Виктория – королева Английская

Когда они приехали в Англию, регент, как всегда обаятельный, принял Джули так, будто она была герцогиней Кентской. Они купили Касл-Хилл-Лодж в Илинге у Марии Фитцерберт, которая – тоже католичка, как Джули, – чувствовала к ней расположение. Они приобрели дом в Найтсбридже для Джули, а Эдуард располагал собственными апартаментами в Кенсингтонском дворце. Содержание этих помещений обходилось дорого, и вскоре Эдуард погряз в долгах, как все его братья.

Он и Джули жили в приятной домашней атмосфере. Их постоянно посещали молодые люди. Джули любила детей, не однажды бывала матерью, когда жила в Канаде. И эти дети впоследствии частенько навещали их. Это был дом, полный счастья. В нем ощущался больший домашний уют, чем у Дороти Джордан и герцога Кларенса, потому что из-за частых отлучек Дороти в театр у семьи редко появлялась возможность собираться вместе. Совсем по-иному было у Эдуарда и Джули. Они, как Джули часто говорила Марии Фитцерберт, жили друг для друга.

Обаяние Джули компенсировало угрюмый характер Эдуарда – нельзя сказать, что он был угрюмым с ней, однако в компании ее веселость служила очаровательным противоядием его серьезности. Он требовал, чтобы все делалось точно в назначенное время. Слуги всегда должны находиться на своих местах; камердинеру следовало бодрствовать всю ночь и разжигать камин, чтобы комната нагрелась к утру; другой слуга обязан внести кофе с шестым ударом часов; третий – прийти ровно через полчаса, чтобы забрать поднос. В этом он напоминал своего прадеда Георга II, который, как говорили, даже любовью занимался по часам. Часы зачаровывали Эдуарда; в его спальне было некуда деться от их боя и тиканья.

Хотя, подобно всем своим братьям, Эдуард погряз в долгах, он относился к этому не так легко, как они. Он вел точный учет, и его огорчал тот факт, что расходы у него превышали доход.

Герцог обсудил это с Джули, которую тревожили его переживания.

– Касл-Хилл, – сказал он, – Найтсбридж и мои апартаменты в Кенсингтонском дворце! Это целых три дома. Разве нам нужны три дома?

– Мне нужен только один, если ты в нем, – ответила Джули.

– И поскольку я придерживаюсь такого же мнения, – сказал он, – то почему мы должны сохранять все три дома? Почему бы нам не остановиться на одном? Знаешь, в Брюсселе жить в три раза дешевле, чем в Лондоне.

– Брюссель! – глаза Джули заблестели при этой мысли. Она оказалась бы ближе к своей семье, живущей в Париже, и сейчас, когда кончилась война, путешествовать по континенту стало безопасно.

– У меня есть идея, – сказал Эдуард. – Мы снимем там дом. Я продам Касл-Хилл и дом в Найтсбридже и откажусь от своих апартаментов во дворце. Это поможет рассчитаться с некоторыми долгами, и мы получим определенную свободу действий, чтобы начать сначала.

Джули не скрывала своей радости, но она не хотела оказывать на него давление.

– Твоя семья…

Он пожал плечами, выражая свое безразличие. После скандала с Мэри-Энн Кларк он не пользовался особой благосклонностью герцога Йоркского, а, значит, до какой-то степени и регента, поскольку Георг твердо стоял за преданность семье. И в любом случае он и Фредерик всегда держались вместе. Королева не одобряла их образ жизни, и они с Эрнестом всегда были чужаками в семье.

– Ты моя семья, Джули, – сказал он. – Твои крестные дети могли бы приезжать и навещать нас там, и ты могла бы часто видеться со своими родными.

Джули была в восторге, когда они сняли особняк в Брюсселе, и, со своей любовью к цветам, сразу же взялась разбивать парк, в то время как Эдуард вносил некоторые усовершенствования в дом, ибо почему бы им не осесть здесь, где можно жить на четверть его дохода, используя оставшееся для погашения долгов?

