Искушение

Простыни необходимо было сменить, но кровать оказалась такой мягкой и теплой, а она такой уставшей... Прежде чем Темперанс осмотрела дом, у нее вышел весь огарок свечи. После тщетных попыток она прекратила поиски кухни с веселым, горящим всю ночь очагом и куском сыра на ужин. Она пошла по лестнице туда, где, по ее предположениям, были спальни, а когда коснулась матраца, то сняла с себя сырую одежду вплоть до белья и залезла под одеяло толщиной не меньше пятнадцати сантиметров. И тотчас уснула.

Проснулась она от непонятных ощущений.

Кто-то крепко держал ее, она чувствовала тепло человеческого тела. Мама, подумала она, и с закрытыми глазами придвинулась ближе. По телу побежала рука, скользя вниз по спине.

– Мне нравится эта сторона вашей работы, – услышала она тихий, низкий голос над ухом и улыбнулась в полусне, когда пальцы стали гладить бедро и ягодицу.

Под щекой у нее было чье-то обнаженное плечо, губами она прикасалась к теплой коже и подвинула ногу так, что та легла между тяжелыми бедрами, прижимавшимися к ней все сильнее.

– Да, – сонно прошептала она, когда рука со спины скользнула на грудь.

Только когда мужчина почти улегся на нее, Темперанс окончательно проснулась, изумившись непривычному весу мужского тела.

Темперанс завизжала так, что загомонили спящие под крышей голуби. Она что есть сил начала драться, бить кулаками и пинаться. Так ее учили на курсах самообороны для женщин.

– Черт побери! – пробормотал мужчина, скатываясь с нее и освобождая от своих объятий.

Через секунду он нашел спички и зажег светильник рядом с кроватью.

Над ней склонился Джеймс Маккэрн: на нем не было ни ниточки.

– Вы с ума сошли? – в ужасе спросила Темперанс, натягивая одеяло до ушей.

Она знала, что мужчина может сделать с женщиной. Разве не случалось ей видеть сломанных носов и рук? Разве не случалось слышать рассказы о...

– Я?! – воскликнул он. – Но вы ведь в моей постели! И вдобавок, кажется, сломали мне ребро! Что это вы так накинулись на меня? И после того, как дали мне понять, что сами не прочь?!

Только теперь Темперанс поняла, что все случившееся – целиком и полностью ее вина. И что ей теперь делать? Извиняться? Может, даже унижаться? Наверное, стоит держаться вызывающе...

– Не соблаговолите ли одеться? – спросила она, вздернув подбородок и отведя взгляд.

Так вот что значит похоть, думала она, глядя на выцветшие обои. Вот что имели в виду женщины, уверявшие, что ничего не могут с собой поделать, и забывающие обо всем в объятиях мужчины. И вот как женщины оставались бедными и одинокими с тремя детьми на руках...

– А вы не соблаговолите ли объяснить, что делаете в моей постели?

Ну, хватит! Голый он или нет, Темперанс обернулась.

– Я ошиблась, вот и все! Просто ошиблась. Я была уставшей, голодной, я до сих пор голодная, свеча потухла, я на ощупь добралась к первой попавшейся постели и упала...

Он все еще не сводил с нее глаз и даже не двинулся с места, чтобы одеться.

– Вы клянетесь, что приехали не для того, чтобы выйти за меня замуж?

– Повторяю: у меня уже есть муж!

– Хм... – буркнул хозяин.

Темперанс не могла определить, поверил он ей или нет, и пыталась не смотреть на его обнаженное тело, но он был красив, как ожившая музейная греческая статуя. У него были широкие мускулистые плечи и крупная грудь с литыми мускулами. Он явно не просиживал все дни напролет за письменным столом. Его мощная спина резко сужалась книзу, а ягодицы были крепкие, твердые и округлые. Однажды Темперанс слышала, как женщина говорила о своем любовнике, что «его задницей можно гвозди гнуть». Теперь она поняла, что рассказывающая имела в виду.

Темперанс с трудом отвела взгляд. Она чувствовала, что не сможет смотреть ему прямо в глаза, не опуская своих все ниже и ниже. Она раньше видела мужской член только у детей и в музеях. Мама не любила, когда она смотрела на эти статуи.

Джеймс постоял еще чуть-чуть, глядя на нее, затем повернулся, взял с кресла клетчатый плед и накинул на себя.

