Роковая корона

Мулы прошли, и паланкин двинулся дальше, через площадь и вдоль по следующей улице, такой узкой и извилистой, что встречным священникам и монахам в черных плащах приходилось прижиматься к стене, чтобы разминуться с паланкином.

Мод считала себя вполне счастливой: переносить неумелые ночные объятия императора доводилось не так уж часто, а, кроме того, Генрих очень хорошо относился к ней и продолжал заниматься ее образованием. Куда бы ни направлялся императорский двор, — от снежных вершин Баварии к туманным замкам Рейнланда, темно-зеленым соснам Чернолесья, мощеным улицам и высоким шпилям соборов Парижа или каналам Венеции, — всюду Мод обучали тому, что, по мнению императора, должна знать и уметь его спутница жизни.

И Мод отлично изучила законы, историю, математику и философию. Кроме нормандского наречия, она стала говорить по-латыни, по-немецки и даже немного по-итальянски. Поскольку император был главой христианского мира, наравне с папой, с которым он нередко враждовал, Мод была также искушена в вопросах церковной жизни и разделяла циничное отношение супруга к папскому престолу.

По правую руку от паланкина проплыла ветхая каменная церковь, а за ней — развалины древнего мраморного храма. Среди обломков витых колонн стояла прекрасная белая статуя юноши. Статуе недоставало одной руки; в другой руке юноша держал разбитую урну. Его незрячие глаза, казалось, были обращены прямо на Мод. Она быстро отвела взгляд: ей никогда прежде не доводилось видеть мужчину без одежды, и при виде нагого юноши ей стало неловко.

Впрочем, беглого взгляда на статую вполне хватило, чтобы определить, что она, по всей видимости, относится к периоду Древнего Рима. В числе прочих предметов, изученных Мод во время путешествий с императором, была и история скульптуры. Вопреки строгому этикету и суровой атмосфере, императорский двор часто посещали необычные путешественники. Среди них были крестоносцы, возвращавшиеся на родину после долгих лет, проведенных в Святой земле, нормандцы из Сицилии, бродячие школяры из Парижа, трубадуры из Прованса и даже заезжие семиты и мусульмане, привозившие с собой переводы классических трудов древнегреческих и древнеримских авторов.

Мод испытывала огромный интерес и волнение при встречах с подобными людьми: ведь они давали ей возможность заглянуть в незнакомые миры. Один жонглер научил ее играть на виоле; лекарь из Иоппы преподал ей начала арабского языка. Мод прилежно вчитывалась в строки перевода греческой сказки о страннике по имени Улисс.

В отдалении показались замшелые каменные ярусы Колизея, а еще дальше — нежно-голубые холмы Тосканы. Мод понимала, какое необыкновенное счастье выпало на ее долю, и никогда не уставала благодарить в душе своего императора.

Конечно, были в этой жизни и мелкие недостатки. Несмотря на то, что все ее любили и уважали, Мод сознавала, что императорский двор без устали предается разнообразным интригам и сплетням. Далеко не все одобряли ее успехи в приобретении знаний. Кое-кто за спиной шептался, будто женщине не подобает вести такую жизнь, будто стареющий император избаловал свою нормандскую жену — вместо того, чтобы приучить ее к настоящим женским занятиям, вроде рождения сыновей. Главное дело женщины — рожать и растить детей, а в императорской семье до сих пор нет прибавления, и злые языки постоянно твердили об этом.

Мод не удостаивала их своим вниманием. Пускай люди болтают, что им вздумается, ведь император все равно любит ее.

Паланкин остановился на широком дворе под большим фиговым деревом в центре, вокруг которого в изобилии росли светло-желтые, нежно-белые и темно-розовые цветы. Мод выбралась из паланкина и быстрым шагом прошла мимо мраморного, с розовыми прожилками, фонтана, рассыпавшего прохладные струи, поднялась по выщербленным белым ступеням лестницы, охраняемой по бокам двумя каменными львами, и прошла в тенистый зал, пол которого был покрыт мозаикой из голубых плиток.

— Где его императорское величество? — спросила она у слуги в белой ливрее.

— В приемной, ваша светлость, но он сейчас занят…

Мод не стала дожидаться окончания фразы и поспешила по коридору в приемную.

