Пока ты со мной

Внизу, на склоне холма и чуть левее, она видела мерцание газовых фонарей, опоясывавших Беннет-стрит, и слышала музыку из салунов на Майерс-стрит откуда-то издали. До них доносился однообразный шум экипажей и гул человеческих голосов, иногда были одиночные выкрики. Шум толпы постепенно становился глуше, рассеивался, и это значило, что исход матча десятилетия, должно быть, решен.

Запрокинув голову, Энджи восхищенно смотрела на удивительную игру звездного света. В Чикаго огни города не позволяли видеть звезды, только размытый свет самых ярких из них. Но здесь, в горах, мерцали миллионы крошечных светил, щедро рассыпанных по черному атласному небу.

– Расскажи о Дейзи, – тихо попросила она.

– Она родилась хромоножкой.

Энджи кивнула. У одной из ее подруг родился младенец с дефектом обеих стоп. Теперь она понимала, почему у Дейзи такая походка. Стопа ее была вывернута внутрь и вверх, вынуждая бедняжку при ходьбе опираться на щиколотку и только край стопы.

– Я думаю, чем дольше откладывать операцию, тем труднее будет поправить дело, – заметила Энджи. – К тому же я слышала, что кожа на щиколотках может потрескаться, потому что эта часть ноги не предназначена для упора на нее. Почему Дейзи до сих пор не сделали операцию?

– Доктор хотел подождать, пока ей не исполнится год. Сначала он попытался обойтись без операции, только наложить гипс. Он пробовал также выправить ногу вручную, но это очень болезненно, да и неэффективно. И Лора решила прекратить лечение. И с тех пор я каждый день откладываю деньги на операцию, но кое-что случилось, и мне пришлось потратить их на другое. – Он помолчал. – Я говорил именно об операции Дейзи, когда намекнул, что у меня есть другие, более важные обязательства, помимо развода.

Она и так бы догадалась, даже если бы не подслушала его разговор с девочками.

– Операция Дейзи – моя первоочередная задача. И на этот раз ничто мне не сможет помешать.

Уголком глаза она видела, как его рука поднялась и потянулась к бутылке с пивом. Потом она услышала, как он его глотает.

– Есть в Уиллоу-Крик квалифицированный врач?

– Есть доктор, который лечит ее и согласился сделать ей операцию в Колорадо-Спрингс. Этот мерзавец хочет за операцию полторы тысячи долларов.

Энджи шумно вздохнула:

– Это целая куча денег. И сколько тебе удалось скопить?

– Я отложил почти шестьсот долларов, – ответил он после долгой и мучительной паузы. – Каждый раз, когда мне удается заработать чуть больше денег, оказывается, что есть еще сорок вещей, требующих немедленной оплаты. Бакалейщик, поставщик льда, угольщик, мой поверенный, мой счет в салуне, Молли, прачка, конюшня и полдюжины других счетов, не столь неотложных. На прошлой неделе мне удалось добавить двадцать долларов к своим накоплениям. – В его голосе прозвучали бессилие и досада.

Поколебавшись, Энджи выпалила то, что только что пришло ей в голову:

– У меня есть сто тридцать два доллара.

И тотчас же сзади на нее повеяло холодом.

– В день, когда я возьму деньги у женщины, мне придется застрелиться, потому что я перестану быть мужчиной. Какие бы деньги у тебя ни были, они твои и мне они не нужны.

– Я предлагаю их не тебе, а Дейзи, – сказала Энджи смущенно.

– Я сам заплачу за операцию Дейзи.

На языке у нее вертелось возмущение. Дейзи уже исполнилось пять лет, а он еще не накопил денег на операцию. Конечно, девочка еще маленькая, но дефект ноги со временем будет исправить труднее. Однако она не стала усугублять недовольство, возникшее между ними, упоминанием этих прискорбных фактов. По крайней мере сегодня, когда она так ясно видела, что ее неудачи соприкоснулись с его несчастьем. Когда на перроне Сэма так возмутило, что на его иждивении появился еще один рот, она осудила его раздражение. Зато поняла теперь.

– Ладно, – сказала Энджи, глядя на темный силуэт палатки, поставленной им на заднем дворе. – Мы договорились, что развода не будет, пока Дейзи не сделают операцию.

– Да, так уж обстоят дела.

