Все в его поцелуе

– Разве мы еще не приехали?

Уэст очнулся, забыв о том, что он не один. Взглянув на девушку, он смерил ее взглядом, гадая, какую беду может навлечь на себя, пригласив ее в дом. Впрочем, какими бы неприятностями ни грозил ему этот визит, он все равно не мог оставить ее на улице.

– Приехали, – подтвердил он. – Уже приехали.

Он открыл дверь и вышел из кареты, протянув руку даме.

Ей понадобилось некоторое время, чтобы выпростать ноги из-под его пальто. Он терпеливо ждал. Она приняла его помощь и слабо запротестовала лишь тогда, когда он взял ее за талию, чтобы приподнять и поставить на землю.

Уэст достал из салона шляпу и кашне, расплатился с извозчиком и отослал его. Только на полпути к дому он вдруг заметил, что мисс Эшби не идет следом. Решив, что она стоит, одинокая и заброшенная, он очень удивился, обнаружив, что она, согнувшись, ищет что-то среди живой изгороди.

– У меня в доме есть камин, даже несколько, поэтому ни к чему вам рыть нору прямо здесь.

Мисс Эшби ничего не сказала. Она еще несколько секунд сохраняла прежнюю позицию, после чего выпрямилась, прижимая к груди большой саквояж.

– А, – догадался Уэст, – вы его здесь спрятали, надеясь вернуться.

– Вы очень сообразительны.

Сарказм ее не остался незамеченным.

– А вы очень холодны. – Уэст усмехнулся, когда она поджала губы. Повернувшись к ней спиной, он зашагал по тропинке к дому.

Зайдя внутрь, он бросил свою шляпу и ее плащ на стол, стоявший справа от двери, и зажег свечи, еще до того как мисс Эшби переступила порог. Взяв у нее из рук саквояж, он поставил его возле стола на пол. Саквояж не настолько тяжел, каким казался, когда она вытащила его из-под кустов, и он подумал, что у нее либо совсем мало вещей, либо она не собирается оставаться в Лондоне надолго.

– Сюда. – Он заметил, что она начала расстегивать его пальто, и качнул головой: – Подождите. Сначала вы должны согреться у камина в моем кабинете.

Он прошел вперед по коридору и распахнул перед ней дверь последней из комнат. Хорошая тяга – лишь в камине его кабинета и еще в спальне. Огонь для Уэста развели много часов назад, так что сейчас уголь почти догорел, но для того, чтобы поддать жару, достаточно добавить щепок и одно хорошее полено. Уэст так и сделал. Справившись с задачей, он жестом пригласил мисс Эшби подойти к огню и снял с ее плеч свое пальто.

Под его тяжестью она горбилась, но и оставшись без него, продолжала ежиться. Уэст поразился, насколько она хрупкая. Лишь на несколько дюймов ниже его, она имела достаточно высокий рост для женщины, но казалась тонкой, как тростинка, хотя ее грудь поражала пышностью. Уэст почувствовал это раньше, во время обыска. К тому же ноги у нее не тощие и бедра округлые.

Волосы ее высохли быстро. В конечном счете, ей пришлось распутывать их пряди. Они отсвечивали красноватым и золотистыми оттенками на фоне огненных языков пламени камина. Словно солнечный свет! Уэст не помнил, чтобы видел такой каскад светлых шелковистых волос у женщины.

А ей уже двадцать четыре, так она ему сказала. Стоя перед камином, дергая за влажные пряди неловкими от сознания того, что на нее смотрят, руками, она казалась подростком – девушкой не старше шестнадцати.

– Возможно, вы любовница лорда Тенли, – внезапно предположил Уэст.

Она замерла, пальцы ее сжимали пряди.

– Нет, – твердо, но очень тихо ответила она. – Я не являюсь любовницей вашего брата.

– Сводного брата.

– Да, конечно, вашего сводного брата. Я не являюсь его сводной любовницей.

Уэст усмехнулся одной половиной рта. На щеке у него появилась ямочка.

– Я вас, кажется, задел за живое.

– Да.

Зубы у нее стучать перестали, и она больше не заикалась.

– Хорошо. Вам налить бренди? – Он подошел к буфету и достал графин. – Или вы предпочитаете херес?

– Я предпочитаю бренди.

