Любовь первая, любовь бурная

Пытаясь забыть о боли, он вызывал в своем воображении лицо Ишна Ви, сосредоточиваясь на сверкающей голубизне ее глаз, на спокойной красоте ее лица, на великолепии ее улыбки, на солнечно-золотистой копне волос. Была ли она сейчас на холме? Осмелится ли она снова подойти к нему сегодня?

Он почувствовал ее присутствие еще до того, как открыл глаза и увидел девушку, стоящую перед ним.

Бриана смущенно улыбнулась, когда поднесла ковш к его губам. Ей было приятно, что она может облегчить его страдания.

— Я принесла еду, — сказала она, протягивая толстый кусок ростбифа. — Ты голоден?

Он кивнул, его гордость боролась с чувством голода, когда она отрывала кусочки мяса и кормила его. Мясо было недожаренное, но мягкое. И это было самое лучшее, что он ел за последние шесть месяцев. Она предложила ему кусок сыра, еще воды и ломтик хлеба.

Когда с едой было покончено, Бриана решила посмотреть на его израненную спину. Никогда девушка не видела ничего более ужасного, но, к радости, там не было и следа заражения, и она прошептала тихую молитву благодарности.

— Плохо? — спросил он ее.

— Да, — ответила Бриана, — но я не думаю, что будет заражение. Я надеюсь на это.

Он улыбнулся ей, тронутый сочувствием, которое услышал в ее голосе. Каким прелестным созданием она была.

Бриана улыбнулась в ответ. Сейчас она как никогда желала иметь нарядное платье, чтобы надевать для него, чтобы тетя разрешила ей наложить немного румян на щеки и подкрасить губы. И не понимала, что ее собственная естественная красота во много раз превосходила все то, что она могла создать при помощи косметики.

— Как тебя называют, Ишна Ви?

— Бриана, — ответила она. — Но «Ишна Ви» мне нравится больше.

— Меня называют Шункаха Люта, — сказал он, чрезвычайно довольный тем, что девушке понравилось имя, которое он ей дал. Бриана повторила индейское имя, любуясь тем, как оно звучало.

— Что это значит?

— Красный Волк, — ответил он. — Сколько тебе лет, Ишна Ви?

— Семнадцать.

«Она старше, чем я предполагал, но по-прежнему слишком молода для меня,» — подумал он печально, так как превосходил ее возрастом, почти вдвое.

— А сколько тебе лет? — спросила Бриана.

— Я тридцать раз видел лето.

«Тридцать,» — повторила в мыслях Бриана. Однажды она думала о таком возрасте, и он ей представлялся почти старческим. Но в Шункаха Люта не было ничего старого. Он был самым зрелым и привлекательным мужчиной, которого она когда-либо видела.

Ей не хотелось оставлять его здесь, не хотелось идти назад в дом, но она уже слишком долго отсутствовала.

— Я вернусь завтра, — пообещала она. — Жди меня.

Шункаха Люта кивнул, его глаза следовали за ней, пока она не скрылась из вида.

Мрачное предчувствие охватило Бриану, когда она поднялась на вершину холма на следующий день. Строительная бригада работала за поворотом дороги; она слышала, как Черная Шляпа и Жаба сотрясали воздух проклятиями, заставляя людей работать лучше и быстрее. Но где же индеец?

Медленно спускаясь вниз, она подумала, что, может быть, он умер. Или они убили его, потому что он не мог больше работать. Где он?

Бриана осторожно пробралась к фургону, отказываясь верить, что он мертв. А потом она увидела его. Индеец сидел, прислонившись к одному из обтянутых железом колес фургона, с руками, скованными над головой. Кто-то поставил рядом с ним чашку с водой, и она подумала, как жестоко это было — оставить воду там, где он видел ее и не мог достать. Даже самые дикие язычники не были такими жестокими, как эти двое белых, надзирающих за заключенными, сердито подумала она.

Шункаха Люта открыл глаза, услышав звук шагов Брианы, и знакомое тепло захлестнуло его, когда она подошла к нему. Он чувствовал себя лучше и сильнее только от одного взгляда на девушку.

— Я боялась, что они отправили тебя куда-нибудь или… убили, — прошептала Бриана, опускаясь рядом с ним на колени.

— Я был бы рад смерти, — заметил Шункаха Люта. И действительно, он приветствовал бы все что угодно, только бы освободиться от той жизни, которой он жил сейчас.

— Не говори так, — предостерегла Бриана. — Вот, — сказала она, протягивая ему ковш. — Тебе станет лучше, если ты чего-нибудь выпьешь.

