Выше звезд

— Надеюсь, ты тоже хорошо поужинал. — И она нежно поцеловала братишку.

Оставшись с миссис Фиддинг, он занялся игрушками.

Люпита прошептала благодарственную молитву. Разве можно сравнить ее нынешнюю жизнь с одиноким существованием в какой-то гостинице! Теперь, кроме Джерри, она должна заботиться только о его собаке!

«Мы оба так счастливы! Так несказанно счастливы…»— мысленно повторяла она, спускаясь с графом к обеду.

За столом он старался изо всех сил развлекать бабушку и Люпиту.

Рассказывал им разные смешные истории о себе, когда он был в возрасте Джерри, а также о своих породистых лошадях, потому что они интересовали Люпиту.

Время пролетело так быстро, что девушка удивилась, когда граф сказан:

— Ну вот, теперь вы должны переодеваться к балу. Я буду готов через полчаса.

— Боюсь… я не успею! — испуганно промолвила Люпита.

— Я зайду в вашу комнату через десять минут, чтобы убедиться — вы одеты именно так, как мне хотелось бы.

Она выбежала из столовой и стремглав помчалась по лестнице к себе.

Миссис Филдинг с белошвейкой ждали ее с платьем.

Столь тщательно продуманного, богатого наряда Люпита не могла себе представить. Он оказался ей несколько длинноват и велик в талии. Белошвейка, жившая у них в доме, быстро пригнала все по размеру.

В тот же миг граф постучал в дверь и вошел. Он с радостью отметил, что девушка одета точно так, как он задумывал. Костюм Клеопатры, в котором Люпита должна появиться на балу, по его мнению, обязан быть достоверным.

Соответственно историческим и литературным источникам, «ее кожа была белая, как молоко, глаза синие, как Эгейское море, а волосы блестели, как золото».

Графу показалось, что в сценическом отношении он более подходил бы Люпите не в костюме Марка Антония, который был приготовлен, а Юлия Цезаря. Цезарь был возлюбленным Клеопатры в течение семи лет — еще до того, как Марк Антоний встретился с ней.

Эти исторические уточнения заставили графа сообщить в письме герцогине, что он появится в костюме Юлия Цезаря.

«Я приду в сопровождении новой Клеопатры — дочери покойного графа Лангвуда», — писал граф.

Он предполагал, что герцогиня Девонширская и покойный граф Лангвуд много лет назад могли быть друзьями.

Он не сомневался, что отец Люпиты был верным поклонником прекраснейшей герцогини Манчестерской.

Когда граф, теперь в костюме, вошел в спальню Люпиты, она с восторгом посмотрела на него.

Он был одет не так, как предполагала Элоиза, — не стремительным Марком Антонием, а величественным Юлием Цезарем.

Костюм был тот же, но на голове красовался лавровый венок победителя. Он немного припудрил свои черные волосы.

Однако графа больше волновало, какое впечатление на окружающих произведет не он, а Люпита-Клеопатра.

Когда Клеопатра встретила Юлия Цезаря, ей был всего двадцать один год.

Она была непорочна и обладала красотой и чистотой юной девушки.

Готовясь к роли Клеопатры, Элоиза выбрала платье, которое делало ее более соблазнительной и, на ее взгляд, «олицетворяло легенды и волшебную силу Египта».

К удовольствию графа, это одеяние произвело совершенно иное впечатление на Люпиту. Граф умел заставить женщину выглядеть привлекательнее.

Этому способствовал его изысканный вкус.

Несмотря на то что на всех портретах волосы Клеопатры были гладко зачесаны и покрыты легкой тканью, Элоиза решила распустить свои длинные рыжие волосы по плечам. Хоть это было исторически неверно, зато очень ей шло.

Граф попросил миссис Филдинг сделать Люпите гладкую прическу, чтобы волосы были едва видны. Обнаженная длинная шейка делала ее еще более юной и, казалось, более ранимой.

Платье было украшено драгоценными камнями, а лиф и корсаж обшиты гирляндами из полудрагоценных камней. По низу платья развевались воланы из шифона, который плавно обволакивал при движении ее тонкий стан.

