Укрощение Шарлотты (Гаремные страсти)

— Но я не могу ждать! — неистовым шепотом пожаловалась Шарлотта.

— Вы напомнили мне мою сестрицу Элизабет, — рассмеялся Гидеон. — Однажды, когда мы были еще детьми, паша бабушка подарила Элизабет несколько луковиц тюльпанов и показала участок в саду, которым сестра могла распоряжаться по своему усмотрению. Девочка посадила луковицы и каждый день бегала посмотреть, не появились ли ростки. Не прошло и недели, как любопытство победило здравый смысл, она была не в силах больше ждать. И вытащила луковицы из земли, но только чтобы убедиться, что они проклюнулись, и выбросить их, — ведь несомненно, что своим нетерпением она их погубила.

Не успела Шарлотта открыть рот, чтобы ответить, как в комнату ворвалась Джейн: лицо ее горело от возбуждения с испугом пополам, а ярко-рыжая копна волос растрепалась по ветру.

— Он уже здесь! — вскричала она. — Корабль уже здесь! Патрик запросил опознавательные знаки, и они выбросили английский флаг!

Гидеон вздрогнул, а потом многозначительно посмотрел на Шарлотту. «А что я говорил?» — было написано у него на лице.

— Ну, — продолжала Джейн, заполнив всю комнату своим нетерпением, — вы решились взять меня в жены и увезти с собой или нет, Гидеон Роулинг?

— О да, — со смехом отвечал священник, и смущенной Шарлотте показалось, что влюбленные совсем забыли о ее присутствии, — Если вы согласны, прекрасная Джейн, я буду счастлив взять вас в жены!

И они сошлись на середине комнаты и соединили руки, а Шарлотта выскочила наружу с пылающими щеками и бьющимся сердцем, переполненная завистью и всепобеждающей радостью опою, что любовь в очередной раз оказалась сильнее смерти.

Она чуть ли не бегом пересекла холл, желая самолично увидеть, как корабль войдет в бухту, и не быть при этом заключенной в четырех стенах и отдаленной от такого зрелища оконным стеклом. Возле лестницы Шарлотта решила, что спускаться по перилам намного удобнее, а главное, быстрее, и не задумываясь взгромоздилась на них и покатилась вниз, шелестя нижними юбками. В самом конце своего путешествия она ожидала быть остановленной витым столбиком, украшавшим перила, но вместо этого наткнулась на не менее твердую, но живую руку.

Задохнувшись от неожиданности, она обернулась — и встретилась нос к носу с Патриком Треварреном. На мгновение ей показалось, что в его синих глазах мелькнула нет, не любовь, просто улыбка. Но это выражение мгновенно угасло, и Шарлотта подумала, что ошиблась.

— Я буду благодарен, если ты позаботишься о безопасности моего ребенка, — холодно отчитал он ее, — если уж не желаешь думать о себе.

Шарлотта позволила ему бесцеремонно взять себя в охапку и снять с перил, а потом задрала подбородок, так что их лица оказались вровень, к тому же она стояла на несколько ступенек выше и отчеканила:

— Не будьте занудой, мистер Треваррен. Я не подчинялась вашим приказам до сих пор и не собираюсь подчиняться им и впредь! — И она двинулась, чтобы пройти мимо него, но он больно и цепко схватил ее за руки и поставил обратно па ступеньку.

— На рейде возле острова стоит корабль, — сказал он. Он из Англии и, возможно, идет в Австралию. Я хочу, чтобы ты отправилась на нем в Сидней, а потом добралась до Штатов.

— А ты? — уставилась на него Шарлотта. — Где собираешься быть ты, пока я буду занята всем этим?

— Здесь, — отвечал он. — С тобой я посылаю Кохрана для сопровождения и охраны.

У Шарлотты подогнулись колени, и она была вынуждена опуститься на ступеньку, чтобы не упасть. Патрик встал перед нею на колени и неожиданно погладил ее по щеке.

— Я знаю, что ты считаешь это несправедливым, — с трудом произнес он. — Но поверь мне, Шарлотта, и тебе и ребенку будет от этого только лучше.

— Но это лишь твое мнение, Патрик Треваррен! — Отчаяние, вскипевшее в ее душе, выплеснулось наружу в виде слез и гнева. — Отсылать меня прочь все равно что сказать мне, что я больше никогда не увижу солнца!

