Река блаженства

В отместку Лидия поддалась чарам бедуинского принца из Сирии, заканчивавшего Оксфорд. Позже она и сама не могла понять, в действительности ли увлеклась им или ей просто захотелось переплюнуть Оливию, которая путалась с принцем, продолжая спать с Мортоном.

И Лидия выиграла. Она все еще была девственницей, и Бахтум оценил это. Лидия выхватила принца прямо из-под носа Оливии и бежала с ним под покровом ночи. В первый год их брака она не пожалела о содеянном. В кочевой жизни есть своя прелесть, не говоря уже о том, что супружество налагало на нее определенные и довольно приятные обязанности. И лишь забеременев, Лидия почувствовала себя в ловушке, потому что со всех сторон ее окружали песчаные холмы и в пустынях Саффуда не было никаких нянек. А от нее ожидали приплода ежегодно, чтобы супруг мог доказывать свою мужественность, порождая многочисленных сыновей.

Ее поселили в отдельном шатре, надели чадру. Это было все равно что оказаться в монастыре, еще хуже.

Пошел второй год жизни в пустыне, но Лидия так и не родила. Бахтум был добр к ней, но она не могла не заметить произошедшей в нем перемены. Она поняла, что он видит в ней лишь сосуд для вынашивания его сыновей.

Он посещал ее раз, а то и два раза в день, иногда даже чаще. Все тело у нее ныло от этих бесконечных соитий.

Он был энергичен, пылок, настойчив. Не считаясь с ее желанием, мог взять ее силой.

Он ничего не знал о хитростях, к которым прибегают английские женщины, чтобы предотвратить беременность. Понятия не имел о всевозможных пилюлях, настоях и о травах, а также внутренних барьерах, которые можно поставить на пути жизнеспособного мужского семени.

Поцелуи Иуды, чтобы удержать его в рамках. Страстное и жадное до ласк тело. Она и сама не знала глубины своих плотских желаний, и в первые годы их жизни он щедро одаривал ее ласками.

Но после того, как на третий год супружества она не родила ему сына, в то время как он знал, что она не бесплодна и одного уже произвела на свет, у него возникли подозрения. Сама мысль о том, что, возможно, она стала бесплодной, была невыносима.

Лидия знала, что ее ложь скоро раскроется. Да и сама она все с большим трудом выносила подобную жизнь. Изоляция, одиночество, гнев и насилие. Опасность быть пойманной с поличным и обреченной на смерть за предательство толкнула ее на отчаянный шаг. С огромным трудом ей удалось отправить письмо Мортону, в котором она умоляла спасти ее.

И Мортон не оставил ее в беде. В день, слепой от песчаной бури, вместе со своими наемниками налетел на лагерь бедуинского принца и разметал его. Они неистовствовали, грабили, разрушали, убили всех, даже ее сына. Спаслась она одна. И вышла в «свободный» мир, созданный мужчиной, для которого главной целью в жизни было распутство. Она с готовностью согласилась выйти за него замуж, не возражая против других женщин в его жизни. Он все еще желал ее. А она была ему бесконечно благодарна за это, особенно после того, что ей пришлось пережить. Мортон получал все, что пожелает. Лидия постепенно забывала о жизни в пустыне. Даже о сыне не вспоминала. Потребности Мортона мало чем отличались от потребностей Али-Бахтума. Когда же он уставал от нее, то обращал свое внимание на других, но всегда возвращался к ней. Ему льстила ее благодарность, ее неиссякающая нежная привязанность. Лидии нравилась стабильность ее нынешней жизни, нравилось принадлежать одному мужчине и ни о чем не заботиться.

Но сейчас она была обеспокоена. Появившийся у них чужеземец почему-то вызывал у нее тревогу. Она ощущала исходившую от него энергию. В его присутствии терялась, чувствовала себя неуверенной. Смуглый и необычайно красивый, он вызывал у нее какие-то смутные воспоминания. Ей чудилось в нем что-то знакомое, будоражившее ее. Она не сказала Мортону о своих страхах. Да и сказать-то ей было нечего.

И все же… все же… она была неспокойна.

Надо понаблюдать за ним, решила она. Осторожно. Тайно. Он не задержится здесь надолго. И вскоре ей не о чем будет беспокоиться. Как всегда.

И все-таки она беспокоилась.

