Сестры-близнецы, или Суд чести

— Ну хорошо, пятнадцать минут, и ни минуты дольше.

Алекса в спешке переоделась и оставила Николасу записку, что встретила подругу по гимназии и отправилась с ней в кондитерскую; к вечеру собирается вернуться. Он, конечно, будет сильно удивлен: после того как она неделями избегала всех знакомых, вдруг для какой-то школьной подруги делает исключение!

День был жарким, чувствовалось приближение грозы. С запада надвигались свинцовые тучи, уже на горизонте проблескивали молнии и слышны были отдаленные раскаты грома. Несмотря на то что вокзал Бельвю был рядом, она добралась туда без сил. Ранке ожидал с экипажем на углу Брюкеналлее. Он вышел и помог ей сесть в экипаж.

— Ты опоздала на пять минут, — сказал он с упреком.

— Я на тебя ужасно зла, — сказала она, как только экипаж тронулся. — Ты что, забыл, о чем я тебя просила? Ты должен был терпеливо ждать. Но нет, ты мчишься за мной в Берлин и выслеживаешь с детективами. Что ты им вообще рассказал?

— Они вообще ни о чем не спрашивали. А что, собственно, плохого в том, что офицер просит помочь найти вдову своего товарища?

— Ничего, кроме того, что как раз этот офицер и сделал ее вдовой.

Отель, который по внешнему виду явно нуждался в ремонте, располагался в узкой улочке. Когда-то красные дорожки на лестницах был вытерты и стали серыми. Портье в нарукавниках взял пять марок, которые сунул ему Ранке, и на этом формальности были закончены. Лифт в принципе отсутствовал. Номер Ранке располагался на пятом этаже.

— Почему ты поселился в таком сомнительном отеле? — спросила Алекса, придя в себя.

— Обычно я останавливаюсь у моей матери. Этот отель мне рекомендовал майор Брауш; говорят, здесь останавливаются в отпуске наши молодые офицеры. Во-первых, он дешевый, и, кроме того, можно без проблем приводить в номер проституток.

— Я просто в восторге.

Алекса разделась, но это не принесло никакого облегчения. Она буквально обливалась потом. Одна мысль снова испытывать его ласки вызывала в ней отвращение, как и в самом начале их отношений. Но она должна уступать во всем, это, в конце концов, цена за то, что она сможет еще до наступления темноты покинуть эту пыльную, отвратительную комнату.

Она пообещала Ранке прийти завтра и провести с ним весь день. Еще тридцать шесть часов, и он должен будет вернуться на службу в Алленштайн. Главное, чтобы у него до этого времени не возникло никаких подозрений. А там она навсегда покинет Германию.

К счастью, Николас на следующий день был приглашен на завтрак к принцу Иоахиму Альбрехту, на чисто мужское мероприятие, которое должно было затянуться почти до вечера. Так что к ужину в домик на берегу Николас успеть никак не мог.

Этот день, который Алекса для себя назвала как прощальный подарок Ранке, прошел без особых неприятностей. До обеда они провели время в номере, а обедать отправились в недавно открывшийся ресторан на Августштрассе, после чего вернулись в отель. Ночью прошла долгожданная гроза, которая смыла пыль со стен и крыш и принесла в город легкий аромат дальних лесов и лугов. В комнате стало гораздо легче дышать, и Алекса чувствовала себя лучше. Но когда Ранке, вопреки договоренности, предложил ей поужинать с ним и остаться на ночь, у них возникла ссора.

— Я отправляюсь домой, и причем сию минуту, — закричала она. — И я запрещаю тебе идти за мной и шпионить! Раз и навсегда! — И уже спокойнее: — Я сдам тебя первому же полицейскому, если ты не оставишь меня в покое. Ты все время твердишь, что это я тебя уговорила застрелить Ганса Гюнтера. Но это неправда. Я этого никогда не хотела. Никогда!

Он отступил на шаг и внимательно посмотрел на нее.

— Ты лгунья, проклятая лгунья, вот ты кто, — глухо сказал он.

— Допустим, мы болтали об этом, но это была только игра!

— Лгунья.

— Ты никогда не говорил, что действительно сделаешь это. Если бы ты сказал, что заберешься в дом и просто застрелишь его, как какой-то убийца, я бы этого никогда не допустила.

Он скептически покачал головой.

— Предложение вызвать его на дуэль без свидетелей исходило от тебя. Надеюсь, это-то ты помнишь?

— И ты считаешь, что это дуэль — стрелять в спину ничего не подозревающему человеку?

