Путь к сердцу

Глава 3

— Вы все еще там?

Мадди посмотрела на стволы деревьев, потом на лагерь. Килпатрик развел костер и объявил, что спускается к источнику набрать воды. Ей не было нужды прятаться в траве у берега: она видела, что он набрал полное ведро, даже украдкой не оборачиваясь в ее сторону, потом вернулся к костру и сел возле него к ней спиной.

— Я здесь! — крикнула она. — Мое время истекло?

— Оставайтесь в воде сколько вам угодно, — отозвался он. — Ужин на огне, но еще не совсем готов. Я только хотел удостовериться, что вы не сбежали. Крикните, когда будет пора, и я принесу вашу одежду.

Сказать по правде, Мадди промерзла до костей, но ей не хотелось вылезать из пруда. Однако и оставаться дольше в воде не стоило: либо совсем закоченеешь, либо, чего доброго, начнутся судороги. В конце концов она позвала Ривлина:

— Полагаю, что женщина может выдержать только ограниченное количество небесного блаженства. Если бы вы были так любезны…

Ривлин спустился к пруду, по-прежнему отводя глаза, и положил ее аккуратно свернутую одежду на траву. Затем повернулся, сделал два шага по направлению к лагерю и остановился, скрестив руки на груди.

Выбравшись на берег, Мадди исподтишка посмотрела на него. У ее конвоира были широкие плечи, тонкая талия и стройные бедра. Одежда сидела на нем свободно и тем не менее не скрывала линии фигуры. Из-за сложенных на груди рук рубашка плотно обтянула плечи, и Мадди хорошо видела четко обрисованные крепкие мускулы.

Она опустила глаза и поглядела на свою кофту.

— Вы пришили новые пуговицы. — Она показала пальцем на три черные пуговки, добавленные к сохранившимся белым. Удивлению ее не было предела.

Ривлин передернул плечами.

— Солнце еще очень жаркое, а у вас светлая кожа. Ну как, вы готовы? — нетерпеливо спросил он. — Мне надо помешать мясо.

Мадди застегнула брюки и взяла в руки мокасины.

— А знаете, Килпатрик, я могла бы написать президенту Гранту и сообщить ему, что он взял к себе на службу замечательного человека.

— Попробуйте, а я опровергну это.

Улыбка делала с его лицом чудеса — твердые черта теряли свою остроту, а морщинки в уголках глаз углублялись. Золотые искорки в глазах сияли ярче. Зубы у него на удивление ровные и белые, а на левой щеке ямочка.

— Ладно, пусть все останется между нами, — согласилась Мадди, подумав, что, если он решил быть любезным, это дозволено и ей. — Благодарю вас за это купание и за то, что вы вели себя как джентльмен. Я высоко ценю и то и другое.

Ривлин прикоснулся пальцами к шляпе и жестом указал Мадди в сторону лагеря. Она подчинилась, чувствуя себя в своей одежде так, словно родилась заново. Брюки, как обычно, сползали ей на бедра, и она шла, то и дело поддергивая их повыше.

— Вы всегда носили мужскую одежду? — спросил Ривлин, неторопливо следуя за ней.

Мадди обдумала его вопрос, понимая, что может попросту солгать или сказать полуправду, но в конце концов пришла к заключению; что этот человек заслуживает честного ответа. Опустившись на землю у костра, она сказала:

— Я носила платья вплоть до моего переезда в Форт-Ларнед. Одежда моя тогда… вся изорвалась во время пути, и Ходжес был настолько великодушен, что одолжил мне кое-что из своего гардероба. Я сразу поняла преимущество брюк и с тех пор не ношу ничего другого.

— Ездить верхом в брюках куда удобнее, чем в юбке, не так ли?

— Ну да, — согласилась она, расправляя подвернутые концы слишком длинных штанин. — Однако мне ни разу не доводилось ездить верхом за время, которое прошло между той поездкой и нынешней. Зато я сообразила, что брюки — нечто вроде барьера, который труднее преодолеть, чем юбку. Мужчине для этого требуются время и определенные усилия, а это дает мне возможность приготовиться к борьбе, чтобы защитить себя.

Ривлин пристально поглядел на нее сверху вниз, удивленный тем, как просто она сумела изложить суть дела, избежав слова «изнасилование». И все же ее стремление быть скромной и покладистой не более чем маска. У настоящей Мадди Ратледж внутри стальной стержень, и она обладает здоровым чувством самосохранения.

