Святые сердца

– Так чем я могу вам помочь? Мне сказали, он болен?

Женщина затаивает дыхание.

– Да, болезнь есть. Но я пришла изза одного синьора.

– Не вашего мужа?

– Нет, не мужа… О, это не то, что вы подумали. Мой муж знает, где я. Этот синьор – он пациент. Мой муж нашел его. Он был ранен. Тяжело ранен. Мы помогли ему. Без нашей помощи он умер бы.

Несмотря на нервозность, женщина полна решимости. Вообщето Зуана не должна ее больше слушать, ведь она до сих пор не сказала ничего, что както объясняло бы ее визит, но Зуане она нравится. А может, ей нравится новизна этой комнаты, где царит суета и оживление, словно тут не монастырь, а приемная большого дома, где люди собрались и радуются повседневной жизни. Монахининадзирательницы движутся меж группами. Одна из них глядит на Зуану. Непривычно видеть здесь сеструтравницу. Зуана улыбается и кивает. Та отвечает улыбкой и проходит мимо.

– Может быть, вы расскажете мне, что случилось, – говорит Зуана женщине.

– Дада, спасибо. Несколько недель назад мой муж возвращался в город из деревни, где собирал лекарственные травы. Его лошадь охромела, и последние мили ему пришлось идти пешком, так что время было позднее. С берега реки донеслись крики, и, подойдя туда, он спугнул какихто людей. Они кинулись наутек, но один остался лежать на земле. Сбежавшие ударили его ножом и пытались перерезать ему горло. Мужу удалось остановить кровь – артерии были не задеты – и привезти раненого в дом. Много дней он был при смерти, так как кровотечение все возобновлялось, но муж прикладывал к ранам лютик и тысячелистник, и юноша стал поправляться.

– Вы помогаете мужу в работе?

Женщина краснеет.

– Да. Немного. Детей у нас нет; я не могла… И вот… И потом, это дешевле, чем нанимать помощника.

– Вам нравится?

У женщины вырывается смешок.

– Да. Да, нравится.

Зуана кивает. Отец, муж, даже сестра. Было бы с кем поговорить. Поговорить с человеком, которому так же интересно, как и ей. Больше ей ничего не было нужно.

– И что же в этой истории привело вас сюда, ко мне? – спрашивает она мягко.

– Юноша рассказал нам, что люди, которые пытались его убить, были его друзьями, он познакомился с ними, когда приехал в наш город, ибо он здесь чужой.

– Тогда зачем они пытались его убить?

– Он не знает. Мой муж сказал, что ему надо пойти к городской страже, ведь он может опознать нападавших. Но юноша сказал, что это не поможет, поскольку они из хороших семей, и правосудия он не дождется.

Зуана чувствует, как внутрь ее словно закрадывается холодок.

– А этот молодой человек назвал вам свое имя?

– Да. Джакопо Браччолини. Он певец. Не знаю, будет ли он петь и дальше, ведь ему так исполосовали горло и лицо. Но он был учителем пения в Милане.

Зуана трясет головой. Надо встать и уйти.

– Это он послал вас сюда? – спрашивает она, уже резче.

– Нет. Я сама предложила, что схожу, когда услышала его историю. Он хороший человек и едва не умер, – говорит женщина. – Он написал письмо и попросил, чтобы я передала его вам. Оно адресовано молодой монахине, послушнице по имени…

– Я не хочу знать, для кого оно. Я не знаю этого человека и ничего не могу от него принять, – заявляет Зуана, уже стоя. – Послушница принесла обеты и скоро подтвердит их, ей нельзя получать письма.

Она замечает, что с другого конца комнаты за ней следит монахинянадзирательница. Напряженность их разговора привлекла ее внимание. Зуана снова садится и опускает глаза.

– Однако не беспокойся, за его полное выздоровление я помолюсь, – уже спокойнее говорит она. – И спасибо за визит.

– Пожалуйста. Пожалуйста… – Голос женщины тих, но отчетлив. – Это трудно, я знаю. Но он хороший человек. Я ходила за ним несколько недель. Он ничего не просит, только хочет сказать «прощай». Он уезжает и хочет пожелать ей счастья. Он никогда больше ее не потревожит.