Он обернул бедра толстым кильтом, под которым у него ничего не было, натянул на себя рубашку из хлопка и стал застегивать манжеты, повернувшись к гостье спиной.

– Но если вы не рветесь за меня замуж, то зачем мой дядя послал вас ко мне? – спросил Маккэрн. – Я знаю, что вы американка, что вы нас считаете отсталыми шотландцами, но у некоторых из нас имеются мозги. Вы не экономка! У вас ручки леди. И у вас нет троих детей. Слишком плоский животик!

Темперанс не подозревала, что человеческое тело может покраснеть все целиком, от кончиков пальцев на ногах до корней волос, но именно это с ней и случилось. На секунду она отвернулась, чтобы прийти в себя. Ей нужно было очень быстро найти ответ. Если она скажет правду, Джеймс отправит ее обратно, а Ангус оставит ее навсегда в Эдинбурге, и она никогда не увидит Нью-Йорк.

Темперанс вспомнила об Агнесс, и ее осенило.

– Я была леди, – произнесла она, опустив взгляд на руки, – но я... я сбежала с мужчиной, и мой отец лишил меня наследства, а когда мой любимый узнал о моем отце...

– Он смылся! – закончил Джеймс. – Ясно! Бедная дурочка!

Темперанс пришлось прикусить язычок и промолчать по поводу своей глупости. Нужно было решать главную задачу и строить из себя саму беспомощность.

– Новая жена вашего дяди помогает женщинам в моей ситуации, поэтому она...

– А-а, благодетельница! А я думал, что Ангусу не нравятся такие женщины, – задумчиво произнес Джеймс, протягивая руку за свитером. – Дяде всегда нравились женщины сладенькие, мягкие, а не мужеподобные, которые лезут не в свои дела.

Темперанс показалось, что она сейчас задохнется.

– Ваш дядя дал мне полгода, чтобы внести порядок в вашу жизнь. Если мне это не уедается, он отправит меня обратно в Нью-Йорк кое-как перебиваться самой.

– Понятно! Для леди это просто погибель!

В его голосе звучало почти сочувствие, и, возможно, Джеймса стоило поблагодарить, но Темперанс хотелось выкрикнуть, что ей почти тридцать, что у нее никогда не было мужа и что ей нужны собственные деньги.

Натягивая свитер, хозяин пробурчал:

– Конечно, вы понимаете, что Ангус мечтает, чтобы вы вышли за меня замуж?

– Нет, не понимаю, – ответила Темперанс сквозь зубы. – А не соизволите ли, если вас не затруднит, объяснить, почему вы считаете, что любая женщина, заговаривающая с вами даже всего лишь о работе, собирается за вас замуж? Разве вы такой лакомый кусочек?

Джеймс присел на кровать возле ее ног, но не как соблазнитель, а как друг. Со стороны могло показаться, что они собрались выпить чайку и поболтать.

– Совсем не лакомый, в этом вся загадка. Да, конечно, я красивый, спору нет, и могу доставить женщине удовольствие в постели. И у нее будут от меня прекрасные сыновья, учитывая моих предков, но...

Его тщеславие было обезоруживающим.

– Тогда что же у вас не так, раз вы такой породистый?

Он взглянул на нее: не смеется ли она над ним? Но Темперанс сидела на кровати, натянув одеяло по грудь, и ободряюще ему улыбалась.

– Здешняя жизнь слишком тяжела для городских женщин. Они слишком изнежены. Я их утомляю. Нет, не то, что вы подумали, в постели утомить женщину здорово, но там, – он показал на занавешенное окно, – могут выстоять только самые сильные женщины.

Темперанс наклонилась к нему.

– Вы обязательно найдете женщину, которая захочет выйти замуж за лорда и жить...

Джеймс насмешливо фыркнул и встал с постели.

– Эту романтическую чепуху вам рассказал мой дядюшка? Да, я лорд, но клан Маккэрнов самый маленький и бедный во всей Шотландии. Знаете, почему у меня такое тело?

Темперанс изумилась. Этот человек, кажется, не понимает, что уместно, а что нет. Но в конце концов, они одни в спальне, на ней под простынками ничего нет... Стоит ли быть слишком щепетильной в таких обстоятельствах?..

– Я пастух. Пасу овец. Выношу навоз из конюшен и чиню крыши. Я ловлю рыбу с деревенскими людьми, а потом мы продаем наш улов.