Сладостное пробуждение

— Конечно, конечно… Ну, в этом случае здесь у меня есть кое-что прямо для вас.

Он подал ей небольшой по размеру пистолетик.

— Вы сможете положить его и в муфту, и в небольшую коробку.

Клер взвесила оружие в руке, пытаясь определить его вес. Пистолет оказался немного легче, чем те два, у Джастина, но выглядел все же достаточно внушительно.

— А пули?

— Конечно. Хотите, я покажу вам, как нужно заряжать?

— Не надо, — отказалась Клер, — мой брат… дал мне несколько… уроков. Но если вам не трудно, зарядите его… пожалуйста.

— О, я бы вам не советовал ходить с заряженным оружием, миледи, — начиная испытывать самый настоящий страх, пробормотал служащий.

— И тем не менее мне хотелось бы купить пистолет заряженным, — настойчиво произнесла Клер.

— Слушаюсь, миледи.

Когда они вышли на улицу, Марта подошла к своей хозяйке и посмотрела ей прямо в глаза.

— Что все это значит, миледи? С какой стати вам понадобился пистолет? И не пытайтесь мне морочить голову насчет долгой поездки к мужу! Мы, слуги, давно знаем, что что-то случилось с лордом Уиттоном…

Марта стояла, решительно уперев руки в бока, и Клер, впервые с тех пор, как пропал Джайлз, засмеялась своим настоящим смехом.

— Спасибо, господи, что ты со мной, Марта, — сказала она.

До служанки наконец дошла вся неуместность ее позы и той тирады, которую только что произнесла.

— Прошу прощения, миледи. Но все же я права.

— Знаю… Ты просто хочешь уберечь меня, Марта. Но я не могу придумать ничего лучшего, честное слово, не могу… Поверь мне, когда-то мне казалось, что никогда больше в жизни не возьму в руки оружие… Не могу рассказать тебе всего, но ты должна верить — я могу позаботиться о себе. Надеюсь, и о своем муже тоже…

ГЛАВА 30

На третий день своего заключения Джайлз с радостью приветствовал бы любое избавление. Комнатушка вся насквозь пропахла запахами выгребной ямы, и находиться в ней стало практически невозможно.

Сначала Джайлзу казалось, что его тюремщики не испытывали к нему враждебных чувств. Он ежедневно твердил себе: «Они мне не враги…» Но все оказалось иначе…

На все его просьбы убрать помещение мистер Жаба отвратительно смеялся ему в лицо и недвусмысленно прибавлял:

— Послушай, приятель, чем тут убирать за тобой, мы лучше не станем тебя ни кормить, ни поить. Дешевле будет…

Так они и сделали. На следующий день он едва дождался кувшина воды и скудного завтрака.

Когда Джайлз попросил книгу или хотя бы лист бумаги, его тюремщики покатились со смеху. Уиттон понял, что ему не остается ничего, как просто сидеть несколько дней в этом грязном темном подвале.

Еще никогда лорд Уиттон не чувствовал себя таким бессильным и находящимся во власти чьей-то прихоти. Он проводил время, стараясь вспомнить отрывки из поэм, которые когда-то учил наизусть, мерил шагами комнатушку, декламируя на греческом языке «Лягушек» Аристофана, что, учитывая физиономию Джорджа, казалось весьма к месту.

Ночью Джайлз пытался уснуть и не мог, потому что страх за свою жизнь становился все сильнее и сон не шел к нему. Его хитрость, казавшаяся вначале такой простой и ясной, теперь только удивляла его. Зачем он пошел на это? Раскрой Джайлз сейчас свое имя, где гарантия, что они поверят ему… По всей видимости, он сделал что-то не так. Конечно, Сабрина и Клер объявили розыск. Ну и что из этого? Все равно Джайлз лежит здесь, в темноте, теряя всякую надежду, задыхаясь в этой вони, от которой першит в горле и страшно хочется пить. Будь они прокляты!