Зуана трясет головой, но больше для того, чтобы не слышать голоса этой женщины. В том, как она говорит, есть чтото убедительное. Всякий больной, кого она возьмется выхаживать, поневоле найдет утешение как в ее силе, так и в ее нежности. А может, это любовная история тронула ее сердце. Кому, как не ей, знать ценность любви, ведь только ради истинного чувства муж станет терпеть бесплодную жену и не отвергнет ее, чтобы жениться на другой.

– А вы его читали?

– Нет. Но он хороший человек, клянусь.

Надзирательница уже подходит к ним.

– Все ли у вас в порядке, дорогая сестра?

– О, все очень хорошо, спасибо, сестра Елена, – улыбается Зуана. – Новости, правда, неважные. Это… Изабелла… Везалио. Ее муж был одним из самых одаренных студентов моего отца. Он очень болен, и она пришла ко мне за советом. Но, помоему, наши молитвы ему нужнее любого лекарства.

Монахиня внимательно смотрит на женщину, чье платье и лицо говорят о смирении.

– Будь спокойна, добрая женщина, мы не забудем помянуть его в наших молитвах, – с улыбкой говорит она и отходит.

Зуана опускает голову, точно и в самом деле молится. Напротив нее, сложив на коленях руки, сидит женщина. Изпод ее ладони высовывается краешек сложенной бумаги.

– Но почему я? Почему вы пришли ко мне?

– Потому что он сказал, что вы хорошая и добрая монахиня.

– Он меня не знает.

– Похоже, что знает. И не ошибается. Вы действительно… хорошая и добрая. Жаль, что я не знала вашего отца… – шепчет женщина.

Мгновение Зуана не сводит с нее глаз. Позднее она так и не может вспомнить тот миг, когда приняла решение. А может, она его и не принимала. Может, это тело решило все за нее.

Преодолев разделяющее ее и женщину расстояние, ее руки ложатся поверх ладоней последней. Зуана с удовольствием отмечает, что пальцы у них испачканы одинаково.

– Господь всемогущий, позаботься о Твоих слугах здесь и помоги этому юноше поправиться, чтобы его голос вновь воздавал Тебе хвалу. – Пока она говорит, женщина выпускает из рук письмо, а Зуана прижимает его своими пальцами и держит.

– Аминь.

– Аминь.

Руки Зуаны возвращаются к ней на колени и зарываются в складки ее юбки.

– А теперь идите, – тихо говорит она посетительнице.

– Спасибо.

Женщина встает и поспешно уходит.

– О… Синьора Везалио…

Женщина оборачивается.

– Передайте мужу, пусть прикладывает мед и паутину с яичным белком к ранам на шее и лице. Так шрамы рассосутся быстрее.

Зуана не сразу уходит, но некоторое время сидит, ощупывая сквозь складки платья письмо и оглядывая комнату. Она замечает сестру Персеверанцу, которая, как всегда прямая изза ремня, перетягивающего ее в талии, оживленно болтает с нарядной замужней дамой одних с ней лет и сходной наружности. У ее ног девочка, светлокудрый ангелок с липким от печенья ротиком, прижимаясь к коленям тетки, трогает пальчиками бусины четок, висящих у той на поясе. Сколько же ей лет? Три? Четыре? Уже видно, что хорошенькая, такую в монахини не отдадут. Но кто знает, что еще будет. Может, оспа, а может, несчастный случай или даже постепенно открывшаяся слабость ума…

Засунув письмо в рукав, Зуана выходит из комнаты, оставляя позади звуки веселья.

Глава сороковая

В часовне она занимает свое обычное место на пустых хорах и сидит, слушая, как колотится ее сердце. Закрыв глаза, она прижимается спиной к панели и ощущает стык между ореховым зданием склада и клинышком реки из красного дерева. Сколько труда, сколько веры вложил в мозаику мастер. Немного погодя она открывает глаза и видит фрески на стенах вокруг. Поскольку жечь свечи в дневное время – безрассудство, то церковь освещается лишь солнечными лучами, которые, меняя в течение дня угол наклона, выхватывают из тени то одно, то другое изображение. Вот почему пики времен года всегда имели такое значение для Зуаны: в этот период солнечные лучи всегда выделяют две сцены, особенно хорошо видимые с ее места. С годами она хорошо их изучила. И теперь рассматривает их, чтобы успокоиться.