Флорис. «Красавица из Луизианы»

— Хвала Господу, с вами ничего не случилось! Мадемуазель! Ночь на море очень опасна для спящего, Надо хорошо закрывать все щели. Если в каюту влетит злой морской дух, он может превратить вас в паралитика или во что-нибудь похуже… А если на вашу одежду попадут капли дождя, он поселит там отвратительных червей! — воскликнул Легалик, ужасно суеверный, как и все моряки-бретонцы.

Батистина сделала круглые глаза. Жорж-Альбер презрительно осклабился.

— Но не хотите ли, мадемуазель, осмотреть «Красавицу из Луизианы»? — спросил Легалик, предлагая девушке руку.

— О, да! С удовольствием!

Батистина тотчас же грациозно оперлась на протянутую руку и коснулась кончиками пальцев гранатового мундира с черно-золотыми обшлагами, свидетельствовавшими о том, что Легалик, будучи офицером торгового флота, мог отчасти зависеть и от его величества короля.

Старший помощник увлек девушку вверх по трапу, ведущему на полуют. Взбираться по узеньким ступенькам было неудобно, и Батистина порадовалась, что надела утром простенькое свободное коралловое платьице, у него были совсем небольшие фижмы из конского волоса, и оно очень подходило для подобного путешествия.

Легалик воспользовался тем, что трап был узкий и крутой, и взял Батистину за руку, чтобы помочь ей преодолеть подъем.

«Ах, он просто очарователен! Решительно, я обожаю корабли, морской флот, морские путешествия и моряков! — подумала Батистина, глядя на своего кавалера снизу вверх. — Как же правильно я поступила, что уехала!»

Девушка ступила на полуют. Ее опьянил вольный, чуть солоноватый воздух свободы.

Батистина склонилась над бортом — посмотреть на хлопья пены, кипевшие в кильватере. Она покачнулась и едва не упала — закружилась голова от неожиданно большой высоты.

— Обопритесь на меня, мадемуазель, палуба у нас с наклоном, — заворковал Легалик, воровски прижимая Батистину к себе. — «Красавица из Луизианы» — это большой корабль, его водоизмещение — тысяча тонн, а место, где мы сейчас находимся, самое высокое на всем корабле. Да, да! Мы сейчас примерно в сорока футах над уровнем моря, а осадка у нас — двадцать восемь футов…

Казалось, Батистина слушает Легалика с превеликим вниманием. Тот прочистил горло — девушка все больше приводила его в смущение. Морской воздух явно пошел ей на пользу. Еще никогда она не была такой красивой. В ее глазах отражались волны, и эти голубые озера сияли глубже и ярче, чем обычно. Долетавшие до щечек морские брызги оживили цвет лица, а ее длинные белокурые волосы, небрежно подхваченные голубой лентой, трепетали на ветру и вспыхивали тысячами искр под лучами солнца.

Батистина ни о чем не сожалела, она не чувствовала никаких угрызений совести, но просто откровенно радовалась тому, что сыграла злую шутку с Флорисом и королем. Все произошло с поразительной быстротой. Жанна-Антуанетта проявила искреннюю заинтересованность в судьбе подруги и невероятную чуткость. Батистине не пришло в голову, что ее дорогая подруга, обрадованная тем, что король достанется ей самой, подарила несчастной беглянке часть своего гардероба и десять тысяч ливров вовсе не бескорыстно. Она также снабдила Батистину рекомендательными письмами, адресованными капитану корабля, и свидетельством на владение плантацией индиго в окрестностях Нового Орлеана с четырьмя десятками рабов, да еще и счетом в банке Нового Орлеана с солидной суммой впридачу. Батистины де Вильнев-Карамей больше не существовало, ее место заняла мадемуазель Бургиньон. Она отбыла к неведомым берегам, обладая довольно большим состоянием.

«А когда я там как следует устроюсь и, быть может, даже выйду замуж за того, кто мне понравится, я пошлю за Элизой, тайно, разумеется!» — подумала Батистина.

— У нас в бортах проделаны специальные люки, в которых при малейшей опасности появятся жерла пушек. Первая батарея стреляет 18-фунтовыми ядрами, вторая — 12-фунтовыми. Как вы, наверное, отдаете себе отчет, мадемуазель, ваша честь отлично защищена… — продолжал Легалик, все более и более возбуждаясь.

