Ветер перемен

«И это действительно так, – подумал Джордж, – с Косби нам в самом деле крупно повезло. Во-первых, он в целости и сохранности доставил нас сюда; во-вторых, перед тем приятно пощекотал нам нервы. Отцу не может не польстить его комплимент». (Джордж заметил, а может быть, и нет, что привычное «вы» под его пером неуловимо уступило место более уверенному «я»).

«Верфь Клайва – как раз то, что требуется. Она находится по соседству с британскими казармами, и все в ней отмечено «старомодной» отточенностью и исполнительностью. Арабский образ жизни утомителен. В нем так много лишенного формы и направления, так много отдано на милость судьбы и Аллаха, что честолюбие и правила поведения, неотъемлемые признаки хорошего воспитания, становятся как бы продолжением страсти или произвола. Не думаю, что этот образ жизни вызвал бы у тебя восхищение, отец.

Я буду держать тебя в курсе хода работ на верфи. А пока наилучшие пожелания всем в доме».

Образцовый сын поставил свое имя, потом негромко кашлянул, складывая письмо в конверт. «Что скажет отец, когда увидит все это?»– подумалось ему. Перед мысленным взором Джорджа возникла фигура Турка, объятого яростью, а рядом – фигуры Тони, Мартина и Карла, снующих взад и вперед и истерично взмахивающих руками, как бы силясь заслониться от извергающихся на них угроз и проклятий. «Да, Косби – это как раз то, что требуется», – повторил Джордж с удовлетворением. Стать здесь на якорь повелела сама судьба. Или провидение, как ее называют предсказатели.

Порт-Саид – это название звучало успокаивающе. Будто сталкиваешься с чем-то неуправляемым, как выводок цыплят, и вдруг – чудо! – в мгновение ока оно становится типично европейским портом с вполне рациональной системой работы. Джордж улыбнулся и обратился мыслью к повседневным вопросам. Встал, расправил манжеты, оглядел себя в зеркале, пригладил волосы, взял свою соломенную шляпу и вышел из комнаты, намереваясь нанести визит управляющему верфью Джонатану Клайву.

«Какой это замечательный человек, – размышлял Джордж, не спеша идя вдоль набережной. – Клайв обеспечивает нас цивилизованным жильем, делает все необходимое для капитана и его команды и к тому же заботится о том, чтобы мы, упаси Бог, не соскучились: снабжает экипажами для пикников, не забывает об играх для детей, организует кукольный театр в холле отеля. А с каким достоинством он работает! Никогда не суетясь, не затрачивая лишней энергии. Само спокойствие в эпицентре этого арабского смерча.

«Не стоит беспокоиться, мистер Экстельм. – С неповторимым шотландским выговором говорит он. – Не стоит беспокойства».

Минуя живописные окрестности отеля «Бельвиль» и огибая набережную в сторону гавани, Джордж мысленно оценивал советы и рекомендации своего нового друга. Присказка Джонатана Клайва обрастала новым слоем значений и смыслов, не имевших ничего общего с буквальным ее звучанием. «Не стоит беспокойства» – это выражение стало ключевой фразой, девизом, талисманом Джорджа. Оно воплощало в себе его надежды и невысказанные чаяния. Ибо Джордж наконец-то мог позволить себе строить планы на будущее: что он сделает для Джини, когда со всем этим будет покончено, чем он станет для Поля, Лиззи и малышки Джинкс. Как он сложит заново, кирпичик к кирпичику, утраченную семью. «Не стоит беспокойства, – сказал себе Джордж, – ибо у меня достанет времени и мудрости это сделать».

Несколько раз он задумывался о том, как опишет Юджинии свое новое «я». Прикидывал, что ей скажет и как. Сначала поведает ей, как однажды, во время соревнований по стрельбе на «Альседо» открыл для себя, что именно он, а не отец и уж тем более не Огден Бекман, призван взять на себя ответственность за их будущее. А уж потом и об этом недавнем откровении: магической присказке Джонатана Клайва. Будет лучше, если этот новый индивидуум, этот новый Джордж Экстельм станет для нее чудесным сюрпризом. Нет, он ничего не будет рассказывать: он покажет ей. Лучше один раз увидеть, чем тысячу раз услышать, напомнил себе Джордж.

