Идеальная жена

Глава III

Два года спустя

Большую часть своей жизни Энн Фостер была незаметной — сперва непривлекательная девушка на выданье, затем женщина, отвергнутая и забытая обществом. Теперь же, благодаря себе самой, она приобретет скандальную известность, станет женщиной, о которой завтра заговорит весь Ньюпорт. Впрочем, она была уверена, что доброго слова о ней не скажет никто.

— Они все смотрят на меня, — шепнула она Беатрис.

— Еще бы, им всем интересно, кто эта прекрасная дама, которую сопровождает мой милый братец Томас, считающийся завидным женихом, — прошептала Беатрис в ответ.

Энн и в самом деле была прекрасна сегодня. Внешне спокойная, она стояла с гордо поднятой головой у входа в бальный зал Ветмора и выглядела именно так, как должна выглядеть женщина, принадлежащая к высшим слоям общества, богатейшая из богатых. Только она и Беатрис — милая, верная, добрая Беатрис — знали, что Энн обманщица. Сердце ее болезненно замирало, и руки под белоснежными шелковыми перчатками до локтей были влажными от охватившего ее волнения. Энн едва дышала, и лишь огромным усилием воли ей удавалось справляться со страхом, обручем сжимавшим грудь.

На ней было серебристо-белое платье с низким декольте, открывающим очаровательную шею и прекрасную округлость груди. Ее безупречная кожа не нуждалась в пудре, а щеки так горели от волнения, что казались нарумяненными. Но достаточно было одного лишь взгляда, чтобы понять — это естественный румянец. Ее мягкие светлые волосы были гладко зачесаны назад и удерживались бриллиантовыми заколками, а на затылке они были собраны в изящный пучок, украшенный сверкающими жемчужинами.

Сияющим взглядом она окинула пышно украшенный бальный зал. Стены этой большой прямоугольной комнаты были обиты золоченой кожей прекрасной выделки, а высоко над головами гостей, одетых по самой последней моде, сверкал стеклянный потолок, освещенный газовыми светильниками. Два громадных зеркала, расположенные на противоположных сторонах зала, создавали иллюзию расширения пространства. Балы в «Шато-сюр-Мэр» всегда собирали сотни гостей, и сегодняшний бал не был исключением. Триста гостей — количество довольно скромное по меркам Ветмора — фланировали по бальному залу и огромному холлу.

— Он здесь? — спросила Энн шепотом. Слова с трудом вырывались из ее пересохшей гортани.

Беатрис едва заметно кивнула в противоположный угол зала.

— У фонтана, — сказала она, быстро отводя взгляд в сторону и делая вид, что ищет кого-то в толпе. Энн не могла заставить себя посмотреть на Генри, боясь, что упадет замертво, если встретится взглядом с этим ненавистным ей, но ошеломительно красивым мужчиной.

— Дамы, — сказал Томас, в его голосе сквозило нетерпение. — Я полагаю, мы привлекли к себе уже достаточно внимания. Может быть, все же войдем?

— Нет.

— Да.

Беатрис стиснула руку подруги.

— Если ты не возьмешь себя в руки, придется забыть о нашем плане, — предупредила она. — Никто не догадывается, что ты боишься! Никто не знает, что ты до сих пор испытываешь к нему какие-то чувства, пусть даже ненависть. Ты ведь знаешь, насколько важен этот вечер для выполнения нашего плана.

Энн глубоко вздохнула.

— Да, знаю. — Она закрыла глаза. — Я знаю, знаю, знаю.

— Дамы! Мы начинаем вызывать ненужный интерес. — Томас двинулся вперед, тем самым заставив Энн и сестру последовать за ним.

Энн взяла себя в руки. Она не поддастся панике и будет вести себя естественно. Она знает правила, знает почти всех этих людей, уставившихся на нее с таким любопытством… Некоторых она когда-то считала друзьями. Вон рядом со своим мужем Альфредом стоит Кристин» Элдред Шоу. Энн и Кристин, буквально друг за другом, в течение одной недели были представлены нью-йоркскому высшему обществу. А это — Агата Кливз, недавно начавшая вновь выходить в свет после очень тяжелых родов — она родила сыновей-близнецов. И здесь же, в этом зале, находится человек, которому она поклялась отомстить за то, что он разбил ей жизнь. Именно он стоит сейчас у фонтана, сооруженного Ветмором к началу летних балов. Имя этого человека — Генри Оуэн. Он уничтожил её репутацию, опозорил ее.