Каждую ночь его мысли сами собой возвращались к Клер. Вспоминая известные ему стихи, он думал о ней. Джайзл снова видел ее маленькой, видел их первую встречу и робкое лицо девочки, которой он помог выйти из кареты. Уиттон видел, с каким восторгом смотрела Клер на него, когда он спас ее от Люси Киркман. С ней ему всегда было тепло. Но мысли убегали дальше, не подчинялись ему… Джайзл вспомнил тот восторг и трепет, с которым Клер смотрела на Джастина Рейнсборо, то счастье и любовь, сиявшие в ее глазах при бракосочетании…

Потом Уиттон видел Клер, вернувшуюся в Лондон, замученную, исхудавшую, похожую на привидение. Почему он тогда не понял всей правды? Как Джайзл мог подумать, впрочем, как и все остальные, что она просто не может поправиться после выкидыша? Он поклялся любить ее, но никогда не думал о том, чем на самом деле оказался ее брак.

Потом Клер на процессе… Вот она рассказывает правду, описывая, как ее били, пинали ногами, душили… Именно тогда Джайзл почувствовал, как его захватывает и уносит волна всепоглащающей любви к ней, любви-помощи, любви-защиты.

Но даже и тогда он не понимал Клер до конца. Даже тогда какая-то часть его злилась на нее и думала: «Если бы ты вышла за меня и смотрела, как на Джастина во время бракосочетания, никогда бы этого не случилось…»

Клер оказалась права… Джайзл никогда серьезно не думал о браке… Себя он считал ее другом и защитником… Тем другом, который всегда хотел, чтобы его любимая женщина была счастлива, даже с другим мужчиной. Здесь Джайзл признавался себе честно: он хотел ей счастья, настоящего счастья, пусть не с ним, но…

Он заставил себя представить в воображении сцену в библиотеке Рейнсборо. Вот Клер стоит там с каминными щипцами в руках, ее одежда забрызгана кровью, и боится, страшно боится, что ее муж еще жив.

Джайлз раньше должен был увидеть и полюбить эту Клер… Теперь он знал об этом. Уиттон мысленно побывал в библиотеке, настало время выйти из нее, вернуться назад, в то их первое лето, и начать все сначала.

Он и раньше должен был любить ее вот так, целиком и полностью. Если ему посчастливится выбраться из этой пропасти, он нежно возьмет руками ее лицо, заглянет глубоко ей в глаза и увидит все, и полюбит все в ней.

Еще в самом начале своей игры Клер махнула рукой на полицейских с Боу-стрит. Ясно, что владельцы с Сент-Джеймс-стрит не хотели никоим образом связываться с похитителями на глазах у многих. Скорее всего, их свидание состоится в игорном доме.

Одна она, конечно, никогда бы не пошла в это заведение; Клер надо устроить так, чтобы кто-нибудь из них встретился с ней. Если ее предположения верны и Джайлз не выдал своего имени, тогда она спокойна: фамилия Уиттон не будет для них значить ровно ничего.

Спустя день после покупки оружия и за день до судебного разбирательства Клер села за стол и, аккуратно выводя буквы, написала записку, которую тут же передала Джеймсу Футману.

— Передайте ее в руки мистера Олфилда, дом 75, по улице Сент-Джеймс-стрит. Я прошу его встретиться со мной сегодня в полдень… Прошу прислать ответ.

Джеймс взял записку, поклонился и вышел. Все слуги в доме знали о случившемся, знали, что это касается лорда Уигтона и его друга Эндрю Мора и что процесс начинается завтра.

«Да, не следовало бы допускать, чтобы хозяйка делала это», — спускаясь по лестнице, думал он. Увидев поднимающегося Эндрю, слуга совсем уже решил отдать записку ему — пусть он разбирается в этом. Но мысль о службе леди Уиттон и подчинении ей остановила его.

Нанятый полицейский, по-видимому, добился немногого. Может, слезы хозяйки сделают больше и смогут помочь лорду Уиттону? Вряд ли с ней может случится что-нибудь плохое.

Итак, когда Эндрю поравнялся с ним, слуга просто поклонился и поспешил дальше.

— У вас есть какие-либо новости, Эндрю? — спросила Клер, когда он вошел в гостиную. Всякий раз при его появлении женщины задавали один и тот же вопрос и получали тот же ответ:

— Нет, пока еще нет.

— Клер, Сабрина дома?

— Да… И я очень беспокоюсь о ней.

Эндрю бросил на нее тревожный взгляд.

— Думаю, ей нужно выйти из дома на свежий воздух… Может быть вы…

— Попытаюсь.

Клер вызвала Хенлея.

— Хенлей, поднимитесь, пожалуйста, наверх и сообщите леди Сабрине, что пришел мистер Мор.

— Да, миледи.

— Эндрю, завтра суд… Вы действительно думаете, что они отпустят Джайлза?