Звезды в волосах

Графиня рассмеялась.

— А почему они ведут себя так?

— О, для этого у них множество причин, — сказала Гизела. — Видите ли, все они очень богаты и знатны. Они в самом деле важные птицы. Так зачем бы они стали утруждать себя разговорами с такой незначительной особой вроде меня?

— Мне кажется, вы слишком скромны, — заметила графиня. — Будь я на вашем месте, то не стала бы забиваться в угол. Я бы завела себе друзей, много друзей. И тогда, я уверена, вы бы научились наслаждаться жизнью.

Гизела слегка вздохнула. Какой легкой кажется жизнь в представлении этой прекрасной незнакомки, которая ничего не знает о том, как на самом деле обстоят дела у Гизелы — жизнь в родном доме, полная унижения и брани; вечное отсутствие денег, невозможность купить себе что-нибудь из одежды или пойти в гости, когда ее приглашают; отец, равнодушный ко всему, кроме охоты и портвейна по вечерам; болезненное одиночество, когда она вспоминает свою маму и те счастливые дни, которые выпали ей в раннем детстве. О таких вещах незнакомому человеку не расскажешь. Да и как можно ожидать, что тебя поймет прекрасная дама, обладательница медных волос?

Графиня внимательно вглядывалась в лицо Гизелы при свете огня.

— Вам кажется, что я говорю чепуху? — спросила она.

— Нет, нет! Вовсе не чепуху, — поспешила заверить графиню Гизела. — Вы ведь хотели как лучше. Просто вы не все знаете, поэтому вам многое не понять.

— А если попробовать рассказать мне, может быть, пойму? — спросила графиня. Гизела вспыхнула.

— Нет! Нет! Я не буду утомлять вас разговорами о себе. Расскажите мне лучше, зачем вы приехали в Англию. Никогда не думала, что иностранки такие превосходные наездницы и так чудесно выглядят верхом на лошади.

Девушка говорила с жаром, от ее обычной застенчивости и следа не осталось, она и предположить не могла, что когда-нибудь сможет разговаривать с совершенно незнакомым человеком так легко и свободно. Но тут вдруг Гизела позабыла о своей застенчивости рядом с этой прекрасной женщиной, которую она спасла и которая не внушала ей никакого благоговейного страха, как наверняка случилось бы при других обстоятельствах. Гизела разговаривала с графиней как со своей сверстницей. Да она и не могла быть намного старше. Выглядела незнакомка очень молодо, у нее была стройная фигура и гладкое девичье лицо, с которого постепенно исчезла бледность.

Графиня заливисто рассмеялась.

— Вы бьете меня моим же оружием, — сказала она. — Я не хочу говорить о себе. Об этой особе я знаю слишком много, и, поверьте, это не всегда забавно. Поговорим лучше о вас.

— О, это очень скучно, — заверила ее Гизела. — Но прежде, чем мы двинемся дальше, не хотели бы вы снять свой жакет? В комнате становится тепло.

— Нет, это невозможно, — ответила графиня. — Как бы жарко мне ни было. Жакет зашит на мне.

— Зашит на вас?! — удивилась Гизела. Графиня кивнула.

— Всякий раз, когда я отправляюсь на охоту, ко мне приходит мой портной и пришивает юбку амазонки к, жакету. Тогда весь костюм облегает фигуру, если можно так сказать, как перчатка.

— Так вот почему у вас такой безукоризненный вид! — воскликнула Гизела. — Как необычно. Никогда раньше не слышала, чтобы кто-нибудь делал подобное.

Графиня улыбнулась ее словам.

— Я много делаю из того, что люди никогда раньше не делали, — сказала она. — А почему бы нет? Иногда можно стать и законодательницей мод.

— Кроме того, вы носите три пары перчаток, — добавила Гизела. — Я заметила.

— Да, — призналась графиня. — У меня очень нежная кожа. Если мне попадается норовистая лошадь, то поводья больно врезаются в пальцы, поэтому я всегда ношу три пары — последняя, как вы видите, чудесно вышитые перчатки с крагами. Их специально сделали по моему заказу.

— Вы, должно быть, очень богаты, — почтительно заключила Гизела.

В эту секунду дверь с силой распахнулась, и в комнату вошел мужчина. Он замер на какое-то мгновение, уставившись на графиню с выражением огромного облегчения на лице, а затем в два прыжка оказался рядом с ней, опустился на колено и поднес ее руку к губам.