Опозорил.

Это слово вертелось у Энн в голове, пока она рассматривала собравшихся, старательно обходя взглядом Генри. Каждый летний сезон в Ньюпорте кто-нибудь из девушек оказывался «опозоренной», но едва ли кому-то из них приходилось страдать от этого всю жизнь, как придется страдать Энн. Разумеется, деньги могут уладить почти все проблемы. Деньги в комбинации с хорошим замужеством могли сотворить чудо с погибшей репутацией. Девушка могла быть «опозорена» на неделю, а на следующей неделе воскресала благодаря отчаянным усилиям родителей. А вот репутацию мужчины могло безнадежно загубить только одно событие — банкротство. Все, что требовалось от них для восстановления репутаций, это правильно распорядиться деньгами — в нужное время и в нужном месте.

Но Энн Фостер, пятая дочь баснословно богатых нью-йоркских Фостеров, гадкий утенок в своей семье, была опозорена навсегда. Энн была убеждена — ничто на свете не сможет восстановить ее доброе имя. Беатрис была с ней согласна. Вот почему месть будет так сладка! Идея, которую они вскоре стали называть «планом», целиком принадлежала Беатрис. Этот план они договорились воплотить в жизнь уверенно и твердо, с сознанием своего морального превосходства. Однако в их плане существовало одно слабое место, от которого Беатрис просто отмахнулась, но которое тревожило Энн со дня возникновения этой идеи: для того, чтобы их план удался, Энн должна быть красавицей. Потому что если Генри Оуэн и имел слабость, то такую же, как и большинство мужчин, — он обожал красивых женщин. Они слетались к нему, как мотыльки к горящей лампе. Энн была единственным исключением из этого правила, единственной некрасивой девушкой, посмевшей глядеть на него с восхищением. Конечно же, она не понимала этого два года назад, убедив себя и всех, кто хотел ее слушать, что Генри Оуэн — прекрасный, благородный человек. Человек, который знает, что главное — это душа, а не красивое тело. Какая чушь!

— Я готова встретиться с ним, — сказала Энн сквозь зубы.

— Давай разожжем его аппетит чуть сильнее. Я хочу, чтобы к тому времени, когда мы подойдем к нему, он сгорал от нетерпения узнать, кто же эта прекрасная незнакомка. — Беатрис оценивающе взглянула на подругу. — Я рада, что ты, наконец-то, взяла себя в руки и справилась со своим страхом.

— Для этого мне стоит лишь напомнить себе о том, какой дурой я была два года назад.

— Хорошо.

Энн нахмурилась. Легкость, с какой Беатрис согласилась с этой самоуничижительной характеристикой, уколола ее самолюбие. Но она действительно была дурой, самой худшей из дур — девчонкой, потерявшей голову от любви, отрицавшей очевидное. Генри Оуэн использовал ее холодно, грубо, бессердечно и жестоко.

— Пойдем, испытаем твой новый облик на этих двуличных мерзавцах, — Беатрис повернулась к своему брату. — Томас, мы переходим к выполнению первого пункта нашего плана.

Томас снисходительно улыбнулся и, отвесив небрежный поклон, удалился.

— Мама тоже где-то здесь, наверняка следит за нами, так что все в порядке, — сказала Беатрис беззаботным гоном, желая приободрить Энн.

— Да, все в порядке, не беспокойся. Мы не испортим репутации нашей новой барышне, — ответила Энн, намекая, что ее собственная безнадежно загублена.

Беатрис усмехнулась, высматривая потенциальную жертву.

— Чтобы устроить настоящую проверку, нужно выбрать кого-то, кто знает тебя достаточно хорошо. Энн осмотрела зал.

— Кристин.

Беатрис одобрительно кивнула.

— Если у тебя получится, то, безусловно, ты сможешь ввести в заблуждение и этого негодяя. Только старайся поменьше говорить.

Энн вздохнула, помимо воли почувствовав легкий укол в сердце от того, как Беатрис назвала Генри. Ее подруга никогда не называла его мистер Оуэн или Генри, только — «этот негодяй». Страдания, выпавшие на долю Энн, только укрепили их дружбу. Беатрис Лейден, невеста на выданье, знала так же хорошо, как и Энн, что дружба с опозоренной девушкой может привести к потере собственной репутации. Но храбрая Беатрис упрямо и яростно защищала и поддерживала Энн, которая могла лишь молить Господа, чтобы Он уберег ее от еще более тяжелых испытаний.