Трудное счастье

14 сентября. Мне очень плохо, и я много плачу. Не удивительно, что Петрок вообще игнорирует меня. Уже несколько недель, как он спит в гардеробной. Я пытаюсь убедить себя, что так даже лучше. По крайней мере, теперь я не знаю, дома ли он, и не мучаюсь, думая о том, с кем он проводит ночь. Хотя нет, я все равно мучаюсь.

20 сентября. Просто не верится. Нужно непременно написать об этом в дневнике, в противном случае я сойду с ума. Мне понятна его привязанность к Луизе Селлик, и в известной степени я даже могу простить его. В конце концов Петрок всегда хотел жениться на ней. Меня он выбрал только из-за Пендоррик-холла. Но это?! Кошмар! Я ненавижу Дебору, и нам двоим нет места на этом свете. Может, никогда и не было.

Петрок и Дебора! Просто невероятно! Почему? Очень даже вероятно. Более того, закономерно. В Деборе становится все больше моего, а во мне — ее. Мы едины, так почему нам с сестрой не поделиться Петро-ком, как мы делились всем остальным? Она все прибирает к рукам: не только моего мужа, но и мою личность, мой характер. Как теперь сестра смеется, как поет! Это не Дебора, а Барбарина.

Я брожу по дому, стараясь внешне выглядеть спокойной, своим поведением пытаюсь уверить слуг, что мне все равно. С улыбкой отвечаю, когда они обращаются ко мне, притворяюсь, что мне интересно то, о чем они говорят. Например, вчера Джесси сказал, что необходимо внести в дом какой-то цветок. Становится холодно, и он считает, что в оранжерее недостаточно тепло. Я согласно кивнула, так и не выслушав его до конца. Бедный Джесси, он почти ослеп. Я пообещала позаботиться о нем. Конечно, Петрок сделает это, он очень внимателен к слугам.

Я пишу о всяких пустяках, чтобы не думать о главном. Дебора и Петрок! Я видела их вместе. Теперь я знаю наверняка: Дебора, которая становится так похожа на меня, и Петрок! Как я ненавижу их обоих! Других я терпела, но только не ее. Как положить этому конец?

21 сентября. Я окончательно решила покончить с собой, не могу продолжать такое жалкое существование. Как это сделать? Может, просто зайти подальше в море? Говорят, это легкая смерть, нужно только преодолеть инстинктивное желание бороться за жизнь. Мое тело прибьет к берегу, и Петрок увидит его. Он не сможет забыть, будет мучиться до конца своих дней. Тогда легенда станет правдой. Новобрачная Пендоррик-холла будет преследовать этот дом. Я, Барбарина, буду той самой новобрачной. Другого выхода нет «.

Запись обрывалась на середине страницы. Я подумала, что дочитала дневник до конца, и снова зевнула. Как же я хочу спать! На всякий случай перевернув еще одну страницу, я поняла, что ошиблась.

« 19 октября. Они считают, что я мертва. Я все еще здесь, а окружающие и не подозревают об этом. Хорошо, что Петрок не смеет подойти ко мне, в противном случае он бы все понял. Теперь он почти не бывает дома, наверное, ищет утешение у Луизы Селлик. Мне все равно. Жизнь прекрасна, другого слова нет. Не следует продолжать вести дневник. Это опасно, но мне нравится снова и снова возвращаться к нему.

Как смешно! Иногда я даже хохочу, когда остаюсь одна. В присутствии других я грустна, ужасно грустна, как и должна быть. Я снова чувствую себя живым человеком. Именно теперь, когда все считают меня мертвой!

Нужно еще кое-что записать, боюсь, забуду, если не запишу. Тогда я решила свести счеты с жизнью, собиралась зайти далеко в море — и все… Возможно, даже оставила бы Петроку записку, в которой объяснила, до чего он меня довел. Пусть мучается. Но все произошло иначе. Я вдруг поняла, как все можно устроить. Как сделать, чтобы новая новобрачная заняла место Ловеллы Пендоррик, душе которой давно пора успокоиться, а самой остаться в живых.

Дебора вошла ко мне в комнату. По ее довольному виду я сразу поняла, что предыдущую ночь Петрок снова провел у нее. «Ты выглядишь уставшей, Барби», — сказала она. Уставшей! Как бы она сама выглядела, если бы пролежала всю ночь без сна. Ну, ничего, дорогая сестра, ты будешь наказана! Я умру, и она никогда не сможет простить себя. После моей смерти они вряд ли останутся любовниками.