– Пусть будет бренди. – Он налил понемногу в два хрустальных бокала и один из них протянул ей. Она взяла бокал ладонями, согревая содержимое, и пригубила напиток.

– Лучше?

Она кивнула.

– Вам надо повернуться кругом.

Она непонимающе посмотрела на него.

– Чтобы высушить платье сзади.

– Ах да.

Она покраснела, и Уэст, глядя на нее, подумал, что трудно поверить, как она смогла добраться до Лондона целой и невредимой. Свой обыск он в расчет не принимал. Пока она стояла спиной к огню, он зажег свет. Несколько ламп. Он видел, что она следит за ним, хотя всякий раз, как он поворачивался к ней лицом, она быстро отводила взгляд.

Может, она ожидала увидеть его столь же представительным, как его отец? До последнего времени, когда рак выжал из него остатки сил, отец выглядел отменным здоровяком и любил жизнь сильнее многих. Высокий ростом и широкий в плечах, герцог держался прямо, с военной выправкой, и внешность его, хоть и отличалась суровостью, нравилась женщинам. Возраст его не изуродовал. Морщины в углах глаз и губ придавали его лицу лишь больше своеобразия, четче выявляя его образ.

Уэст старался видеться с отцом как можно реже. И такая тактика полностью совпадала с его желанием. Никто из них не предпринимал попыток, чтобы изменить существующее положение вещей. Но тень отца продолжала нависать над Уэстом и после его смерти. Учитывая характер государственной деятельности отца, Уэст просто не мог не знать о том, чем он занимается, и делать вид, что его не существует. Отец Уэста мог бы запросто стать премьер-министром, если бы не ловкие козни Ливерпула, заигрывавшего с оппозицией во время войны с Наполеоном. Поражение в парламенте терзало отца, и, как подозревал Уэст, герцог планировал новую стратегию завоевания государственных высот, когда на него вдруг навалился рак и подкосил его. Англия скорбела о потере. Уэст нет.

Он сел в кресло-качалку, изношенное ровно настолько, чтобы чувствовать себя в нем максимально комфортно. Кресло стояло недалеко от мисс Эшби. Подвинув ногой трехногий табурет, Уэст вальяжно протянул на него ноги.

– Присаживайтесь, – предложил он гостье.

– Я постою, если вы не возражаете. – Она окинула взглядом ряды полок с книгами, тянувшиеся вдоль каждой из стен кабинета.

– Я возражаю. Я хочу сидеть, а с моей стороны невежливо сидеть, если дама стоит.

– Мое платье все еще влажное. Я испорчу…

– Садитесь.

Она опустилась на обитую восточной тканью скамью на краю обюссонского ковра. Шелковая кроваво-красная обивка составила яркий контраст с ее черным траурным платьем. Она взяла бокал за ножку и опустила руки на колени. Спину она держала очень прямо.

Наконец он смог разглядеть цвет ее глаз – серо-голубой, и глаза ее словно принадлежали женщине куда старше той, что была перед ним. Ее глаза уже нельзя назвать глазами шестнадцатилетней девушки. И даже двадцатичетырехлетней! В них виделись мудрость и усталость. Отчасти объяснением могло служить долгое путешествие в Лондон или грубость, и даже жестокость, которую он в начале их встречи проявил к ней. Но лишь отчасти. Он спросил себя, что такого могли видеть ее глаза, так сильно ее состарившие.

– По кому траур? – спросил он, имея в виду ее платье.

Его вопрос ее удивил.

– Конечно, по герцогу.

Уэст невесело усмехнулся:

– Никаких «конечно» здесь быть не может. Может, он и ваш отец тоже? Может, вы одна из многочисленного племени его незаконнорожденных детей? Скажите мне, могу я вас обнять как свою сестру?

Она говорила тихо, хорошо модулированным голосом, очень правильно и красиво, без всяких усилий.

– Значит, вы действительно хотите казаться чудовищем. Мне говорили, что такое возможно.

– Стараюсь никого не разочаровывать.

– Я не сказала, что я ожидала грубости с вашей стороны, мне просто говорили, что вы можете грубо вести себя.

Уэст сделал глоток бренди.

– У вас сложилось обо мне мнение, идущее в противоречие с тем, что вы обо мне слышали? – спросил он. – Как такое возможно, если мы едва знакомы?

– Мы встречались раньше.