— Это что, один из разговорных оборотов, позаимствованных у «новых женщин»? — грубо спросил Патрик. Лицо его скривилось от боли и сострадания, но он твердо решил настоять на своем. — Что бы сказала твоя мачеха, узнав хотя бы о твоей нынешней выходке?

— Меня совершенно не волнует, кто и что скажет про меня, Патрик! рыдала Шарлотта. — Мне на роду написано быть с тобой, а тебе на роду написано быть со мной, и один Бог знает, какие беды случатся, если нас разлучить!

— Ну как ты можешь говорить такое, — утешал ее Патрик, ласково целуя в лоб, как когда-то это делали отец и дядя. — Разве ты забыла, что все твои приключения начались после того, как ты встретила меня?

— Луна свалится с небес, — неистово шептала Шарлотта, — а моря пересохнут! Умоляю, не делай этого со мной, не делай этого с собой!

— Все будет хорошо, — со вздохом сказал капитан, поднимаясь с колен и нависая над ней как башня. Еще раз поцеловав равнодушно Шарлотту в лоб, он вышел.

Через несколько часов, когда закатное солнце уже позолотило воду в заливе, корабль приблизился к причалу. Спущенные с него шлюпки направлялись к берегу за свежей водой, а капитан корабля, увидев с моря огни в окнах усадьбы, решил сам нанести визит.

Рахима извлекли из винного погреба (наконец-то Шарлотта смогла рассмотреть человека, сыгравшего такую роль в ее судьбе). Пирата по всем правилам взяли под арест офицеры с корабля. Матросы переправили его, накрепко связанного, на борт «Викторианы».

«И после всего, что случилось, мы с пиратом поплывем на одном корабле!» — с отчаянием подумала Шарлотта. Патрик приказал упаковать ее вещи для дальней дороги, и Мери с Якобой неохотно принялись за дело.

Капитан Майкл Трент оказался весьма привлекательным мужчиной — высокого роста, с прекрасно вылепленным лицом и слегка раскосыми глазами. Шарлотте понравился его открытый, уважительный взгляд, которым он встретил ее вечером за обедом, будучи представлен ей Патриком. Он уверил мистера Треваррена, что будет рад помочь миссис Треваррен добраться до Сиднея и ручается за ее благополучие во время плавания. Более того, в Австралии он позаботится о том, чтобы миссис Треваррен попала на лучшее судно, с надежным капитаном, идущее в Сан-Франциско. Через несколько недель она, живая и невредимая, будет уже на родине.

Патрик, которого должно было бы порадовать такое простое решение вопроса, молча низко склонялся над тарелкой.

Поздней ночью, когда Шарлотта лежала в супружеской кровати наедине со своим горем, Патрик явился к ней — в первый раз за все время сто отчуждения, чуть не лишившего ее жизни. Не говоря ни слова, не давая никаких клятв и обещаний, он скинул с себя одежду и улегся рядом, заключив Шарлотту в объятия. Она почувствовала, как трепещет его сильное тело.

— Не отсылай меня! — взмолилась она, хотя знала, что это бесполезно.

— Я обязан это сделать, — прозвучало в ответ. Он перекатился так, что она оказалась под ним, а его мускулистая нога легла между ее бедер. — Скажи, что ты меня не хочешь, Шарлотта, и я уйду.

Она лишь удивилась, как такая на вид небольшая особа может вмещать в себя столько чувств сразу и не взорваться. Ее сжигали гнев и унижение, и в то же время она так любила этого мужчину, причинившего ей столько боли. Она жаждала отдаться ему, и это было главным.

— Останься! — прошептала она, запуская пальцы ему в волосы и притягивая его голову так, что их губы наконец встретились и тут же слились в бесконечном поцелуе.

Этой ночью они занимались любовью не так, как всегда, хотя и с не меньшим наслаждением. Они почти не говорили — тогда как обычно они дразнили один другого, пока возбуждение не становилось слишком велико и на слона уже не хватало дыхания. Когда же тела их слились, удовлетворение пришло пополам с болью. Они вновь и вновь словно бросали свои тела в битву, получая от этого наслаждение столь сильное, что временами оно казалось непереносимым, и через несколько минут уже снова пылали от желания, словно в эту ночь его невозможно было насытить.

Не иначе как ими обоими в эти часы двигало отчаяние. Шарлотта, чувствуя себя в объятиях Патрика на седьмом небе, вдруг ощутила такое одиночество и безнадежность, что плакала до тех пор, пока не заснула.