«Петрок очень переживает насчет галереи. Возможно, придется менять всю балюстраду». Да как она посмела заявить мне о том, что хочет Петрок! Как она посмела рассуждать о Пендоррик-холле, словно она уже его хозяйка! Раньше Дебора всегда тонко чувствовала мое настроение, но теперь ее мысли были заполнены Петроком и она не поняла, что сказала не то. Роковое для нее «не то».

Сестра взяла в руки мой шарф. Его купил мне муж, когда мы были в Италии. Красивая шелковая изумрудно-зеленая вещица. Он прекрасно гармонировал с жакетом горчичного цвета, в котором сегодня была Дебора. Она машинально накинула его себе на шею. И тут во мне что-то надломилось. Этот, казалось бы, незначительный жест вдруг приобрел особый смысл.

Мой муж. Мой дом. Мой шарф…

«Пойдем, взглянем на галерею. Там действительно очень опасно. Завтра придут рабочие». Я позволила повести меня на галерею. Мы остановились прямо перед портретом Ловеллы. «Здесь. Посмотри, Барби».

Затем произошло это. Дебора стояла совсем близко от перил, проеденных жучком. Я почувствовала на себе взгляд Ловеллы, которая словно бы говорила: «Я успокоюсь в могиле только после смерти другой новобрачной». В старинных легендах всегда есть немалая доля истины, поэтому они и живут так долго. В каком-то смысле именно Дебора была новобрачной Пендоррик-холла: Петрок относился к ней как к своей жене. И к тому же она стала так похожа на меня…

Я рада, что написала об этом в дневнике, хотя и многим рискую, доверившись бумаге. Эта тетрадь не должна попасть в чужие руки. Конечно, беспокоиться не о чем. Кроме Кэрри его не видел никто, а уж она-то не хуже меня самой знает, что на самом деле произошло. Читая написанное, я вспоминаю те роковые мгновения и заново переживаю все то, что произошло тогда, когда Дебора стояла так близко от перил. Я изо всех сил толкнула ее. Мне слышится ее удивленный возглас «Нет, Барбарина, нет!» Или это только почудилось мне тогда?..

Я смеюсь, думая о том, что перехитрила их всех. Они считают меня мертвой, а я живу среди них вот уже столько лет. Но полное осознание того, кто же я есть на самом деле, приходит ко мне только тогда, когда я перечитываю эти страницы «.

От ужаса меня даже прошиб холодный пот. Но в дневнике были и другие записи. Я снова погрузилась в чтение.

« 20 октября. Мне не следует больше вести дневник, но я не могу справиться с непреодолимым желанием довериться ему, записать все сейчас, поскольку события того дня ускользают из моей памяти, и я уже ни в чем не уверена.

В холле кто-то был, и я поначалу испугалась. Но нет, это всего лишь слепой Джесси. Я стояла на галерее, уставившись на расщепленное дерево перил. У меня не хватало мужества взглянуть вниз, на нее. Но это продолжалось недолго. Джесси истошно закричал и бросился к ней. Возможно, он и не узнал меня, но понял: что-то не так. Мне нужно было незаметно выбраться из галереи, и я укрылась в комнате Деборы. Упав на ее кровать, я так и лежала, слушая, как бешено колотится сердце. Не знаю, как долго я пробыла там, но это время показалось мне вечностью. На самом деле, вероятно, прошло всего несколько минут. Из холла доносились полные ужаса восклицания. Мне не терпелось выйти, но я знала, что должна оставаться на месте. Через какое-то время в дверь постучали. Я все еще лежала на кровати, когда вошла миссис Пенхаллиган.

— Мисс Хайсон, случилось несчастье.

Я продолжала молча смотреть на нее. Больше ничего не сказав, она вышла из комнаты.

— О, какой ужасный удар для мисс Хайсон, бедняжки, — сказала она кому-то за дверью. — Они были так близки, иногда я даже не могла отличить одну от другой…

Я все же отправилась на море. В тот день оно даже на взгляд казалось холодным. Я так и не решилась. Легко рассуждать о смерти, но на деле всегда трусишь…

Они продержали меня в постели несколько дней.

С Петроком я больше не встречалась наедине. И слава Богу — он сразу бы узнал свою обманутую, оскорбленную жену. Петрок сильно переменился. Исчезла его былая веселость и беспечность. Это другой Петрок — он винит в случившемся себя.