Получилось превосходно, и они стали вести тихую жизнь, посещая Париж, развлекая семью Джули, играя в карты и шахматы вдвоем, устраивая вечеринки в парке, которым Эдуард очень гордился.

Потом умерла принцесса Шарлотта.

Когда они получили это известие, то не могли в него поверить.

– Нет, не может быть, такая здоровая девочка! – вскричал Эдуард.

– Бедненький Леопольд! – вздыхала Джули. – Я слышала, что он так предан ей. Я постоянно думаю о нем.

Эдуард же никак не мог освободиться от страха перед тем, что это означает для них с Джули. Ему придется ехать в Англию. Рано или поздно он получит вызов от регента, и там состоится сбор семьи. Он думал о том, что предложит королева.

Эдуард тайком наблюдал за Джули. Помнит ли она, как часто они поздравляли себя с тем, что он четвертый сын короля, ибо, если бы был первым или вторым, то вынужден был бы жениться в интересах страны, как это пришлось сделать регенту и герцогу Йоркскому. И с какими катастрофическими последствиями в обоих случаях! Он постоянно думал о том, с каким состраданием Джули отнеслась к бедняжке Дороти Джордан, когда Уильям бросил ее. «Я не могу поверить, что Уильям на это способен, – сказала она. – И я не одобряю его действий».

И она должна была думать о нем и о себе: разве не в таком же положении находятся они теперь сами?

Он спрашивал себя, не оказала ли семья давления на Уильяма, и если причина в другом, то почему он вдруг бросил женщину, прожившую с ним больше двадцати лет и родившую ему десять детей?

Он успокаивал Джули:

– Ты должна выкинуть из головы мысль о том, что это может произойти с нами.

– Думаю, что я бы умерла, если бы это произошло, – ответила Джули.

Чего он никогда не мог выкинуть из головы, так это тот разговор.

И Дороти умерла. Он не верил историям о том, что ее видели на Пикадилли и Стрэнде. Также не верил в появление там ее призрака. Бедная Дороти Джордан!

Эдуард страдал бессонницей из-за мыслей о том, что его ждет впереди. Он ожидал послания. Мирное течение их брюссельской жизни было нарушено. Он знал, что когда получит вызов, у него не будет иного выхода, кроме как подчиниться.

Ночью Эдуард тихо лежал, боясь, что Джули поймет его тревогу. Ему не хотелось, чтобы она что-то заподозрила раньше времени. Сейчас было важно, чтобы они оба наслаждались каждой секундой совместной жизни.

Он чувствовал себя разбитым, когда вышел к завтраку. Как всегда, на столе его ожидали письма и газеты из Англии. Их клали туда ровно за пять минут до его появления.

Эдуард взял письма, а Джули протянула руку за газетами.

Он дал их ей и принялся за письма.

Джули молчала, и Эдуард почувствовал, что произошло нечто ужасное. Он поднял на нее глаза. Джули лежала, откинувшись в кресле, с лицом таким же белым, как скатерть. Ее глаза были закрыты.

– Джули, дорогая, что произошло?

Она открыла глаза и вцепилась в его рукав.

Газета! Конечно же, это была газета.

Он взглянул. На первой странице большими буквами был напечатан заголовок «Теперь герцоги Кларенс и Кент должны жениться. Смерть принцессы Шарлотты вынуждает ее дядей исполнить свой долг перед государством. Ходят слухи, что…»

Он бросил газету на пол. Засмеявшись, сказал: – Ну что ты, Джули. Это же все газетная болтовня. Ты же знаешь нашу прессу.

Джули открыла глаза и посмотрела на него. Она молча молила успокоить ее, и он продолжал говорить. Его губы сказали ей то, что она хотела бы услышать, но в глубине души он понимал, что говорит неправду. Он всегда помнил сказанные ею слова, которые сейчас звучали у него в мозгу как зловещий набат: «Думаю, что я бы умерла».