Ее крестовый поход

Для Иден все это было в новинку, однако она не сомневалась в правильности подобного подхода. Да и весь город, жизнь которого была отлично отлажена, казался совершенно новым миром, который вполне соответствовал представлениям мусульман о рае, оставшимся невольно в ее памяти из рассказов Аль-Акхиса.

"Откинувшись на мягких ложах... одетые в покровы чудесного зеленого шелка... украшенные серебряными браслетами... они не будут ведать ни палящего зноя, ни жгучего холода. Деревья раскинут над ними свою тень, и плоды будут свешиваться гроздьями".

Его сладостный, теплый голос обладал, как она заметила, свойством запечатлеваться в сознании без всякого принуждения. Он не старался поучать ее, ибо она не потерпела бы этого, однако она не запрещала ему читать великие письмена ислама, и многое из прочитанного было взято им из Корана. К тому же он занимался переводом священной книги на язык франков и часто нуждался в ее помощи, дабы найти подходящее слово или наиболее точное выражение. Она видела тонко сплетенную паутину — он и не пытался скрывать свои намерения. Но это не смущало ее — она не собиралась попадаться в его тенета.

Постепенно Иден все больше привыкала к своей довольно привольной жизни. Многое доставляло ей удовольствие, но уголок ее мозга всегда оставался закрытым для окружавшей роскоши и питался молитвами и неослабевавшим стремлением совершить побег, когда представится подходящий случай.

Однажды утром, когда она наблюдала за работой Эль-Кадила над описанием искусства верховой езды на простом, но вполне правильном французском, ее призвали в сине-зеленый сад Аль-Хатун.

Госпожа Луны отдыхала в своей тенистой беседке, но лежавшие рядом с ней перо, чернила и пергамент свидетельствовали о недавних трудах.

— Подойдите... сядьте рядом, госпожа Иден, — пригласила она, оказывая честь своей пленнице. Иден повиновалась, подогнув под себя ноги не хуже любого сирийца.

— Мой сын весьма преуспевает в языке. Я очень довольна вами как наставницей, — начала высокопоставленная наложница. — Кроме того, Аль-Акхис сообщил мне, что, хоть вы упрямо придерживаетесь вашей ошибочной веры, вы не выказываете неприятия ислама. По его наблюдениям, вы любознательны и обладаете незаурядным умом. Мой переводчик разбирается в людях. И я высоко ценю его мнение.

Она замолчала, словно ожидая ее ответного замечания. Не получив ответа, она продолжила более мягким тоном, чем обычно:

— У меня есть для вас известия. О вашем муже.

Оглушенная громким стуком собственного сердца, Иден ждала.

— Мне удалось узнать, что человек, которого вы разыскиваете, до сих пор, как вы и предполагали, пленник эмира Ибн Зайдуна.

— Ну а выкуп? — задохнулась Иден. Вся ее жизнь в Дамаске рассыпалась в прах, и она вновь осталась в том же состояний, что и в Акре, томимая ожиданием. Но следующие слова Аль-Хатун разбили последнюю надежду:

— Он лишен возможности быть выкупленным — эмир не желает расставаться с ним.

— Нет! Это невозможно! Он, конечно же, не мог так поступить!

— Он волен поступать как хочет. Это его пленник.

— Но договор... слово Саладина! — умоляюще воскликнула Иден.

Аль-Хатун отвечала медленно и спокойно, но с ужасной ноткой окончательного приговора:

— Вы не могли уже позабыть про Акру... вряд ли султан станет тревожить своего верноподданного вассала, заставляя вернуть трофей врагу, преступившему клятву. Нет. Это дело решенное. Оставьте бесполезные надежды. Ваш муж умер для вас.

Трофей! Мертвец! Вот как они рассматривают его! Возможно, они ждут от нее того же? Она не станет лить слезы перед этой гордой женщиной, но в душе она рыдала, проклиная Саладина, который не сдержал обещания, и еще сильнее проклиная Ричарда Английского, чья бесчеловечность была тому причиной.

— Но он не умер, он жив, — яростно прошептала она, когда смогла говорить, бросая вызов высокомерной наложнице. — А если он жив, то все же может сбежать... или получить спасение.

