Отважное сердце

– Я уверена, что Дерек знает об этом, – сказала она как можно решительнее.

Майлз ласково похлопал сестру по плечу.

– Прости меня, милая, что я тебе рассказываю обо всяких ужасах. Просто мне действительно не с кем больше поговорить.

– Все обойдется, я уверена, – как могла ободряюще улыбнулась Джули. – Во всяком случае, вряд ли индейцы станут разгуливать поблизости в такой холод.

– Хотелось бы, чтобы ты оказалась права, – усмехнулся брат.

Неожиданно Джули сказала:

– Знаешь, при всем том снег все же очень красив. До войны я никогда не видела столько снега.

При упоминании о войне они замолчали. Затем Майлз сказал:

– Почему бы тебе не перебраться назад и не вздремнуть вместе с Терезой?

– Я не хочу спать. Лучше посижу еще с тобой. К тому же скоро мы остановимся на ночлег, тогда и посплю.

– Кстати, а что у вас с Дереком? – внезапно спросил ее брат. – Вы разобрались в своих проблемах?

Она вздохнула. Неужели теперь все будут расспрашивать ее о Дереке?

– Нет, – наконец ответила она. – Ничего у нас не выйдет, и мне совсем не хочется это обсуждать.

– Ты любишь его, а он – тебя, – решительно заявил Майлз. – Вы оба упрямы, но когда-нибудь образумитесь.

– В Аризоне нас обоих ждет новая жизнь, Майлз. И, может быть, лучше выбросить из головы все мысли о прошлом. По крайней мере, я собираюсь сделать именно это.

– Ты его любишь, – твердо сказал он. – А если любишь, невозможно забыть.

Помолчав, Джули спокойно сказала:

– Наверное, мне лучше пойти посмотреть, как там Тереза.

– Хорошо, – с усмешкой сказал Майлз. – Но запомни, сестренка, ты можешь убежать от прошлого, но от самой себя тебе никуда не деться.

Джули отдернула занавеску и стала пробираться к Терезе.

Крышей фургону служила прочная белая домотканая материя, натянутая на деревянных арочных конструкциях.

Она до предела натягивалась и билась под бешеным натиском ураганного ветра.

В тусклом, сером свете Джули едва разглядела Терезу, которая лежала, закутавшись в одеяло. Стараясь не шуметь, Джули пробралась к своему матрасу и собралась ложиться.

– Мне что-то не спится, – вдруг сказала Тереза и села, откинув одеяло. – Наверное, я слишком беспокоюсь о Майлзе. Как он там, все нормально?

Джули кивнула.

– Думаю, скоро остановимся на ночлег. Уже темнеет. Майлз сказал, что Дерек знает подходящее место. Как ты себя чувствуешь? – с тревогой спросила она. – Может, тебе что-нибудь нужно?

– Да, – с улыбкой ответила Тереза. – Разбуди меня в июле, когда ребенок уже родится. Думаю, я бы с радостью проспала все это время. Да нет, – быстро добавила она, почувствовав беспокойство Джули. – Все отлично. В самом деле. Не переживай за меня.

– Как же нам не переживать, Тереза, – сказала Джули, укрываясь толстым шерстяным одеялом. – Ребенок, похоже, растет ужасно быстро. Надеюсь, он не собирается стать гигантом. Ты же такая… такая миниатюрная.

– Все будет хорошо, – с улыбкой уверила ее Тереза. – Это же замечательно: родить Майлзу ребенка, начать новую жизнь в Аризоне, забыть все ужасы войны. Мне бы только хотелось, чтобы бабушка с дедушкой были живы и увидели все это. Но надо полагать, там, где они сейчас, им гораздо лучше, чем здесь.

Джули взглянула в огромные сияющие глаза Терезы, и на нее накатила волна грусти. Тереза умела радоваться, как ребенок, но чуткость и сострадание у нее были, как у зрелой женщины.

– Жаль, что твои старики не увидят этого, Тереза, – искренне сказала Джули. – Они были прекрасными людьми.

– Да, – кивнула Тереза. – Когда убили моих родителей, они взяли меня к себе и воспитывали как собственного ребенка. Они были так счастливы, когда мы с Майлзом полюбили друг друга. Но мне кажется, я с самого начала знала, что им не выдержать дороги. Думаю, и они это знали, но пытались… ради меня… чтобы окончательно поставить меня на ноги.

