархатный нос. Соловей капризно мотнул головой и вытянул шею, тычась носом в грудь Дамьяна в поисках сладкого кусочка сахара. Не найдя такового, он обиженно засопел и беспокойно захлестал себя хвостом.

— Ну, ну еще не заслужил, Соловей. — Дамьян принялся ласково увещевать жеребца, но мне казалось, что вся патока его слов направлена вовсе не на животное, а на меня. — Ты слишком вспыльчивый, любишь показывать свой необузданный норов. Научись слушаться хозяина, без принуждения, без понукания выполнять любое его желание, тогда будешь получать самое вкусное лакомство. Будешь хорошим мальчиком, угощу арбузными корками…

С огромным усердием я старалась остаться невозмутимой и сделать вид, что из-за внезапной глухоты совершенно не слышу его ласково журчащую речь. В дверях появился конюх с сыном.

— Стоун, ты приготовил для соловой кобылы седло? — немного резким тоном спросил Дамьян, отходя от стойла. — Она приземиста и широка, обычное седло не подойдет.

— Да, мистер Клифер. И войлочный вальтрап, как вы просили.

Я недоверчиво уставилась на Дамьяна, и на его лице промелькнула озорная усмешка.

— Так ты знал! — воскликнула я, чуть ли не обвинительно. — Ты знал, что я выберу ее!

Его губы поползли вверх, и он самоуверенно ухмыльнулся во весь рот.

— Естественно, я покупал кобылу специально для вас…мисс Сноу, — он сообщил это несколько развязным тоном и направился ко мне, при этом и конюх, и старый кучер, пряча смущенный взгляд, срочно ретировались, смекнув, что намечается не совсем обычный разговор, так сказать, не обремененный светскими правилами приличий.

Оказавшись возле меня, Дамьян мгновение безмолвно вглядывался мне в глаза, а затем, подняв хлыст, с мучительной медлительностью провел рукоятью по моему лицу, от виска до уголка губ. И вкрадчиво, с почудившейся мне ноткой нежности, произнес:

— Приятно…когда ты оправдываешь мои ожидания. И это происходит все чаще и чаще.

Я стояла в оцепенении, словно только что проглотила, не жуя, длиннющий кактус. В этот миг я никак не могла решить, что же менее болезненно для моих не в меру расшалившихся чувств — его равнодушие или же эта жгучая насмешка. И то и другое слишком сильно ранило!

— Рада за вас, мистер Клифер! — процедила я сквозь зубы. — Вы везде, даже на пустом месте найдете то, чем потешить свое безмерное самолюбие.

Черные глаза жаляще блеснули. Вновь прибегнув к любимому хлысту, который я ненавидела уже лютой ненавистью, он рукоятью приподнял мой подбородок, заставляя смотреть в глаза.

— Ну, тебя то никак нельзя назвать пустым местом, — хохотнул он.

— Для вас — пустое, мистер Клифер! — огрызнулась я, отворачивая голову и отступая на шаг. Дамьян скривился, словно то, что я сказала, было ему неприятно.

— Скорее драгоценный ларец с несметными сокровищами, — его масленый голос прозвучал над самым ухом, и я сделала шаг назад, — который нужно хранить за семью печатями в самом глубоком подземелье. И любоваться его сокровищами может только их господин — я!

— И все же, — выдавила я, собравшись с мыслями, — если бы я выбрала черную со звездочкой?

— Это вряд ли! — уверенно покачал он головой и шутливым тоном пояснил, — черная — тихоня, без огонька и азарта. Такая впору манерным, изнеженным, крайне чувствительным и слабовольным дамочкам. Тебе же нужна…

— Норовистая, гордая, нетерпеливая и может быть…необузданная? — натянуто перебила я.

— Вот видишь, я знаю тебя как облупленную, — усмехнулся он, и его взгляд внезапно изменился, в нем появилось нечто пугающее, и в то же время долгое, мучительное ожидание таилось в его глубине. «Я сделаю тебя счастливой, — казалось навевал этот манящий взгляд, — …будешь получать самое вкусное лакомство…».