«Не стоит беспокойства. Не стоит беспокойства». Улыбаясь, Джордж спускался по эспланаде. У портового города, невзирая на арабский орнамент, определенно появился некий утонченный французский дух (по крайней мере, так казалось Джорджу). Порт-Саид напоминал ему Довиль и Лозанну с их открытыми ресторанами, прогуливающимися нарядными горожанами, с их неспешным ритмом. Сидя в тени под зонтом одного из многих уличных кафе и потягивая абсент и кофе, Джордж мог спокойно наблюдать, как вращается мир. Пожалуй, именно этим и стоит сейчас заняться. А визит на верфь Джонатана Клайва мог и подождать. Джордж присел за столик и безмятежно любовался растекавшимся вокруг биением жизни.

Широкую эспланаду надежно защищала от волн сложенная из четырехугольных гранитных глыб набережная. Из обрамленных камнем квадратов земли вверх тянулись деревья; перед скамейками то здесь, то там вырастали клумбы на редкость ярких египетских цветов. И все-таки, несмотря на непривычность их ослепительных тонов и блики то и дело сновавших горожан в бурнусах, в облике города – или по крайней мере этой его части – было что-то успокоительно европейское. Совсем как в тех местах, какие представали его взору в ходе отроческого «кругосветного путешествия».

«Жаль, что Джини не была знакома со мной в те годы, – подумал Джордж. – Как замечательно могли бы мы провести время…»– Ему вспомнились бесчисленные женщины, засыпавшие в смятых постелях в то время, как он вставал и распахивал тяжелые зеленые шторы на окнах, чтобы бросить взгляд на знаменитые улицы. – Вот если бы со мной была Джини, – грустно подумал Джордж. – Уж она-то могла бы сполна насладиться видом всех этих мест, живописных городов и зеленых холмов». Однако эти воспоминания не погружали его в меланхолию, не побуждали с вожделением потянуться за бокалом виски с содовой или бренди с содовой; он верил, что теперь его жизнь изменится. И что он сам сделает для этого все необходимое.

Поль и Джинкс наперегонки побежали по улице навстречу отцу. Они увидели его еще издалека, прокричали Прю, кузену Уитну и Лиззи, решившей по непостижимой причине вести себя как взрослая:

– Скорей! Скорей! Сделаем сюрприз папе! – Само собой разумеется, Поль и Джинкс не дождались ответа: они просто сбежали вниз по эспланаде к столику кафе, где их отец только что с комфортом расположился «посмотреть, как вокруг движется мир», что успело войти у него в привычку в послеобеденные часы.

Сойдя на сушу неделю назад, дети тут же влюбились и нее. Надо же, они живут в отеле! Обедают в ресторане за табльдотом, [31] и каждая новая минуту таит в себе неисчерпаемый кладезь чудес. Правда, они почти не бывали рядом с матерью: мамочка всегда «отдыхала», или у нее болела голова, или она была слишком утомлена, чтобы участвовать в их подвижных играх и экскурсиях. Но отец – он-то был с ними! И больше того – все время находил, чем их удивить!

В самом начале поездки он как-то обронил словцо, что, остановившись в порту, они могут не придерживаться своего строгого учебного расписания. Поэтому, оказавшись в Порт-Саиде, они указали ему, что данный порт ничем не отличается от других, на что Джорджу не осталось ничего другого, как миролюбиво капитулировать, заметив:

– Ну, ваша взяла, ребята. Хорошо. Никаких занятий, пока опять не выйдем в море.

Итак, никаких уроков в течение всего их чудесного пребывания в Порт-Саиде! Никаких уроков! Только кукольные представления в холле отеля, пикники и походы на верфь в гости к мистеру Клайву. Никаких уроков! Только игры с Генри и Недом в саду отеля – игры, для которых папа подарил им мяч и лук со стрелами в колчане! С Генри и Недом, которые служили на яхте. Только вообразите! Джинкс считала, что включение двух друзей в их компанию с избытком компенсировало то обстоятельство, что Неда не пригласили на день ее рождения, а Поль решил для себя, что, когда вырастет, будет, как Генри. Решил и сказал об этом вслух и пообещал никогда, ну никогда не бросать на пол свою салфетку.