Ночной соблазн

– Просто Куинс, мадам. Просто Куинс, – сказала она графине.

Леди Уолбрук кивнула и растворилась в толпе. Чья-то рука оттащила Куинс обратно в тень.

– Прекрасная работа, – похвалил Милтон.

– Ты еще здесь? – удивилась она.

– Мне казалось, что ты должна вернуть мне кольцо. Лицо Милтона словно окаменело.

– Правда, это было до того, как ты позволила ей загадать желание.

– Я… позволила? – пролепетала Куинс.

Но Милтон совсем разошелся. Потянул ее глубже в тень и понизил голос:

– Ты поняла, что она пожелала? И что это может означать?

– Конечно, поняла. И смысл ее желания, и последствия, – вздохнула Куинс. – И что ты предлагаешь? Что мы должны сделать?

– Мы?! – Милтон покачал головой. – Я не собираюсь участвовать во всем этом. Особенно еще и потому, что ты была весьма неубедительна, объясняя, что она может отказаться от желания.

– Каким образом ты это услышал? – спросила Куинс. – Неужели маячил за дверью дамской комнаты? – Она укоризненно прищелкнула языком. – А я-то считала, что такие ребяческие проделки тебе уже не по возрасту.

– Я вовсе не маячил, как ты изволила заметить. Просто хотел посмотреть, собираешься ли ты исполнить свое обещание и вернуть кольцо, прежде чем случится очередная неприятность. – Он взглянул на дальнюю стену, у которой стояла Гермиона, не видимая никому, кроме Куинс и Милтона. – И вот теперь расхлебывай последствия. – Он содрогнулся и прижал пальцы ко лбу.

– Это всего лишь короткий приступ невидимости, – отмахнулась Куинс, – который ей быстро надоест. И тогда ты получишь свое кольцо.

– А если не надоест? Вспомни другую часть желания! Она хочет общаться с ним!

Оба не сговариваясь посмотрели на лорда Рокхерста, который широкими шагами направлялся в их сторону. Инстинктивно попятившись, они спрятались в темной нише и дали ему пройти.

– Что, если она последует за ним? Обнаружит… Лицо Милтона приобрело тот же зеленоватый оттенок, что ранее у Куинс.

– Ты должна взять назад это желание.

– Ты не хуже меня знаешь, что я не могу это сделать, – покачала головой Куинс.

– Зато она может. Убеди ее отказаться от желания, прежде чем… – Он вдруг осекся, но Куинс была слишком уязвлена, чтобы это заметить.

– Почему ты вечно беспокоишься из-за мелочей? – проворчала она, изучая свой веер. – Если бы только…

– Куинс…

– Милтон, скажи, почему ты всегда твердо убежден, что несчастье ждет за порогом? Если бы ты только допустил…

– Куинс! Где она?

– Кто? – удивилась Куинс.

– Эта твоя девчонка. Куда она пропала? Куинс поперхнулась.

Рокхерст!

Оба сразу поняли, что произошло, но на всякий случай еще раз оглядели зал, дабы убедиться, что граф тоже исчез.

– Она не посмеет! – выдавил Милтон.

– О небо, она уже осмелилась, – охнула Куинс, хватаясь за него, чтобы не упасть.

Это было не то несчастье, которое предсказывал Милтон. Это несчастье уже грянуло.

– Черт побери, что же мне теперь делать? – пролепетала Гермиона, оглядывая собственный рукав. Сама она видела шелк цвета ноготков, но зеркало отражало именно то, что пожелала Гермиона несколько часов назад. То, что так подробно описывалось в дурацком французском романе о проклятой душе Зои. То есть ничего. Никто из окружающих не видел элегантного платья, красивой прически и даже изящных туфелек, выбранных ею потому, что кружевные ленточки так соблазнительно обвивали щиколотки и икры, а если леди знала, как приподнять подол во время танца, мужчины могли полюбоваться стройными ножками.

Но теперь можно сказать, что деньги потрачены зря!

Мимо прошел лорд Хастингс, по-прежнему держа чаши с пуншем. Вероятно, искал Гермиону. Та уже открыла рот, чтобы позвать его, но, сообразив, что он все равно ее не увидит, поспешно сжала губы.

Бедняга не может найти ее, даже когда она видима! Что говорить о ее нынешнем состоянии?

Но тут, на удачу лорда Хастингса, подбежавшие Индия и Томасин в два счета избавили его от обременительной ноши и рассказали о болезни подруги.