— Я не стрелял ему в спину. Он был вооружен. Я разбудил его и сказал, чтобы он достал свой револьвер и что мы будем драться на дуэли за тебя. Он стал хохотать как безумный, когда я это сказал. Он принял все за превосходную шутку. Он сказал, что я мог бы получить тебя в любой момент. Поэтому я выстрелил. Если бы он не смеялся, он был бы жив и сейчас.

— Другими словами: ты вел себя как джентльмен, — с издевкой сказала Алекса. Ее прическа распустилась, и она завязала волосы в узел. — Я медленно схожу с ума, — прошептала она тихо.

— Что ты сказала?

— Ничего особенного. — Затем она быстро надела шляпку и заколола ее шпилькой. — А сейчас я ухожу. Ты можешь мне время от времени посылать открытки, но ни в коем случае не письма. Так, как пишут случайной знакомой. Когда Дмовски будет осужден и опасность минует, мы увидимся снова.

— Где?

— Там будет видно. Кто знает, что может случиться? Опасность еще не миновала. — Внезапно она помрачнела. — Ты думаешь, его приговорят к смерти?

Ранке насмешливо скривился.

— На это остается только надеяться. Тогда у тебя больше не будет повода прятаться от меня.

— Не забывай, что я все еще в трауре, и есть определенные условности, которые нужно соблюдать. Не забывай об этом. — Она направилась к двери. — Прощай, Отто.

Ледяной, бездушный тон его голоса заставил ее вздрогнуть.

— Ты меня не любишь, ведь так? Я думаю, ты никогда меня не любила.

— Отто, не надо снова об этом. Мне нужно идти. Я и так уже опаздываю.

— Я только спросил, любишь ты меня или нет. Простого «да» или «нет» мне будет достаточно.

Она была уже у двери.

— Да. Теперь ты доволен? — Алекса нажала на ручку и с ужасом заметила, что дверь закрыта и ключа в замке нет. Когда он вынул ключ из двери, явно замыслив ее не выпускать, она не заметила. — Что это значит? Это шутка? Выпусти меня, или я закричу!

— Кричи сколько хочешь, — невозмутимо ответил он.

Ее охватил страх. Внешне он выглядел спокойным, но Алекса слышала в его безучастном, холодном тоне угрозу. На секунду у нее мелькнула мысль, есть ли у него при себе револьвер. Снаружи кобуры не было, но на стуле, рядом с Ранке, стоял маленький чемодан. Перед ее глазами возникли заголовки газет: ТРУПЫ В ОТЕЛЕ. ОФИЦЕР АРТИЛЛЕРИИ И НЕИЗВЕСТНАЯ ЖЕНЩИНА НАЙДЕНЫ МЕРТВЫМИ НА ВОКЗАЛЕ ШТЕТТИНЕР.

— Отпусти меня, — закричала она дрожащим голосом.

— Только тогда, когда ты поймешь, что я от тебя никогда не откажусь. Мне сдается, что ты задумала что-то другое.

— Ты ошибаешься. «Боже милостивый, помоги мне выбраться отсюда», — взмолилась про себя Алекса.

— Вот так-то лучше. Но если ты и задумала что-то, это ничего не изменит, я люблю тебя и скорее умру, чем откажусь от тебя.

Ранке показал на комод, на котором рядом с его портмоне и портсигаром лежал ключ от комнаты. Алекса схватила его и, пытаясь трясущимися пальцами вставить в замок, уронила. Не успела она нагнуться, как Ранке уже поднял его и открыл дверь. Прежде чем выпустить ее, он страстно ее обнял.

Когда она возвратилась домой, Николас уже сидел в салоне и читал вечернюю газету.

— Ты сегодня рано освободился, — воскликнула она, прекрасно зная, что это не так; она хотела помешать ему спросить, откуда она вернулась так поздно.

Он внимательно разглядывал ее.

— Тебе нездоровится? — Он погладил ее по щеке. — У тебя нет температуры?

День, проведенный с Ранке, наверняка не прошел бесследно.

— С чего это тебе пришло в голову? У меня что, вид больной? — спросила она как можно равнодушней.

Николас протянул ей газету.

— Ты уже видела это?

Алекса не поняла, что он имел в виду, и Николас показал ей официальное сообщение на третьей странице. Из Алленштайна сообщалось, что военный суд под председательством полковника Пауля Зайферта, командира Шестого драгунского полка, приговорил драгуна Яна Дмовски, обвиняемого в убийстве своего командира, майора барона Ганса Гюнтера фон Годенхаузена, к двадцати годам каторжной тюрьмы. Обвиняемый не был приговорен к смертной казни, так как он не сознался в преступлении, и приговор основывался на косвенных уликах.