Дыхание земли

Я качнула головой.

– Послушайте, мадам… К чему все это? Я не намерена…

– Он невоспитан, как и вы, да, голубушка, как и вы! Разве вас не научили в детстве, что надо молчать и слушать, когда говорят старшие?!

Я шумно вздохнула. Это просто абсурд какой-то. Эта дама читает мне нравоучения. Мне! Пожалуй, она от этого получает удовольствие. Но ведь обо мне-то этого не скажешь, и я…

– Ваш сын не только невоспитан, племянница, но, судя по всему, он еще крайне невежествен. И не только он один, Шарль и Аврора – тоже…

– Зачем вы мне все это говорите? – прервала я ее. – Революция не обошла меня стороной, как вас. Вы хоть знаете, что это такое – революция? Она отняла у меня все: отца, мужа, имущество, она бросила меня за решетку, приговорила к смерти… Мне нужно было думать о том, как выжить…

Я замолчала, осознав, что зря говорю все это. Выходит так, будто я оправдываюсь, а оправдываться мне не в чем, по крайней мере, перед ней.

В холодных глазах старухи мелькнул огонек любопытства.

– Но теперь-то у вас есть возможность подумать об их образовании. Или вы желаете, чтобы ваши дети и дальше росли неучами и невежами?

– Нет, – произнесла я почти растерянно.

– Жана и Шарля следует отдать в коллеж, девочку – в монастырь. И чем скорее, тем лучше, время и так уже упущено.

Она говорила решительно, тоном, не допускающим возражений. Меня выводила из себя ее манера вести разговор, ее подчеркнутое высокомерие, но, в сущности, сейчас старуха была права. Детям давно уже пора учиться. Я ведь и сама уже не раз думала об этом.

– Вы что же, не согласны со мной, племянница? – несколько раздраженно окликнула меня она.

– Как раз наоборот, мадам. Вы совершенно правы.

Анна Элоиза бросила на меня холодный взгляд исподлобья.

Я не питала ни малейших иллюзий по поводу ее внезапной заботы об образовании моих детей. Для нее это была единственная и прекрасная возможность хотя бы на время избавиться от их присутствия в доме.

– Хорошо, – сказала она скрипучим голосом. – В таком случае, вам следует подумать о Ренне. Тамошний коллеж довольно известен, что немаловажно, там до сих пор сохранился женский монастырь. Как я полагаю, вы ведь не захотите, чтобы Аврора воспитывалась в каком-нибудь революционном пансионе?

– А разве… разве нет чего-нибудь поближе?

– Ну, если вы пожелаете отдать детей в заведение какого-то полуграмотного священника, то я в этом деле вам не советчица.

И снова она была права. Я вздохнула.

– Я наведу справки о Ренне, мадам. Судя по всему, это как раз то, что нужно…

Я еще не успела произнести эти слова, как шорох раздался у меня за спиной. Я резко обернулась, успев заметить мелькнувшую в дверном проеме рубашку сына. Он подслушивал… Но почему же он убежал?

– Что это? – неторопливо спросила Анна Элоиза.

Ее вопрос застал меня уже в дверях. Я выбежала из зала, не дав старой даме никаких объяснений. Жан тревожил меня куда больше. Впервые я чувствовала, что теряю над ним контроль.

– Жан! – громко позвала я, надеясь все-таки, что он откликнется.

Гостиная была пуста, коридор тоже. Я отправилась его искать, понимая, впрочем, что не найду. При желании восьмилетнему ребенку здесь было где спрятаться, а Жанно явно избегал меня.

Я спустилась на первый этаж, наугад распахнула дверь библиотеки. Там был только Поль Алэн. Рассеянно кивнув ему, я хотела уйти.

– Как хорошо, что вы зашли, сударыня. Разрешите мне сказать несколько слов.

Я осталась, недоумевая, почему все сегодня вдруг захотели говорить со мной – и Анна Элоиза, и Поль Алэн. К тому же, желание последнего особенно удивило меня. Поль Алэн всегда держался со мной очень сухо, если, конечно, не принимать во внимание инцидент с Чандри. По возможности он старался вообще не общаться со мной. За все время, что я находилась в Белых Липах, мы едва обменялись несколькими словами.