Гермиона мысленно поблагодарила девушек. Молодой барон очертя голову ринулся в капкан, пригласив Индию на танец.

– О, несчастная Индия, – прошептала Гермиона, наблюдая, как подруга кладет руку на рукав барона. Хастингс был ужасным занудой, и подруги вечно подшучивали над Гермионой, удостоенной его особого внимания. – Она никогда не простит меня за то, что пришлось с ним танцевать.

И, что хуже всего, как ОН теперь ее заметит? ОН. Не Хастингс.

ОН. Единственный, кто затронул ее сердце. Рокхерст.

Гермиона вздохнула и оглядела комнату. И первым делом увидела Куинс, извинявшуюся перед ее матерью. Похоже, леди Уолбрук мгновенно поверила всему, что наплела ей Куинс. Ничего не скажешь, иногда неплохо иметь мать, которая… которая… скажем, несколько рассеянна. Но где, дьявол бы все побрал, обретается Рокхерст?! Ей как всегда везет! Загадать бессмысленное желание, только чтобы узнать об исчезновении графа!

Однако когда Гермиона уже хотела сдаться, мимо нее прошел высокий мужчина. Горло ее перехватила знакомая тошнота. Та самая, которая одолевала каждый раз, когда рядом появлялся граф.

Обернувшись, Гермиона увидела, что граф остановился шагах в десяти от нее. Помедлил у входа, который, как она считала раньше, предназначался для слуг. И сейчас ей показалось, что он пронзил ее взглядом.

Разумеется, это чушь. Он не может ее видеть.

Впрочем, он и раньше ее не замечал.

И все же равнодушие графа так подействовало ей на нервы, что Гермиона была готова метнуться в дамскую комнату. До нее только сейчас дошло, что она никогда еще не была столь близко от графа. Только раньше у нее не хватало смелости так дерзко на него пялиться. Любоваться рыжеватыми, как отшлифованное золото, зачесанными назад волосами. Непонятно, как не рассыпается эта волнистая грива!

Ногти Гермионы впились в ладони. Она не сводила глаз с четкой линии его подбородка. Ей всегда хотелось обвести пальцем его подбородок, линию сурово сжатых губ. И глаза… она так долго мечтала, чтобы эти синие глаза смотрели только в ее сторону. Сияли только для нее. Чтобы держали ее в волшебном плену.

И тогда он пересечет многолюдный зал, проигнорировав всех и вся, и бросится к ней, обжигая горящим в глазах желанием. А она, окруженная поклонниками и обожателями, сделает вид, будто не замечает его. Но он оттолкнет их, чтобы взять ее руку.

Однако прежде чем Гермиона добралась до своей любимой сцены, где он целует ее, а она теряет сознание под протестующий возглас матрон, возмущенных столь непристойным поведением, что-то подтолкнуло ее и заставило встрепенуться.

Открыв глаза, Гермиона обнаружила, что графа в зале нет. Он выскользнул в дверь и ушел. Но еще более странным оказалось то, что она так и не поняла, кто ее толкнул: вокруг никого не было. Однако тут ее потащили к двери, за которой исчез граф.

Сначала Гермиона подчинилась, но когда попыталась противиться, ее потянули к двери с такой силой, что она невольно взглянула на руку, где и оказался злоумышленник, не желавший спокойно сидеть на ее пальце. Кольцо Шарлотты!

Гермиона замерла, одолеваемая чем-то вроде тошноты и еще… Любопытством. Несомненным, невыносимым любопытством.

«Куда это так спешит граф Рокхерст?!»

И действительно ли ее тянет вперед кольцо или желание раскрыть его тайны?

Не пытаясь разобраться в собственных ощущениях, Гермиона бросилась к двери. Кольцо, словно обрадовавшись, потянуло ее вперед. Она пробежала по узкому коридору, который, как оказалось, вел к кухне, где царил настоящий хаос. Впрочем, и неудивительно: вечер был в самом разгаре.

Но одно дело – грациозно скользить среди многочисленных гостей, даже когда тебя все видят, и совсем другое – пробираться через толпы слуг с чашками и подносами печально известных своей черствостью и полным отсутствием вкуса сандвичей и бисквитов «Олмака», да еще когда ты невидим.

Но Гермиона успела заметить, как объект ее слежки выходит в темный переулок, и не смогла противиться безумному желанию последовать за ним.