— Скажите, Килпатрик, у вас есть нож?

Ривлин насторожился:

— И кого из нас вы собираетесь зарезать?

— Я всего лишь хочу укоротить брюки. — Мадди доверчиво улыбнулась. — Они натирают мне ноги под мокасинами.

— Вставайте. — Направляясь к седельным сумкам, Ривлин показал на поваленное дерево, возле которого он сложил одеяла. — Залезайте на бревно. Вам придется балансировать на одной ноге, пока я буду обрезать материю, понятно?

— Вы забыли упомянуть, что дадите мне хорошую взбучку, если я попробую лягнуть вас, — заметила Мадди, взбираясь на бревно.

— Я посчитал, что вы запомнили угрозу и повторять ее нет необходимости.

Мадди повернулась лицом к Ривлину — головы их находились теперь на одном уровне — и сказала, в упор глядя на него:

— Я не собираюсь нападать на вас, Килпатрик.

— Прекрасно, Ратледж, — кивнул он, — но один из первых уроков, получаемых в местах заключения, — это умение играть в доверие со всеми и с каждым в отдельности.

— Это в случае, если вы заперты вместе с теми, кто имеет представление о том, как такие дела делаются, — немедленно возразила она. — Последние четыре месяца я провела с пятнадцатилетней конокрадкой и сорокалетней проституткой. То, чему они меня обучали, не имеет ни малейшего отношения к играм в доверие. Если во время нашего с вами путешествия понадобится увести лошадь, я постараюсь ради вас применить на практике уроки, полученные от Рози. А насчет проституции… тут вы сами себе хозяин.

Ривлин поглядел на Мадди, вдумываясь в то, что она сказала, и свет в его глазах погас.

— Не могу себе представить, чтобы нам пришлось с этим столкнуться, — произнес он серьезно. Мадди засмеялась.

— То, что вам рисует ваше воображение, и то, с чем вы сталкиваетесь на деле, чаще всего совершенно разные веши. Жизнь делает порой странные повороты и обычно именно тогда, когда этого меньше всего ожидаешь.

Он сделал почти незаметное движение подбородком, как бы молча признавая справедливость ее слов, и медленно произнес:

— Спрашиваю просто ради любопытства, Ратледж… Вы ждете, будто я поверю, что вы не сбежите, если представится такая возможность?

Мадди с трудом изобразила улыбку.

— А стоит ли мне бежать? Не так много на свете мужчин, которые станут пришивать пуговицы на кофту своей пленницы.

Ривлин хмыкнул и покачал головой.

— Стойте спокойно, не то я порежу вам лодыжку.

Мадди замерла и стала смотреть куда-то на вершины тополей, стараясь победить искушение и не любоваться игрой его мускулов во время работы. Она переменила положение, когда Ривлин взялся за другую штанину. Его пальцы коснулись кожи, и Мадди чуть не задохнулась. Она вообще перестала дышать, когда Ривлин прервал работу и приподнял материю, чтобы посмотреть, что под ней.

— Последний парень, укорачивавший вам брюки, малость увлекся, а? — спросил он, дотрагиваясь кончиком пальца до шрамов на левой лодыжке. — Здесь даже два рубца, один поверх другого.

Мадди прикусила губу. Ривлин провел по шрамам подушечкой большого пальца, как будто от этого ласкового прикосновения они могли исчезнуть. Сердце у нее забилось сильнее; она поняла, что если ничего не скажет сию же секунду, то уже не сможет сделать этого позже.

— Мне тогда было десять лет. — Мадди вздохнула. — В сиротском приюте нас кормили только два раза в день, утром и перед сном. Время между приемами пищи тянулось невыносимо долго. Особенно трудно было малышам и тем, кто недавно поступил в приют. Я не могла слушать, как они плачут, пробиралась на кухню и воровала то немногое, что могла найти. — Ривлин поднял на нее глаза, и Мадди, страдальчески улыбнувшись, закончила: — Меня поймали и в наказание посадили на три дня в чулан, на цепь Я сидела там и не могла дождаться, когда выйду.

— Господи! — Глаза у Ривлина сверкнули. Мадди снова улыбнулась, чтобы успокоить его.