Он молча предложил мне стул и снова сел сам. Библиотека была холодна и неуютна; в большом полуциркульном зале размещалось богатейшее собрание книг, коллекция гравюр, чертежей, старинных монет… Всему этому, наверное, лет триста…

– Сударь, вы хотели сказать мне что-то, – напомнила я.

В полумраке он казался особенно похожим на Александра, и если бы не разница в возрасте, их, наверно, легко было бы спутать. Резко, холодно и зло прозвучал его голос:

– Как долго вы намереваетесь делать моего брата несчастным?

Я вздрогнула. Он круто начинает, этот мой деверь…

– Пожалуй, – сказала я, – вам следует поменять тон вашего разговора. К тому же, виконт, не мешало бы вам вспомнить, что наши отношения касаются только нас двоих – меня и герцога.

– Нет, вы ошибаетесь. Он мой брат, мой второй отец, и все, что касается его, касается и меня. Мы были неразлучны, пока не появились вы. Я думал, что понимаю его. Я думал, что, женившись, он станет счастлив… Но теперь, после этого брака, Александра словно подменили. Он стал другим, и причина этому – вы!

Его рука нервно сжалась в кулак, и только обрубок большого пальца неестественно торчал в сторону. Поль Алэн криво усмехнулся, заметив мой взгляд.

– Интересуетесь, где я заработал это? В Индии, в застенках у Типу Султана. Кожу живьем сдирают с пальца, потом палец обрабатывают горючей смесью и поджигают… Это была одна из пыток, которым меня подвергли по приказу султана, не самая болезненная…

Я невольно содрогнулась и быстро отвела взгляд.

– Мне очень жаль. Это просто ужасно…

– Да уж. Но то, что они делали с Александром, было еще ужаснее, хотя и не оставило таких следов на его внешности. Он такое пережил… – прервав себя на полуслове, Поль Алэн снова заговорил, быстро и яростно, глядя мне прямо в глаза: – Вы что же думаете, он не чувствует ничего? Если он не подает виду, это вовсе не значит, что ему не бывает больно. Вы ведь просто изводите его, издеваетесь над ним!

В бешенстве вскочив со стула, он подошел совсем близко ко мне, так близко, что мне стало не по себе.

– Я знаю Александра всю свою жизнь. И никогда, вы слышите, никогда я не видел его более подавленным, более мрачным… Вы лишили его даже того малого счастья, что он имел! Как после этого я могу относиться к вам – я, который любит Александра больше всего на свете!

Он почти кричал на меня, чуть ли не размахивая кулаками перед моим лицом. Я собрала все свое мужество, чтобы не вспылить и, с другой стороны, не испугаться. То, что он переживает за брата, – это я еще могла бы понять, но этот тон… Я вскинула голову, холодно взглянула прямо в пылающие глаза Поля Алэна.

– В том-то все и дело, сударь. Вы любите герцога больше всего на свете, а я – нет! Я совсем не люблю его. Уясните это, прежде чем упрекать меня.

Мне показалось, что он ударит меня, – таким ненавидящим и сверлящим был его взгляд. У меня хватило сил выдержать его. Так продолжалось не более трех секунд. Резко оставив меня, Поль Алэн вышел, в бешенстве так хлопнув дверью, что у меня зазвенело в ушах.

Ну и прекрасно… Пусть знает, что бесполезно ко мне приставать!

Незадолго до обеда я зашла навестить Антонио, полагая, что теперь это возможно, – утром, когда я заходила к нему, он был полупьяный, больной и злой. Еще не доходя до его комнаты, я услышала смех. Сердце у меня екнуло. Смеялся Жанно…

Распахнув дверь, я увидела Антонио. Чувствовал он себя, по-видимому, вполне сносно, ибо сидел за столом и что-то чертил. Напротив него примостился Жанно и увлеченно наблюдал за действиями дяди. Я не успела задуматься, как это они так быстро подружились, а Жан уже заметил меня. Он перестал улыбаться и сдвинул брови.

– А, входи, входи, Ритта, – позвал Антонио.

При этих словах Жанно сполз со стула и, бросив через плечо «Я потом приду», направился к двери. Мне он не сказал ни слова, даже не смотрел на меня, и я в конце концов возмутилась. Когда мы поравнялись, я строго взяла его за руку.

– Жан, ты не смеешь так себя вести. Ступай сейчас к себе в комнату и жди меня там. И не смей больше от меня прятаться, иначе ты будешь наказан, ты понимаешь меня? Я уже не шучу.