И вдруг Дамьян весело и даже как-то по-дружески улыбнулся, чем вызвал во мне неподдельное удивление и подозрение. С чего бы? В следующий миг, он уже крикнул мистера Стоуна и велел седлать лошадей.

В голове у меня неотступно крутилась мысль. Мне хотелось отомстить ему за все. Правда, после у него появится новый повод насмешничать надо мной, но и у меня будет своя коротенькая минутка триумфа, злорадно думала я

— Пожалуй, я назову эту красавицу, — начала я веселым тоном, махнув в сторону кобылы, — в твою честь, Дамьян!

Краем глаза я заметила, как в изумлении вытянулось его лицо.

— Посмотри, — продолжала я восхищаться, — как надменно она задирает голову, какой высокомерный вид, какие своенравные повадки! Грива и хвост так же белы, как твои волосы! Сходство между вами поразительное!.. Но не могу же я называть кобылу Дамьяном. Решено, будет Дамми! Да-а-амми… — протянула я. — Прелестно! И как подходит ей! Согласен, Дамми?… Ой, Дамьян?

Я с ликованием смотрела на него, не в силах скрыть сколь удовольствия доставила мне его ответная реакция. Все же он отменно владел своими чувствами и почти сразу же изобразил на лице любезный восторг, однако его угольные глаза вспыхнули угрожающими искрами, ясно напоминавшими мне, что противник слишком опасен, чтобы заигрываться с ним.

Конюх и кучер, хорошо слышавшие мою речь, застыли. Один — подняв седло и зависнув с ним над крупом лошади; другой — сняв с гвоздя уздечку. Весь их смущенный вид прямо-таки кричал, что если бы не необходимость, вынуждавшая их находиться в конюшне, они бы быстренько избавили нас от своего неудобного присутствия.

Скрестив руки на груди, Дамьян расплылся в улыбке и слащаво произнес:

— Я не могу выразить, как я польщен, мисс Сноу! Вы оказали мне небывалую честь!

— О, не надо слов, мистер Клифер! — снисходительно воскликнула я, еле сдерживая рвущийся предательский смех. — В таком случае трудно подобрать нужные слова, уж я то знаю это по собственному опыту!

Целую вечность мы буравили друг друга пронзительным взглядом, и оба из последних сил сжимали рты, чтобы не расхохотаться. И вдруг кобыла взбрыкнула, испугав рыжего мальчугана и тот, отпрыгнув от грозного копыта, непроизвольно пискнул, выдав первое, что пришло на ум:

— Дамми, спокойно! — и затем забормотал прогремевшим на всю конюшню шепотом, — хорошая, Дамми, хорошая…

Такого представления наше титаническое терпение не выдержало, и мы откровенно и бесцеремонно расхохотались. Пытаясь хоть как-то скрыть свое неприличное веселье, я выбежала вон. На улице, облокотившись об ограду, не заботясь, что запачкаю костюм, подставила пылающее лицо прохладному ветру. Сердце пело. На душе было так легко и радостно. Он смеялся вместе со мной! Моя крохотная месть оказалась гораздо слаще, чем я себе представляла!

Через несколько минут Дамьян сам вывел лошадей. Я украдкой следила за ним, пока он подводил Дамми к платформе, представлявшей собой сильно истертый камень, с которого веками благородные дамы садились на лошадь. После столь бурного веселья, я боялась, что в отместку мне он мог опять принять надменно-официальный вид, обратив против меня весь ледяной холод Арктики. К моей радости, лицо Дамьяна хоть и было сурово, но суровость эта, больше показная, смягчалась теплой улыбкой в глазах. На губах не было и намека на насмешку, как будто беззаботный смех, на время избавил его от постоянной злой спутницы. Похоже, Дамьян был настроен вполне искренне, во что я никак не могла поверить. Возможно ли, чтобы сердечная теплота в его глазах была неподдельной? А откровенная нежность, с которой он глядел на меня сейчас, заставляя мои щеки наливаться пунцовой краской, непритворной? Или это еще одна тактика, чтобы сломить меня?