— Вы живы, мадам, — заговорил он по-немецки. — Я чуть с ума не сошел, когда увидел, что ваш конь скачет без наездницы. Представить себе не мог, что случилось. Надеюсь, ваше величество, вы не пострадали? Переломов нет?

Гизела с детства говорила по-немецки со своей матерью. Сейчас, когда она услышала, как обращается этот господин к даме, сидящей в кресле, она замерла, ошеломленная, а потом поспешно вскочила. Теперь она все поняла. Как глупо и смешно, что это догадка не осенила ее раньше! Примерно три месяца тому назад ходили слухи о визите австрийской императрицы в Англию. Говорили, что она изъявила желание поохотиться, и что, весьма вероятно, она появится в Нортгемптоне, так как ее сестра, королева Неаполитанская, уже находилась в графстве. Гизела слышала, как ее мачеха взахлеб обсуждала эти новости, но жизнь высшего общества, в особенности королев и императриц, казалась настолько далекой от ее собственной, что девушка не обращала внимания на подобные разговоры.

Теперь, стоя на ковре, охваченная легкой дрожью от смущения, она корила себя, что не догадалась обо всем раньше. Ну конечно, это изысканное, изумительное создание было прекрасной императрицей, которой восхищалась вся Европа. Елизавета Австрийская, которой не было равных, когда речь заходила не только о ее красоте, но и об умении держаться в седле.

— Тише, Рудольф, — обратилась графиня к человеку, стоявшему перед ней на коленях. — Нет никаких причин для волнения. Я в полном порядке, обо мне позаботились. Эта добрая молодая леди подружилась со мной и доставила меня сюда в полной целости и сохранности.

Она повернулась к Гизеле и заговорила по-английски:

— Мои друзья беспокоились обо мне.

— Мадам… Ваше величество… простите меня… — залепетала Гизела по-немецки.

Императрица помолчала с минуту, а потом произнесла:

— Итак, вы говорите по-немецки.

— Да, ваше величество.

— Как это странно для английской девушки! Мне казалось, никто в Англии не утруждает себя знаниями иностранных языков. Но теперь я вижу, что ошибалась.

Полно, пусть мой маленький обман не беспокоит вас. Я здесь инкогнито, поэтому ко мне здесь обращаются как к графине Гогенемз.

Она коротко рассмеялась и обратилась к джентльмену рядом с ней.

— Вот видите, Рудольф, — сказала она, — как простой намек на королевский трон все разрушает. Мы так мило болтали, словно подружки, пока вы не пришли. Теперь все испорчено. Моя подруга меня боится.

— Вы должны меня простить, мадам, — отвечал джентльмен. — Я почти лишился рассудка от беспокойства.

— А теперь я вас представлю, — объявила императрица. — Это принц Рудольф Лихтенштейнский. А вы? Единственное имя, которым я вас называла, — «добрая самаритянка». Мы долго болтали, но я так и не узнала, как вас зовут.

— Меня зовут Гизела, — смутилась девушка. — Гизела Мазгрейв.

— Гизела! Как странно! — воскликнула императрица. — У меня есть маленькая Гизела дома — моя вторая дочь. Это очень милое имя, одно из моих любимых. Никак не ожидала, что встречусь с ним здесь, в сердце Англии.

— Меня назвали в честь моей бабушки, мадам, — пояснила Гизела.

— Очень хорошо. Мисс Гизела Мазгрейв — принц Рудольф Лихтенштейнский. Теперь вы знакомы.

Гизела присела в низком поклоне, взглянула на принца и увидела, что он смотрит на нее во все глаза в полном изумлении. Она подумала, что ошиблась, но спустя минуту вновь подняла глаза: он все еще смотрел на нее, пока, наконец, императрица не обратила на него внимание.

— В чем дело? — поинтересовалась она.

— Я не могу в это поверить, мадам, — сказал он. — Разве вы не видите? Невероятно, совершенно фантастично!

— Что именно? — не поняла императрица.

— Эта леди, — сказал он, — которой вы меня только что представили. Разве вы ничего не замечаете?

— Я не знаю, о чем вы говорите, — отрезала императрица чуть резковато. — Что вас беспокоит? Вы же видите, моя новая подруга смущена.