Аль-Хатун улыбнулась с явным сожалением:

— Если он сбежит, то будет пойман и убит, в этом нет сомнения. Или же умрет в горах. А кто может вызволить его из орлиного гнезда эмира? Уж не вы ли? Кто еще решится на это? Нет, Иден, даже думать об этом бессмысленно. Мы не отпустим вас. А со временем вы позабудете его. Здесь вам есть чем заняться, и я думаю, что последние недели вы не были несчастны.

Мгновение Иден ненавидела ее за горькую правду, заключенную в последних словах.

Хозяйка чертогов Саладина увидела, что теперь не время продолжать разговор о достоинствах своего управляющего.

Позже, озадачив свою неулыбчивую пленницу разбором огромной коллекции французского и германского серебра — занятие, от которого трудно отвлечься даже в расстроенных чувствах, — Госпожа Луны послала за своим самым ценным слугой.

Поняв, что им предстоит быть вдвоем, драгоман взял руку своей госпожи и поцеловал внутреннюю часть запястья, что являлось меж ними особой интимной лаской. Несколько лет назад, когда он впервые появился во дворце султана, взгляд ее упал на честолюбивого и привлекательного юношу. Он ответил взглядом на взгляд, не побоявшись бесчестия и смерти, которые ожидали любого, кто осмелится занять место Саладина в его отсутствие.

То, что произошло между ними, давно закончилось и было надежно скрыто только в тех двух сердцах, которые бились теперь в цветущем саду. Никто из них, однако, не оказался столь малодушен, чтобы делать вид, будто ничего не было, и они сохраняли друг к другу глубокое взаимное уважение.

Сейчас Аль-Акхис сидел на освободившемся месте Иден. Они пили вино, как старые друзья, и Аль-Хатун расспрашивала, сохраняет ли он свое былое намерение.

— Да, принцесса, — вздохнул он, — это должна быть именно она и никто другой. Ее холодная неприступность влечет меня с редкостной силой. Я очарован ее зелеными глазами и золотыми волосами... и духом, который силен и прекрасен.

— Так влюблен, — невинно промурлыкала Аль-Хатун, — и все еще не овладел ее телом. Как же это... вы, пленивший сердца стольких женщин?

Он с улыбкой перенес ее поддразнивание, чувствуя скрытую толику ревности, и был рад, ибо не забыл прошлое, к тому же она была прекраснейшей из женщин, за исключением еще одной.

— Она все еще хранит верность своему мужу, — с сожалением заметил он, — однако это не может длиться долго, поскольку противно женской природе.

— Да. И есть еще одно обстоятельство, о котором вы должны знать.

И она рассказала, как обстоят дела с мужем Иден.

Его глаза блеснули от удовольствия:

— Тогда и вправду это долго не продлится...

— Думаю, нет. Ухаживайте за ней, мой друг. Она получала наркотики?

— Гашиш. Один раз. Немного.

— Так дайте ей еще немного. Когда она думает о прошлом... и думает не только о своем муже, я почти уверена... она страдает. Как только она станет вашей, она перестанет страдать и будет хранить верность вам одному. Она будет очарована вашим телом... как другие до нее. — Взгляд ее потеплел от воспоминаний, но в нем не было приглашения. Сам же Аль-Акхис знал, что, какие бы мысли ни посещали ее во время одиноких мечтаний в потаенных уголках, она искренне желала ему успеха с леди Иден, как желала успеха во всем.

Собравшись наконец покинуть ее, он с благодарностью и почтением поцеловал подол ее галабие.

— Еще одно дело... — Легкое движение руки остановило его.

— Госпожа?

— Этот молодой маркиз Монферрат... в письмах моего господина много о нем говорится. Он уважает этого человека, но опасается, что тот сможет однажды представить угрозу для нас с объединенным Иерусалимом за плечами... если Аллах допустит такую трагедию.

Однажды господин сказал, что подобным людям следует умирать молодыми. Каково ваше мнение?

Голос ее звучал беззаботно, но глаза внимательно следили за ним.

Аль-Акхис медленно покачал головой.

— Нет, госпожа. Мой господин Юсуф так не поступает. Это не в его правилах.

Он не смог бы выразить ее улыбку.