— Вы будете гордиться мною! — воскликнула она, распахнув дверь и вбежав в темную каменную комнату.

В страхе она остановилась. Предполагалось, что император будет один, но в приемной оказались двое незнакомых людей с угрюмыми лицами. Император в расшитых золотом парадных одеяниях и плаще, подбитом белым горностаем, восседал в деревянном кресле, положив ноги на скамеечку с подушками. По сторонам от него пылали две медные жаровни, наполняя комнату удушливым теплом. Подернутый дымкой солнечный свет, пробиваясь сквозь розовые окна, озарял продолговатое лицо императора, морщинистое, как старый пергамент, и смягчал серо-стальной блеск прядей волос и бороды. Когда император болел, он всегда выглядел старше своих сорока семи лет. Он коротко переглянулся с двумя незнакомцами и обратил на Мод взор полуприкрытых тяжелыми веками глаз.

— Во имя Неба, скажи мне, сколько раз тебе повторять, чтобы ты не врывалась в комнату, как ураган? — Император прижал руку к сердцу и обратился к двум посетителям, не сводившим глаз с императрицы. — Вы должны извинить чрезмерную живость моей супруги. Боюсь, что я избаловал ее и ее манеры часто оставляют желать лучшего. — Генрих подал знак слуге: — Закрой дверь, сквозит.

Мод вспыхнула.

— Прошу прощения, я постараюсь запомнить на будущее. — Полная раскаяния, она присела перед гостями в реверансе. — Простите меня за вторжение.

Когда она поспешно повернулась, чтобы выйти из комнаты, в уголках тонких губ императора заиграла улыбка.

— Раз уж ты так нетерпеливо ворвалась сюда, можешь остаться. Подойди сюда, liebling [5]. — Генрих, сморщившись, убрал ноги со скамеечки и похлопал по подушке. — Садись рядом.

Мод села, и император потрепал ее по подбородку.

— Я слышал, ты сегодня прекрасно справилась со своей задачей.

Мод не сдержалась и вскочила со скамеечки.

— Откуда вы знаете? Кто вам сказал? Что они сказали?

— О Боже милосердный! Сколько вопросов сразу! Ты не могла бы посидеть спокойно? У меня голова кружится от твоей непоседливости! — проворчал император, и лицо его посуровело. — Что могут подумать наши гости?

Виновато взглянув на незнакомых посетителей, Мод снова опустилась на подушку. Она сгорала от любопытства, желая поскорее узнать, кто эти длиннолицые странные гости, но понимала, что спрашивать об этом невежливо. Она и так уже повела себя слишком невоспитанно.

Один из посетителей, молодой человек с длинными каштановыми кудрями, был весь, от кожаных башмаков до плаща, одет в черное. Карие глаза его, расширившиеся от удивления, когда Мод вбежала в комнату, то и дело обращались на нее вновь и вновь, разглядывая лицо, нежную белую шею, тонкую талию и пышную, выступающую под туникой грудь императрицы.

Под его изучающим взглядом Мод почувствовала себя неловко. О Дева Мария, почему он так смотрит?! Она решила переключить внимание на другого гостя, монаха-бенедиктинца средних лет, тоже одетого в черное и с серебряным крестом на груди.

— Мы обсудим твои дела позднее, — серьезно произнес император. — Сейчас у нас есть более насущные вопросы. Позволь представить тебе наших гостей: аббат Питер из лондонской епархии и граф Обери из Эвре, что в Нормандии. Они посланы твоим отцом, чтобы сообщить нам печальное известие: твой брат-близнец, принц Вильгельм, месяц назад, всего несколько дней спустя после своей свадьбы, утонул в проливе.

Мод от неожиданности разинула рот. Ошеломленная, она переводила взгляд с графа на аббата.

— Да, мадам, белый корабль, перевозивший свадебный кортеж из Нормандии в Англию, бесследно затонул, — подтвердил граф Обери. — Было установлено, что вскоре после отплытия судно слишком близко подошло к смертельно опасным рифам, послужившим причиной гибели многих кораблей. За исключением одного-единственного человека, горожанина из Руана, все, кто были на борту, утонули. — Граф немного помолчал. — Король, ваш отец, пребывает в безутешном горе.