Супруг по заказу

Он оценивающе улыбнулся.

– Ода вашей красоте просто не может быть написана. Ни одно стихотворение не отдаст должного тому, что я вижу перед собой, – пробормотал он, ничуть при этом не солгав.

Когда она покраснела, его улыбка стала еще шире.

«Должно быть, я пьян сильнее, чем думал», – сказал себе Невилл, хотя бутылка бренди, найденная им на комоде, не опустела и на треть. Но должно быть, он все-таки пьян или чертовски удачлив, если такая соблазнительная крошка не только поднялась на рассвете, но еще пришла именно к нему!

– Скажите, как вас зовут? – спросил Невилл, вставая. И при этом даже не покачнулся. Да и голова не закружилась – хороший знак: если он не настолько пьян, чтобы иметь видения, значит, она вполне настоящая. И есть только одна причина, по которой женщина с такой внешностью крадется по дому в столь неподходящий час. Даже для слуг еще слишком рано, чтобы начинать дневную работу. А вот ночную…

Он продолжал рассматривать ее раскрасневшиеся щеки и розовые бутончики губ, приходя к единственному выводу. Интересно, чью постель она согревала сегодня? Каммингса? Или одного из гостей?

Несмотря на выпитое бренди, он ощутил давно позабытый прилив желания. Он и не помнил, когда в последний раз спал с женщиной! Да и не хотел этого. Но по какой-то причине воспылал страстью к этой. До рассвета еще добрый час. Он с такой же радостью проведет его в постели с горячей молодой кобылкой, как и в компании с бутылкой бренди.

– Пойдем, моя маленькая полночная муза. Очевидно, ты встала в этот час не для того, чтобы убирать дом. Поэтому побудь со мной и пробуди в моей душе поэта, – уговаривал он с манящей улыбкой. – Господь знает, как мне необходимо вдохновение!

Но она почему-то нахмурилась, поплотнее закутавшись в шаль с бахромой.

– Боюсь, вы принимаете меня за кого-то другого.

Невилл покачал головой:

– Вряд ли. Скажи, как тебя зовут?

Незнакомка прищурилась. И он немедленно ощутил на себе всю тяжесть ее взгляда. Он поспешно выпрямился. Нравится ли ей то, что она видит? Жилет не застегнут. Он весь в дорожной пыли и отчаянно нуждается в бритье. Но может, ей все равно? Многие женщины любят грубоватых мужчин.

– Твои ночные секреты в полной безопасности, – заверил он. – Так что пойдем. И почему ты так молчалива? Хорошенькая девушка вроде тебя наверняка получила свою долю комплиментов.

– Да, вы правы, – согласилась она, голосом мягким, как шелк, невзирая на явную настороженность. Никаких смешков или грубого диалекта. Выговор образованной леди. Все лучше и лучше!

Он медленно приблизился, по-прежнему глядя на нее в упор.

– Глаза цвета осени, – пробормотал он. – Зелень с золотом.

– Правильный термин «зеленовато-карие», – коротко ответила она. – Как лесной орех. Он улыбнулся:

– Но это описание не так поэтично. И не воздает должного твоим глазам. А насколько я помню, ты требовала поэзии.

Он готов декламировать Шекспира, Марло или Блейка. Все, что угодно, лишь бы заманить ее в постель.

Словно почувствовав направление его мыслей, она отвела взгляд и занавесила свои поразительные глаза веером пушистых ресниц.

– Думаю, мне лучше уйти.

Но Невилл не хотел, чтобы она уходила. Стоило ей повернуться, как он метнулся вперед, закрыл дверь и загородил рукой.

На этот раз лицо ее исказилось гневом.

– Как вы смеете?!

– Ты не назвала своего имени, – ответил он, налегая на дверь всем телом.

– И не собираюсь, – запальчиво парировала она.

– Сейчас, когда вы сердитесь, глаза у вас совсем зеленые, – ответил он, улыбаясь этим завораживающим глубинам. Но тут, к собственному удивлению, он сжал ее подбородок и подался вперед, пока их носы едва не соприкоснулись. – Кто вы, моя прелестная полночная леди? И что мне нужно сделать, чтобы уговорить вас разделить со мной бокал бренди?

– Бокал бренди? Очевидно, вы уже опрокинули немало таких бокалов.