Граф своим наметанным глазом сразу заметил, что подол немного длинноват, и велел белошвейке укоротить его, чтобы воланы едва касались пола, и прибавить еще оборочку из шифона.

Когда она трудилась над этой деталью, вошел секретарь с подносом, на котором лежали фамильные драгоценности Ардвиков; мать графа надевала их лишь в особо торжественных случаях. А хранились они в тщательно оберегаемом сейфе.

Граф взял с подноса ожерелье из двух рядов настоящих восточных жемчужин, в которых таился легкий розоватый отблеск. Семья Ардвиков с благоговением смотрела на это ожерелье, когда графиня надевала его.

Граф надел ожерелье на шейку Люпиты, и у нее невольно вырвался восторженный возглас. От волнения она прерывисто вздохнула…

На каждое ее запястье граф надел по широкому бриллиантовому браслету. Затем он выбрал великолепные бриллиантовые сережки, которые засияли как звездочки в ее ушах.

Люпита была неотразима — от ее собственной красоты, от костюма и украшений просто захватывало дух.

Элоиза частенько намекала, что страстно мечтает носить фамильные драгоценности Ардвиков. По граф не собирался давать их ей, пока они не будут официально обручены.

Главное достоинство этих драгоценностей заключалось в их уникальности. Граф дал себе слово, что никто не наденет украшений Ардвиков, кроме его законной любимой жены. Сейчас он отринул эту клятву.

Он был уверен, что сегодня Люпита затмит Элоизу, и это послужит ей уроком, который она никогда не забудет.

Граф сделан несколько шагов назад, чтобы взглянуть на девушку со стороны.

Люпита посмотрела на браслеты со священным трепетом.

— Я никогда не видела… ничего подобного…

Граф в предвкушении ее неслыханного успеха пока наслаждался восторгами миссис Филдинг и служанок. Они наперебой восклицали, как замечательно ее сиятельство выглядит в праздничном наряде.

Граф взглянул на каминные часы.

— Нам пора выезжать. Но сначала я хочу, чтобы ты показалась моей бабушке. Она ждет внизу специально, чтобы увидеть тебя перед отъездом.

— О, конечно! — Люпита не стала ждать графа, а сразу поспешила к бабушке.

Граф и миссис Филдинг довольно улыбнулись.

— Вы проделали прекрасную работу! — похвалил ее граф.

— Это было нетрудно, милорд: ее сиятельство — самая прекрасная юная леди из всех, кому мне довелось помогать одеваться. Она так мила, что одно удовольствие трудиться для нее, — ответила миссис Филдинг.

Граф пошел в гостиную за Люпитой.

Она крутилась перед бабушкой, показывая ей, как волнами колышутся оборки на платье. На ногах у нее были сандалии, также украшенные драгоценными камнями… Ей хотелось поскорее танцевать в этих сандалиях, хотя они были немного великоваты.

Графиня Дауджерская посмотрела на внука и величественно промолвила:

— Слава Богу, и ты отличаешься яркой внешностью — иначе я была бы крайне разочарована.

— Я уверен, бабушка, ты будешь гордиться нами обоими. Я хочу, чтобы ты поехала с нами.

— Я уже говорила хозяйке дома, что слишком стара для балов, — ответила графиня Дауджерская.

Граф решил, что она права. У нее был обед вчера вечером и второй завтрак с королевой в Букингемском дворце. Однако, целуя ее на прощание, он повторил:

— Очень жаль, что вы не едете с нами, бабушка, но мы завтра расскажем вам обо всем, что происходило на балу, подробно, не упустив ни одной детали.

— Я буду с нетерпением ждать. И да благословит вас обоих Бог! Бы совершенно восхитительны!

Граф, естественно, думал так же.

Когда Люпита посмотрелась в зеркало, она едва могла поверить, что блистательный образ, перед отражением которого она стояла, не был реинкарнацией Клеопатры.

Карету уже подали. Дворецкий набросил на плечи девушки накидку из русского соболя.

Лошади тронулись. Люпита вложила свою ручку в руку графа.

— Я так волнуюсь! Не могу отделаться от суеверия, будто в дороге случится какая-нибудь беда: то ли карета сломается, то ли еще что-нибудь помешает мне в последнюю минуту попасть на бал…

Она говорила тоном испуганного ребенка.