Она надеялась, что у нее хватит терпения, чтобы примириться с ним на то время, что они будут вынуждены оставаться вместе. Сэм хорош с детьми, но, когда речь заходит об общении с женщиной, он становится невыносим.

– Я сделаю все возможное, чтобы сократить расходы по хозяйству и сэкономить деньги.

– Надеюсь.

Энджи стиснула зубы и уставилась на звезды. Лора, нетребовательная, безропотная, этот непорочный образец всех добродетелей, всех достоинств, которыми не обладала Энджи, вероятно, была святой. В пользу этой женщины можно было сказать многое, раз она оставила Сэма в живых, а не пристукнула его.

Глава 3

Усомнившись в деловых качествах Энджи, Сэм тотчас же напомнил себе, что у нее никогда не было нужды вставать рано. В семье Бертоли всегда была служанка, готовившая завтрак и принимавшая на себя все утренние хлопоты. У Энджи не было детей, которых надо было отправлять в школу. Она не должна была вовремя приходить на работу. И все же он с раздражением посмотрел на закрытую дверь спальни. Даже если у нее не было никаких дел, как она могла спать при таком шуме? Девочки смеялись и болтали, усаживаясь за стол.

В то же время завтрак был одной из немногих трапез, которую Сэм мог приготовить сам, будучи уверенным, что он будет съедобным.

– В каком виде вы предпочитаете яйца? – бросил он через плечо.

Обе девочки сказали, что хотят яичницу-болтунью.

– Вам придется есть глазунью.

– Каждое утро мы говорим, что хотим болтунью, а ты даешь нам глазунью. Зачем тогда спрашивать?

– Дорогая Люси, – с важностью ответил Сэм, – яичница-глазунья – произведение искусства. Желток должен быть припущен, но ни в коем случае не жестким, как резина. К тому же он должен оставаться целым. Что же касается белка, то его следует поджаривать до хруста, но не пережарить. Приготовление же яичницы-болтуньи особого таланта не требует. Достаточно размешать яйца и вылить на горячую сковороду.

Девочки смеялись и подталкивали локтями друг друга.

– С яичницей-болтуньей больше возни. В яйца надо добавить молока, потом размешивать.

– И это верно, – ответил отец, улыбаясь.

По утрам его дочери выглядели как настоящие маленькие леди. Причесанные волосы были аккуратно заплетены, перевязаны лентами и спускались на шею. Лица и руки были чисто вымыты. На девочках были свежие платьица, красиво подпоясанные кушаками. Их вид напомнил ему о чем-то важном. А заплатил ли он на прошлой неделе швее? Счет от нее долгое время лежал в кожаной папке. Дверь в спальню Энджи порывисто распахнулась, и она влетела в комнату, торопливо запахивая на талии пеньюар. На спину ей ниспадала длинная темная коса, а лицо ее сияло и со сна казалось розовым.

Сэм так смутился, что ему показалось, будто его сапоги приросли к полу. Мужчине редко доводилось видеть женщину в неглиже и простоволосой, и это придавало Энджи эротический облик, будто она сошла с французской почтовой открытки. Когда Сэм осознал, о чем думает, он с трудом удержался от смеха. Ее наряд не позволял увидеть ни одного дюйма обнаженного женского тела. Высокий ворот ночной рубашки охватывал шею почти до подбородка. Рукава пеньюара закрывали руки до запястий. И все, что он мог видеть, были только носки ее домашних туфель. Разумеется, грешные мысли вызывал не столько ее наряд, сколько сама идея того, что она появилась в таком виде.

В его кухне стояла женщина в пеньюаре, надетом поверх ночной рубашки, и с волосами, заплетенными на ночь в косу. Столь непривычного события было достаточно, чтобы его фантазия мужчины заработала.

Пожелав доброго утра девочкам, она поспешила к плите, возле которой стоял Сэм, и с ужасом увидела, как он раскладывает глазунью на тарелки.

– Прошу прощения. Я проспала. Что мне делать?

– То, что ты пренебрегла своими обязанностями в первый день, тебе прощается, – сказал он шутливо.

Он не мог ясно соображать, когда она вот так стояла рядом в своем пеньюаре. Десять лет назад он предавался фантазиям, представлял ее с распущенными волосами и в ночной рубашке. В своих мечтах он медленно поднимал край ее ночной рубашки, приоткрывая молочно-белые ноги и бедра. Его рука так сильно задрожала, что он чуть было не уронил на пол тарелку с яичницей.