Чаша любви

— Ну уж нет, — сказал Росс, когда Демельза бросила вопросительный взгляд на письмо. — Я не поеду ни с тобой, ни без тебя.

— Но Джордж Каннинг...

— Мой хороший друг. Но думаю, шесть лет назад сопроводив королевскую семью Португалии с флотом в Рио, я уже исполнил свой долг перед ней. У принца Жуана нет собственных суждений — или они меняются со скоростью ветра. А когда его мать доставили на корабль до Бразилии, пришлось буквально с ней драться.

— Почему? Она не хотела уезжать?

— Нет, она уже несколько лет как повредилась в рассудке. В тот день у неё просто случилось обострение.

— Почему так много королей и королев сходит с ума? — спросила Демельза. — Или сейчас просто какая-то эпидемия?

— Правильнее спросить, почему так много королей, которые рождены править, оказываются к этому неспособны?

Демельза вернула Россу письмо.

— Если он уедет, поддерживать твои проекты — реформы, помощь беднякам — станет некому...

— Нет-нет, есть и другие, куда более пылкие люди, чем Каннинг.

— И эти «другие» — члены правительства?

Росс погладил её по руке:

— Нет. Это люди, называющие себя радикалами. Мне во многом близки их цели, но я хотел бы достигнуть их не с помощью революции.

— И ты хочешь стать одним из них?

Он улыбнулся.

— Не думаю, что я вообще хочу кем-нибудь становиться. В любом случае, моя песенка уже почти спета...

— Ох, Росс, не валяй дурака! Ты здоров и в такой хорошей форме, так что в некотором смысле всё ещё молод!

— Прости, я имел в виду только парламентские дела. Я чуть не покинул Палату на последних выборах, а затем остался, чтобы увидеть конец войны. Оба Фалмута терпели мои эксцентричные выходки, но не стоит ожидать от них терпения, если я решусь высказать свои взгляды на голосовании. Мир обещал принести процветание, а вместо этого принёс многим в Англии бедность. Но теперь у правительства нет оправданий. Нельзя вечно подавлять недовольство.

— Виги думают так же?

— Разве что некоторые, — Росс положил письмо в карман и поднялся. — Ты сегодня виделась с Кэролайн?

— Нет, только вчера вечером. Дуайту лучше, но у него по-прежнему нет аппетита. Серьёзно, Росс...

— Да?

— В этом году ты выглядишь более довольным, чем обычно — уже достаточно долгое время. Кажется, почти с самого рождения Гарри. Конечно, ты два раза ездил в Лондон, но возвращался домой раньше.

— Я провёл мало времени в парламенте. В основном работал в комитете по горному делу, как ты знаешь.

— По крайней мере, ты не такой неугомонный. Как думаешь, это надолго?

Росс улыбнулся.

— А тебе бы этого хотелось?

— Ну разумеется. Меня бы это очень порадовало. Но то, о чём ты только что говорил... Думаешь, это начало чего-то нового?

Росс помедлил с ответом.

— Нет. Я не создан для политики, больших собраний и речей в пользу реформ. Если имеются в виду действия...

— Да, — вздохнула Демельза, — именно этого я и боюсь.

Он снова сжал её руку.

— Я постараюсь действовать в рамках закона.

— Кстати, — поинтересовалась Демельза, — те слова мистера Каннинга: «весьма наслышан о её красоте и очаровании» — это то, что принято называть лестью?

— Вовсе не обязательно.

— Тогда откуда он вообще мог быть «весьма наслышан»?

— Понятия не имею, — отозвался Росс.

В тот же день вернулся Валентин Уорлегган. Он задержался на несколько дней в Лондоне вместе с приятелем, и всё неудовольствие Джорджа из-за этой задержки испарилось, когда тот узнал, что у приятеля есть титул.

Джордж ничего не сказал, но на следующий день предложил Валентину зайти к нему перед ужином, чтобы попробовать недавно заказанное канарское. Валентин вошёл — худощавый, костлявый, одно колено слегка вывернуто внутрь, но при этом самоуверенный, красивый и язвительный.

Он с видом знатока сделал пару замечаний насчёт вина, понимая, что это — лишь прелюдия к разговору.