Индеец выпил воду, не сводя глаз с лица девушки. Весь день он просидел под палящими лучами солнца, страстно желая глоток воды, чашка с водой только дразнила его, увеличивая жажду.

— Я принесла тебе немного еды, — сказала она, разворачивая пакет.

— Почему ты делаешь это? — спросил он, пораженный ее добротой. — Почему ты меня не ненавидишь? Я индеец. Ты белая.

Бриана пожала плечами и предложила ему кусок жареного цыпленка.

— Почему я должна ненавидеть тебя? Ты ничего мне не сделал.

— Мой народ и твой народ воюют, — решительно сказал Шункаха Люта. — Разве этого недостаточно?

— Мы не воюем, ты и я, — ответила Бриана. Шункаха Люта улыбнулся ей.

— Ты мудрая, Ишна Ви, мудрая, несмотря на свой возраст.

— Нет, я не мудрая. Просто я… — она опустила голову, ее щеки покрылись румянцем.

— Что «просто»? — спросил он.

— Я не могу видеть, как ты страдаешь, — тихо ответила она, так тихо, что он едва мог разобрать слова.

— У тебя доброе сердце, малышка, — сказал он. — Надеюсь, что твои родные ценят тебя за это.

Бриана горько усмехнулась. О, они ценят ее, но только не за доброе сердце. Они ценят ее сильную спину, ее умелые руки — и больше ничего. Она не была личностью для своих тети и дяди, для них она — служанка, за свой тяжкий труд получающая жилье и пищу. Их не волновало, как она себя чувствует, что думает или о чем мечтает; они думали только о том, как много работы она может сделать.

Они одновременно услышали стук копыт. Бриана вскочила на ноги. Схватив салфетку, в которую был завернут цыпленок, она в панике помчалась к холму и уже добежала до подножия, густо поросшего деревьями, как Черная Шляпа показался из-за поворота дороги.

— Эй, ты! — окликнул ее надсмотрщик. — Какого черта ты здесь делаешь?

Бриана резко остановилась, желая, чтобы ее сердце перестало так сильно колотиться, когда она повернется лицом к человеку, который избивал Шункаха Люта. Черная Шляпа был высоким мужчиной со светло-коричневыми волосами и темно-карими глазами. Она догадалась, что ему не было и тридцати лет.

— Я живу на холме, — сказала Бриана, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно. — Я гуляла, когда увидела индейца, и подошла, чтобы лучше рассмотреть его. Я никогда раньше не видела индейцев.

Джим Макклейн (именно так звали этого надсмотрщика) снял шляпу и, вытирая пот цветным платком, изучал девушку. «Симпатичная малышка, — подумал он, — нежная, сладкая и невинная.»

— Постарайтесь держаться отсюда подальше, барышня, — предупредил он ее. — Уверен, что вашим родным не понравится то, что вы шатаетесь вокруг этих отбросов.

— Да, им не понравится, — быстро согласилась Бриана. — Вы им не скажете?

Ее лицо и голос слишком ясно выдавали страх, чтобы Джим Макклейн не заметил его.

— Доверься мне, — сказал он, усмехнувшись. — Я не скажу ни слова. — Он посмотрел на ее губы. — Но это будет тебе кое-чего стоить.

— Что вы имеете в виду?

Джим Макклейн слез с лошади и подошел к ней.

— Я позволю тебе купить мое молчание за один поцелуй.

— Поцелуй?

— Да, поцелуй.

— Я никогда не целовала мужчин, — сказала Бриана, попятившись.

— Никогда?

Бриана покачала головой. Неожиданно она поняла, как чувствует себя кролик, встречаясь нос к носу с лисой.

— Ну, мне понравится быть первым, — растягивая слова, произнес он.

— Простите, но я не могу! — крикнула Бриана и со всех ног побежала вверх по холму. Да она скорее поцелует змею, чем человека, который может так бессердечно избить другого и уехать, даже не оглянувшись. Смех надсмотрщика, вызванный ее поспешным бегством, сопровождал Бриану почти до самого дома.

— Глава 4 —

Шел дождь. Бриана сидела в своей комнатке и смотрела в окно. Обычно ей нравились дождь, гром и молнии, она любила слушать, как капельки дождя барабанят по крыше и окнам. К тому же во время дождя у нее обычно было меньше домашней работы, появлялась возможность почитать или поспать, а то и просто посидеть и помечтать. Но сегодня дождь означал, что она не увидит Шункаха Люта, даже издали.