Походка у чужеземца была как у мужчин из племени ее мужа… Но все они были мертвы. Так по крайней мере считал Мортон. Поэтому возмездия ждать было неоткуда.

Да и взять у нее нечего. Деньги давным-давно кончились, драгоценности, накопленные племенем ее мужа и принадлежавшие ей, распроданы Мортоном, и не только драгоценности. Мортон продал все, что нашел в лагере принца, чтобы оплачивать жизнь в их раю.

Она передернула плечами. Видимо, Мортон напал на лагерь не столько ради ее спасения, сколько преследуя свои корыстные цели. Теперь она это поняла.

Лидия все же успела захватить кое-какие ценности, втайне от Мортона.

Оливия была заинтригована. Элинг, бордель. Как увлекательно! А Генри? О нем она и не думала.

Но хотелось ли ей возвращаться домой?

В Блисс-Ривер-Вэлли она была по-настоящему счастлива. Одно название чего стоило! Блисс – наслаждение. Все эти жеребцы ее с удовольствием лапали, спали с ней, и Мортон не отказывался.

Но Элинг… Нельзя сказать, что она ненавидела Элинг. Она ненавидела Генри. Вялого, худосочного. Он больше подходил Лидии, но теперь уже поздно об этом говорить.

Генри охотно взял на себя заботы о ней. Он был тихой пристанью, но сумасбродная Оливия Уиндем задыхалась в этих спокойных водах, металась и искала выхода. В то время у нее не было выбора. Родители, черт бы их побрал, подрезали ей крылья. Кроме того, вручили Генри ключи от шкатулки с деньгами.

Они были готовы на все, только бы сбыть ее с рук. Не хотелось даже вспоминать об этом. Она оказалась на мели, когда на горизонте появился Генри и сделал предложение. Возможно, родители просто купили Генри. Наверняка. Теперь она в этом не сомневалась. Генри хотел иметь наследника, а потом она могла расстаться с ним и отправиться на все четыре стороны.

Поэтому, пока Мортон продолжал гнуть свою линию, она притворилась беременной, чтобы убедить Генри отправиться в Блисс-Ривер-Вэлли и предаться жизни, полной наслаждений.

Первым уехал Мортон, они с Генри – через год.

Она жить не могла без Мортона, готового исполнить любое ее желание.

Оказалось, что она действительно беременна, и, когда это стало заметно, Генри предложил вернуться домой, в Элинг. Она не соглашалась, хотела познать все тонкости разнузданной жизни в Вэлли.

Джорджиана родилась в Блисс-Ривер-Вэлли, а Генри отправился в Англию. Жизнь Мортона внезапно осложнилась появлением ребенка. Что делать с детьми? Оливия решила, что они пришли к блестящему компромиссу. И Джорджи была тому живым доказательством, самая красивая и желанная из всех, кто прошел церемонию павлиньего веера. Ах молодежь! Их научили хватать наслаждение обеими руками, научили всему, что считалось запретным. Дети видели, как живут их родители, из ночи в ночь меняя партнеров. И не могли дождаться церемонии инициации под опахалом из павлиньих перьев – инициации в области интимной жизни. Считалось, что девочки созревают к шестнадцати годам… А Джорджи уже исполнилось двадцать. Оливия начинала чувствовать свой возраст.

О нет, о нет, о нет! Она не хотела и думать об этом. Никогда. В Блисс-Ривер-Вэлли никто не стареет.

Мортон – король. Он все еще жеребец и по-прежнему неутомим в любовных утехах.

В их жизни все было по-прежнему. Менялось только ее тело. Нет, оно не оплыло, не обвисло. Исчезали силы, она теряла вкус к жизни. Ведь удовлетворять всех этих жеребцов нелегко. Порой накатывала такая усталость, что ничего не хотелось, даже секса. Но Мортона это, конечно же, не касалось.

Она уже подумывала об Элинге и возможности отдохнуть в английской глуши. Эта жизнь измотала ее. Ибо соитие не всегда было наслаждением. Чаще – проклятой обязанностью, обычной работой.

Бордель…

В роскошном английском загородном доме, в окружении важных джентльменов с тугими кошельками, которые будут приезжать туда, мигрировать из Лондона, как лемминги. Об этом стоило подумать. Это был не худший вариант. Особенно когда молодость осталась позади.