Нежная ярость

– Ты сегодня прелестна, дорогая, – продолжал непринужденно Марсель. – По правде говоря, не помню, чтобы ты выглядела так обворожительно до рождения Жана. – Его горящий взгляд выдавал желание.

Габби в этот вечер надела легкий халат из сиреневого шелка, который подчеркивал темно-фиолетовый оттенок ее глаз. Халат мягко облегал ее стройную фигуру, оставляя открытой грудь, у которой лежал маленький Жан. Марсель любовался ее прелестями, и его взгляд все больше воспламенялся.

– Ты так обо мне заботишься, Марсель, – сказала Габби. – Я стольким тебе обязана. Марсель пристально всматривался в ее лицо и вдруг застыл, поняв смысл ее слов. Ее глаза мечтательно блестели, на губах играла улыбка.

Марсель осторожно взял у нее спящего Жана и вышел из комнаты. Когда он вернулся через несколько минут, Габби сидела там, где он ее оставил. Она даже не потрудилась запахнуть полы халата.

С бесконечной осторожностью, как фарфоровую куклу, Марсель поставил Габби на ноги и медленно спустил халат с ее плеч, пока он не упал на пол легким облачком. Под халатом на Габби ничего не было, и Марсель затаил дыхание, разглядывая ее фигуру. Кажется, Марсель целую вечность ждал этого момента, и его тело отозвалось очень бурно. Почувствовав его волнение, Габби приблизилась к нему, и кончики ее грудей коснулись Марселя. Со страстным возгласом он поднял ее и понес на кровать.

– Ты уверена, дорогая? – спросил он, все еще не веря, что она будет принадлежать ему. – Ты достаточно хорошо себя чувствуешь? – Про себя он подумал, что не знает, как ему вести себя, если она вдруг скажет «нет».

Но ответ Габби превзошел его самые смелые ожидания.

– Я хочу, чтобы ты любил меня, Марсель. Мне необходимо знать, что я кому-то нужна. Ты много раз доказывал свою любовь ко мне и к Жану. Сделай меня своей, пожалуйста!

– Сердце мое! Я люблю тебя, люблю! – прошептал Марсель, которому кровь бросилась в голову. Ему было трудно сдерживать вихрь желания, пульсирующего в его теле, но он хотел, чтобы Габби получила такое же наслаждение от их первой встречи, как и он. Он сознательно замедлил дыхание, пока его сердце не забилось ровнее. Уверенный в своем самообладании, он стал гладить рукой шелковистую кожу, шею, грудь, стройную талию, бедра, наслаждаясь сладкой плотью, о которой он так долго мечтал.

В лунном свете ее щеки напоминали слоновую кость. Волосы Габби были похожи на расплавленное серебро, глаза превратились в бездонные бархатные озера. Губы Марселя, ищущие и горячие, мягко прикасались, целуя шею, груди, живот, нежный цветок ее женственности. Его руки, мягкие и уверенные, прикоснулись к каждой частичке ее тела, а символ его мужественности упирался в ее бедро.

Когда он наконец вошел в нее, Габби ахнула от этого резкого толчка, и ее тело радостно потянулось ему навстречу. Ни одна женщина не устояла бы против искусных ласк и слов любви, произносимых Марселем. И Габби не была исключением. Она трепетала от желания, не менее сильного, чем у Марселя, ее крики удовольствия воспламеняли его так, как ни одной женщине не удавалось в прошлом, да и вряд ли удастся в будущем.

– Как долго я мечтал об этом мгновении! – воскликнул Марсель, ощутив спазмы эротической дрожи, которые предвещали вхождение в мир, где ничего не существует, кроме блаженства. – Теперь ты моя! По-настоящему моя!

Габби не слышала его слов, она была захвачена своими ощущениями и этим мужчиной, который по-настоящему любил ее. И наконец они оказались в океане блаженства. Но даже на вершине страсти Габби не могла удержаться, чтобы не выкрикнуть имя мужа: «Филип!»

Габби медленно открыла глаза, чувствуя себя так, как будто только что спустилась с высокой горы, и удивилась при виде Марселя, который склонился над ней, опираясь на локоть.

– Ты не жалеешь ни о чем, правда, милая? – спросил он, разглядывая ее лицо.

Жалела ли она? Разумеется, сожалела, что в сердце Филиппа не нашлось такой же любви к ней, как у Марселя; жалела, что ее сын лишился того, что принадлежало ему по праву рождения; но совсем не жалела о том, что отдалась Марселю и проявила свою благодарность единственно доступным ей способом. Марсель сделал ее своей, и Габби об этом не жалела.