И действительно, стоило им осушить второй бокал, как Джордж произнёс:

— Я надеялся, что ты вернёшься с летних каникул пораньше, потому что я собираюсь объявить о помолвке.

— О помолвке? — переспросил Валентин, уставившись на бокал.

— О твоей помолвке, разумеется. О помолвке с мисс Кьюби Тревэнион. Я подумывал о том, чтобы организовать небольшой приём в честь этого события на Иванов день, двадцать четвёртого июня, сделать на нём официальное объявление и известить газеты, в том числе «Таймс». К сожалению, ты не дал нам времени всё организовать, так что я предлагаю семнадцатое июля, это воскресенье.

— Вот как.

Некоторое время они молча потягивали вино.

— Кьюби согласна? — спросил Валентин.

— Разумеется. Как тебе известно, мы обо всем договорились ещё год назад. Но Джон Тревэнион оказался настолько ненадёжным партнёром, настолько беспринципным, стоило ему заполучить деньги, что мне пришлось дважды переносить дату — я не был уверен, что он выполнит собственные обязательства. Конечно, мы всегда могли воззвать к закону, но в судебных тяжбах между без пяти минут родственниками есть нечто неприятное, и это создало бы плохое впечатление, просочись что-нибудь в газеты. Так что я выжидал и надеялся заключить новое, более однозначное соглашение. Теперь это сделано, и нам больше не о чем беспокоиться. Надеюсь, что он не попытается обойти условия брачного соглашения, побоявшись навлечь на себя позор. В любом случае, эта задержка сыграла нам на руку. Теперь тебе двадцать, а Кьюби двадцать два. Ещё лучше.

— Вот как.

Джордж потеребил две гинеи в кармашке для часов.

— Свадьбу можно устроить в сентябре. Я думал о начале сентября, чтобы ты смог насладиться медовым месяцем перед возвращением в Кембридж. Надеюсь, ты всё же завершишь обучение, а через год Джон Тревэнион согласился освободить замок Каэрхейс. Тогда ты переедешь в новую резиденцию, и шурин не будет путаться под ногами.

— Вот как.

— Что касается свекрови, оставляю это на откуп тебе. На меня она произвела впечатление мрачной особы. Полагаю, эта женщина разочаровалась в жизни, так рано овдовев. Она сдержанная, скрытная и независимая — не думаю, что она станет серьёзной помехой. Но если что, я смогу убедить её переехать.

— Кьюби очень привязана к своей семье, — заметил Валентин.

— Это правда. Но, женившись, ты становишься полноправным хозяином дома. Как я уже говорил, если ты правильно разыграешь карты, тебе не придётся терпеть ещё и миссис Беттсворт.

— Ясно, — сказал Валентин.

Джорджа начинало беспокоить отсутствие реакции со стороны Валентина, но он помолчал. Наконец, Валентин заметил:

— Слышал, ты устроил игру в карты, пока я был в колледже.

Джордж фыркнул. Валентин задел больное место.

— Приезжал Тревэнион. Тогда мы окончательно договорились насчёт объявления о помолвке и даты свадьбы. Но ты задержался, и я написал, что приеём придётся отложить.

Внезапно Валентин спросил:

— Думаешь, Кьюби счастлива, что всё так сложилось?

— Счастлива? Ты о чём? Женщины всегда рады выйти замуж, для неё всё идет прекрасно — теперь она до конца своих дней останется хозяйкой Каэрхейса. Она как-то по-особенному гордится предками и этим замком. Так что, выйдя замуж за привлекательного и хорошо обеспеченного молодого человека, она исполнит свою самую заветную мечту!

— К слову сказать, отец, а что там насчет обеспеченности?

Джордж взял графин и налил себе ещё полбокала. Сыну он вина не предложил.

— Всё прекрасно. Ты получишь приличное содержание.

— Я слышал, ты хотел бы, чтобы я представлял твои интересы в производстве фарфора.

— Кто тебе такое сказал?

— Не помню. Может, ты сам?

— Определённо нет... Что ж, если тебе этого не хочется, в двадцать один ты вполне можешь оставаться просто сельским джентльменом. Но любые обязанности, которые ты возьмёшь на себя на западе и юго-западе Корнуолла, будут оплачиваться и станут неплохой надбавкой к твоему обычному доходу. Можешь быть чуть более или чуть менее богатым, это твой выбор.