Ударив Невилла по плечу, она поднырнула под его руку и отбежала к центру комнаты.

– Отпустите меня, или я закричу на весь дом, – предупредила она.

Невилл понимал, что ведет себя скверно. Не в его правилах домогаться служанок в чужом доме.

Впрочем, он так давно не гостил в чужом доме, что уже не помнит, какие правила установил когда-то. Все же тот факт, что его дремавшие чувства пробудились так мгновенно при виде этой молодой женщины, – достаточно веская причина, чтобы продолжать преследование.

– Кричать нет смысла. Я не хочу вас обидеть. Только назовите свое имя, – попросил он, когда Оливия прижалась к стене. – Но я непростительно невежлив. Позвольте представиться, я…

– Грубый и вульгарный олух! – отрезала Оливия и, повернув защелку на второй, стеклянной, двери, исчезла в ночи.

Она поверить не могла, что оказалась в подобной ситуации. Подумать только, подвергнуться приставаниям какого-то пьяного болвана!

Оливия спряталась за старой скрюченной яблоней, чтобы перевести дух, и огляделась. Оказалось, что она успела спуститься с узкой веранды. Сердце по-прежнему колотилось, хотя скорее от ярости, чем от страха. Слава Богу, он, кажется, не погнался за ней. Трудно сказать, на что бы она решилась в этом случае.

Она осторожно выглянула из-за ствола. Проклятие! Он по-прежнему стоит в дверном проеме, схватившись обеими руками за косяки. Сердце Оливии заколотилось еще чаще. Только сейчас она увидела, что он настоящий великан: высокий, широкоплечий – и просто излучает зловещую, опасную ауру. Кто же он?

Не слуга, разумеется. На слугу он не похож. Жилет довольно просто отделан, но сшит из дорогой ткани, с двойным рядом серебряных пуговиц. Да и выговор слишком правилен для слуги. Конечно, были дворецкие и камердинеры, говорившие не хуже хозяев. Но этот человек просто не мог быть камердинером. В его голосе явно прослеживалось полученное в Итоне образование. Он, должно быть, джентльмен.

Она рассмеялась довольно неприятным смехом. Нет, должно быть, он родился и воспитывался джентльменом. А вот вырос из него дурно воспитанный негодяй, человек, способный приставать к беззащитным женщинам! И его отнюдь не извиняет то обстоятельство, что он явно принял ее за горничную. Она всегда считала мужчин, соблазняющих служанок, низкими подлецами, способными воспользоваться своим положением.

В этот момент он вышел на веранду. Она ахнула и прижалась к дереву. Так он намерен ее преследовать?

Но он похлопал себя по карманам и вытащил маленькую сигару. А когда вернулся в библиотеку, чтобы зажечь сигару от свечи, Оливия сделала решающий ход: нагнулась и быстро перескочила от можжевельника к самшиту и рододендрону, щурясь в темноте, чтобы не натолкнуться на стену, подстриженный куст или стоявшую не на месте садовую скульптуру.

Единственным утешением в подобной ситуации было сознание того, что и он не способен видеть в темноте. Она почти достигла угла восточного крыла, и, следовательно, безопасности, когда его голос развеял ее иллюзию:

– Будь осторожна, Хейзл [2]. Иначе твои ночные блуждания породят сказки о не знающем покоя привидении.

Оливия остановилась. Привидение? Она нахмурилась, но тут же тихо застонала. Ее светлое платье! Значит, он с самого начала ее видел!

– Простите за то, что напугал вас, – продолжал он голосом, таким же бархатистым и теплым, как ночь позднего лета. – У меня не было такой цели. Если вы доброе привидение, то дадите мне шанс показать себя с хорошей стороны. А если не пожелаете провести со мной остаток ночи, тогда прошу вас показаться утром. Я до рассвета пробуду в библиотеке.

Оливия прижала трясущуюся руку к груди. Этот мужчина доведет ее до разрыва сердца. Можно подумать, какая-то порядочная женщина, будь она служанкой или леди, согласится на столь грубое, оскорбительное приглашение!

Возмущенная его наглостью, она нырнула в темноту, за угол дома, не обращая внимания на то, что в спешке топчет кусты и растения. И при этом поклялась, что докопается до истины и первым делом выяснит, кто он. А уж потом распишет его в своем журнале.