Габби так долго не отвечала, что Марсель ощутил болезненный укол. Когда наконец она ответила, он решил, что ждал не напрасно.

– Я не испытываю угрызений совести, Марсель. Ты всегда был терпеливым и любящим, и я рада, что ты наконец сделал меня своей.

– Ожидание стоило награды, милая, – прошептал он нежно, обрадованный ее ответом. – Тебе... тебе было хорошо?

– А разве ты сомневаешься? – спросила Габби застенчиво.

Марсель улыбнулся. Он не сомневался, что Габби получила наслаждение. Ее крики восторга и страстный отклик на его ласки доказывали это. Если он в чем-то сомневался, так это в ее чувствах. Влюбленная женщина не произнесла бы в момент наивысшего наслаждения имя другого мужчины. Для Марселя было очевидно, что Габби до сих пор испытывает сильное чувство к своему мужу, как бы жестоко он ни обращался с ней в прошлом.

– Ты был таким ласковым, таким нежным, – продолжала Габби, опасаясь, что каким-то образом обидела его: уж слишком долго он молчал, глядя в пространство. – Совсем не так, как... как...

– Не надо произносить имя, милая, – он говорил тихо, но в его голосе звучала непреклонность. – Мы с тобой и нашим ребенком отправимся во Францию, как и собирались, и ты скоро забудешь, что принадлежала другому. Прошлое умерло сегодня вечером, когда мы с тобой любили друг друга. Наше слияние сделало тебя навечно моей.

Габби вздохнула, ощущая смутное чувство вины. Сможет ли она когда-нибудь ответить Марселю взаимностью? Габби заснула на груди Марселя.

Габби проснулась, когда было еще темно, и сначала решила, что Луэлла принесла ей Жана. Но когда она открыла глаза, то увидела, как Марсель наклонил голову к ее груди и тихонько обхватил губами сосок. Габби погладила его по волосам. Марсель приподнял голову, смущенный тем, что разбудил ее.

– Прости меня, милая, – прошептал он. – Моя страсть к тебе так велика, что я не мог насытиться этим обильным пиршеством. Мне кажется, я легко могу к этому пристраститься и скоро стану таким же упитанным, как Жан.

Габби улыбнулась в ответ на его мальчишескую восторженность.

– Можешь не извиняться, радость моя. Возможно, тебе придется соперничать с Жаном, но ты можешь лакомиться, сколько тебе угодно. – Едва она произнесла эти слова, как Марсель вновь погрузился в ее нежную плоть.

На следующее утро, проснувшись, любовники увидели, что день такой же унылый и пасмурный, как и накануне. Но теперь обстановка стала еще ; хуже: на вершине кратера Монтань-Пеле отчетливо виднелось тусклое красное пламя. Вскоре после рассвета Марсель приказал заложить экипаж, чтобы уехать из Сен-Пьера, а Габби в это время собрала в поездку Жана. Наконец они влились в поток отъезжающих из города. Казалось, прошла вечность, прежде чем они выбрались на дорогу, которая вилась по амфитеатру холмов, окружавших Сен-Пьер. Но перед въездом на саму трассу их остановили двое солдат правительственных войск. Это был авангард воинской части, присланной из Фор-де-Франс, чтобы охранять город от мародеров.

– В чем дело, сержант? – спросил Марсель, неохотно остановив карету у заграждения. – Мне необходимо до ночи добраться до моей плантации.

– Только не по трассе, месье! – ответил солдат. – Местами на дороге завалы, нас поставили, чтобы мы никого не пускали.

– Вы уверены? – переспросил Марсель, которого это известие серьезно напугало. Если трасса разрушена, значит, исчезла последняя возможность укрыться в безопасном месте.

– Ехать по этой дороге просто самоубийство, – сказал солдат. – Подумайте о вашей жене и ребенке. Возвращайтесь в Сен-Пьер. Там вы будете в большей безопасности, чем на трассе.

Габби видела, что Марсель подавлен, но старается не показать этого. Он повернул экипаж и решительно направился обратно в город, скрывая свой страх за непроницаемым выражением лица. И Габби, и Марсель почти не сомневались, что будет большое извержение. Если не сегодня, то завтра или послезавтра. Главной загадкой было, в какую сторону пойдут потоки лавы. Судя по направлению потоков за последний месяц, Сен-Пьер вряд ли останется невредимым.