Батистина вздрогнула, Погрузившись в свои мысли, она не очень внимательно слушала объяснения помощника капитана.

— Но разве… хм… разве мы находимся не на торговом судне? — невинно спросила Батистина.

Легалик снисходительно усмехнулся.

— Да, мадемуазель, «Красавица» перевозит различные грузы, но вот уже несколько лет все корабли хорошо вооружают. Посмотрите на наш караван, мадемуазель, — продолжал трещать Легалик, гордый тем, что может продемонстрировать свои глубокие познания. Он указал рукой на окружавшие их корабли: — Вот «Пчелка» и «Приключение», это тоже торговые суда, но у каждого по тридцать люков, то есть у каждого на борту тридцать пушек. «Маршал д’Эстре», «Медея» и «Возлюбленный» — настоящие боевые корабли первого класса, у каждого на борту по 120 пушек и по 800 человек команды. А вон там идут фрегаты, галиоты, две бригантины… Итак, наши торговые суда под надежной защитой. Уверяю вас, мадемуазель, корабли его величества Людовика XV могут не бояться пиратов! Клянусь!

— Какой превосходный урок, сударь! — воскликнула Батистина, более смущенная упоминанием имени Людовика, чем ей это хотелось бы показать.

«Мое сердечко… мое сердечко…» — нашептывал легкий бриз. Батистина едва не заткнула себе уши. Ее взгляд рассеянно блуждал по зеленым волнам, чей блеск напоминал ей о гордом взгляде зеленых глаз…

На зеленовато-голубоватой поверхности воды, еще несколько минут назад подернутой мелкой рябью, появились небольшие волны и белые барашки. Тени от раскрашенных в красный, черный, голубой и золотистый цвета корпусов кораблей ложились на белые паруса и танцевали в том же ритме, что и волны.

«Моя фея… моя роза… Прости меня!» — слышалось ей в хлопанье парусов.

Взгляд Батистины стал жестким. Нет! Никогда! Никогда не простит она Флорису его жестокости! Когда-нибудь она еще отомстит за себя…

— Вашу руку, мадемуазель! Если позволите, мы сейчас спустимся вниз. Ветер крепчает и становится все более прохладным, я боюсь, как бы вы не простудились. Нас уже, должно быть, ждет завтрак в кают-компании. Это как раз под нами. А потом мы продолжим осмотр «Красавицы из Луизианы», если вы пожелаете… Но позвольте сказать, что истинная красавица на нашем корабле — это вы, мадемуазель!

Невозможно было быть более галантным. Батистина подумала, что этот моряк вполне мог бы произносить свои комплименты дамам в Версале и никому не показался бы смешным.

Началась килевая качка, что очень помогло Легалику. Батистина оступилась и потеряла равновесие на узком трапе. Она оперлась о плечо офицера, спускавшегося впереди нее. Тот тотчас же обернулся, чтобы поддержать девушку. Он стоял на одну ступеньку ниже, и его голова как раз находилась на уровне головки Батистины. Она чувствовала совсем рядом широкую грудь и мускулистые руки моряка.

«Быть может, мне не следовало бы делать этого!» — подумала Батистина, но уже не могла сопротивляться резким толчкам, бросившим ее в объятия моряка.

Солоноватые губы коснулись ее губ. Это было очень приятно, весело… Батистина чувствовала, что силы покидают ее, на сердце и в душе — пусто. В эту секунду она даже не помнила, как ее зовут. Если бы ее сейчас спросили, где она находится, она не смогла бы ответить…

— Счастлив приветствовать вас, мадемуазель Бургиньон! Так, значит, Легалик показывал вам наш корабль? — вскричал капитан Робино, увидев входивших в кают-компанию Батистину и своего помощника.

Девушка была чуть бледнее, чем обычно, Легалик же, напротив, красен, как рак.

— Добрый вечер, капитан! — пролепетала Батистина, забывшая, что сейчас утро. Единственным оправданием ей могло служить то, что чувствовала она себя с каждой минутой все хуже.

Жорж-Альбер уже восседал за столом. Бросив на свою юную подружку неодобрительный взгляд, он с задумчивым видом потянулся за стаканчиком сидра, выпил и закусил кусочком солонины, попахивавшей прогорклым жиром. Великий гурман и лакомка привык, разумеется, к более утонченной пище. Нет, Жоржу-Альберу решительно не нравилось на флоте. Он предпочитал стряпню Элизы.