Внезапно фургон резко остановился, и женщины с тревогой переглянулись. Через минуту появился Майлз.

– Мы сейчас въезжаем на плато, – он улыбнулся. – Скоро разожжем костер и будем готовить ужин.

Пока Майлз, отодвинув занавеску, говорил с ними, внезапный порыв ветра занес в фургон снежные хлопья, и Тереза вдруг раздраженно закричала:

– Майлз, ты же впустил снег, а моим семенам необходимо тепло!

Джули в изумлении наблюдала за тем, как Тереза что-то ищет, переворачивая все свои пожитки. Найдя наконец маленький пакетик, она прижала его к груди и вместе с ним опять забралась под одеяло. Майлз посмотрел на Джули, пожал плечами и вышел наружу.

– Что это? – удивленно спросила Джули.

– Это семена цветов, – с гордостью улыбнулась Тереза, вытаскивая пакетик из-под одеяла. – Бабушка дала мне эти семена, чтобы я посадила их перед нашим новым домом. Это почти самое ценное из всего, что я взяла с собой. Мне бы не хотелось, чтобы с ними что-нибудь случилось.

– Семена? – недоверчиво засмеялась Джули, но, заметив на лице Терезы обиду, тут же исправилась: – Прости, Тереза. Просто я удивилась, что они так много для тебя значат.

– Да, это так, – ответила она. – Эти цветы росли за бабушкиным домом, и она часто говорила, что нельзя быть уверенными ни в чем на свете, кроме того, что весной на ее клумбе снова распустятся цветы. Они очень дороги мне, особенно теперь, когда бабушки больше нет… – Ее голос задрожал, глаза наполнились слезами.

– Я читала, – продолжила она задумчиво, – что Наполеон как-то сказал: «Там, где вянут цветы, человек жить не может». Мои цветы не увянут, Джули, – прошептала она. – У меня перед глазами картина: цветы перед домом, а рядом мой малыш, стоит и смеется. Это помогает мне в трудные времена, в минуты грусти. Мне кажется, что если там не смогут вырасти мои цветы, мы тоже не сможем выжить. Понимаешь?

– Да, – рассеянно ответила Джули.

Как и обещал Дерек, расположенное между отвесными скалами плато действительно оказалось удобным для стоянки. Попадались даже такие уголки, куда снег не сумел добраться, а под высоким, широким каменным навесом находился прекрасный сухой участок земли, как будто специально созданный для костра.

Они поставили фургоны кругом, образовав своеобразный загон, в котором лошади могли передвигаться относительно свободно.

– Экономьте пищу, – приказал Дерек. – Если не утихнет буря, нам придется задержаться здесь на несколько дней, а до Сан-Анджело все еще две недели пути. Нужно посмотреть, что у нас осталось.

Джули наблюдала за тем, как он разговаривает с мужчинами, отдает приказания, которые без обсуждений всегда сразу выполняются. Есть в нем что-то такое, размышляла Джули, что внушает окружающим уважение, властность сквозит в каждом его движении.

– Давай потушим сушеную оленину, – предложила Тереза. – Это недолго, зато вкусно и сытно. Я попрошу Майлза достать из мешка картошки.

– Ему нужно накормить лошадей. Я сама все сделаю. Отдыхай, Тереза.

Тереза раздраженно вздохнула:

– Перестаньте обращаться со мной как с ребенком. Ребенок во мне. Я взрослая женщина и вполне могу выполнить свою часть работы.

Пропустив эту реплику мимо ушей, Джули принялась за мясо. К тому времени как все было готово, уже совсем стемнело, и только ярко пылавший костер освещал лагерь переселенцев, отбрасывая в укрытую снегом ночь причудливые тени. После ужина мужчины достали свое неизменное виски и расселись по одну сторону костра, а те женщины, которым не было нужды присматривать за детьми, – по другую, отдельно от мужчин и их разговоров.

Джули и Тереза сели в сторонке от всех. После того, что наговорила ей Элиза, Джули чувствовала себя неуютно рядом с другими женщинами. Костер согревал, но дул настолько резкий и пронизывающий ветер, что долго на улице было не высидеть и тянуло залезть в постель, под теплое одеяло.

Неожиданно к ним подошла Эстер Уэббер. Она с трудом опустила свое грузное тело рядом с Джули и тихо сказала:

– Могу себе представить, каково вам после всего, что случилось утром, дорогая. Но прошу вас, не переживайте. Эта маленькая задавака того не стоит.