Нефертити

Эхнатон побагровел от гнева, но Нефертити так посмотрела на мужа, что он съежился на троне. Я уже не была той девочкой, которая убегала в Фивы. Я теперь была замужней женщиной.

Молчание, царившее в Зале приемов, тут же сменилось нервным гулом разговоров. Нефертити обняла меня.

— Тебе нечего бояться, — пообещала она. — Здесь мой дом. Наш дом, — поправилась она.

Нефертити взяла меня под руку, и на глазах у всего двора мы двинулись к двустворчатым дверям Зала приемов. Сестра прижалась щекой к моему плечу; я чувствовала взгляд Эхнатона, сверлящий нам спины.

— Я знала, что ты приедешь. Знала, — торжественно произнесла Нефертити.

Придворные двинулись за нами по сверкающему коридору, смеясь и переговариваясь, а отец заговорил с фараоном:

— Ваше величество, пришло известие о появлении хеттов в Миттани.

Но Эхнатон не желал слушать подобные новости.

— Все уже улажено! — огрызнулся он.

Нефертити обернулась, и фараон тут же заставил себя успокоиться и нервно рассмеялся:

— Твой отец думает, что я недооцениваю силу хеттов.

Мы вошли в Большой зал. Нефертити отрезала:

— Мой отец любит тебя. Он пытается защитить нашу корону!

— Тогда почему он думает, что я менее могуществен, чем Суппилулиума? — заныл Эхнатон.

— Потому что Суппилулиума алчен, а ты служишь людям и славе Атона и не стремишься к другой жизни.

Они поднялись на помост, а я заняла свое старое место за царским столом, между отцом и матерью.

— О, блудная овца вернулась, — заметила Кийя и посмотрела на мой живот. — И как, не суягная?

— Нет, как и ты. — Я понизила голос. — Я слышала, фараон теперь посещает твои покои всего дважды в год. Это правда?

Одна из дам Кийи поспешно произнесла:

— Не слушай ее. Пойдем.

И они двинулись прочь поприветствовать гостей.

— Ну так расскажи же нам про Фивы, — весело попросила мать.

— И про Уджаи, — добавил отец.

Я сообщила, что Уджаи стал толще, чем был во времена отцовского детства.

— Нет, он всегда был крупным, — сказал отец. — А теперь он, значит, сделался землевладельцем. — Он одобрительно кивнул. — Уджаи неплохо устроился. А дети есть?

— Трое, — ответила я. — И жена из Миттани. Она готовит окуня с кумином, и Бастет, возвращаясь из их сада, всякий раз чихает.

Мать рассмеялась. Я и забыла, как чудно звучит ее смех.

— А твой дом?

— Он — мой. — Я довольно улыбнулась. — Мой и ничей больше. Мы посадили сад и ждем в пахоне урожая. Ипу обустроила для меня отдельную комнату, в которой я могу работать, а Нахтмин пообещал присмотреть за садом до моего возвращения.

Мать сжала мою руку. Вокруг играла веселая музыка.

— Боги благосклонны к тебе, — сказала она. — Всякий раз, когда я плачу, твой отец напоминает мне, что ты обрела то, чего всегда желала.

— Да, мават. Я жалею лишь об одном — что мы так далеко друг от друга.

Я растерла ступни Нефертити кокосовым маслом, втирая его в ее маленькие шершавые пятки, пока она лежала в ванне.

— Ты что, целыми днями ходишь босиком? — спросила я.

— Когда могу — да, — призналась она, потягиваясь. Большая медная ванна была установлена в царских покоях. От воды пахло лавандой. — Ты не представляешь, каково это — носить ребенка, — пожаловалась Нефертити.

Наши взгляды встретились, и Нефертити поспешно села.

— Я не хотела! — быстро сказала она.

Я снова принялась втирать масло ей в ступню.

— Я пыталась восемь месяцев, — сказала я ей.

Ее взгляд метнулся к моему животу.

— Безрезультатно. Думаю, у меня никогда уже не будет детей.

— Ну откуда ты знаешь?! — с пылом возразила Нефертити. — Это все в руке Атона!

Я сжала зубы, а Нефертити опустила голову на край ванны и вздохнула.

— Может, расскажешь мне про Фивы? Чем ты там занимаешься целыми днями?

Я начала было отвечать, но тут раздались пронзительные детские вопли и тяжелые шаги взрослой женщины, гоняющейся за детьми.

— Меритатон, Мекетатон! — Сестра рассмеялась.

Девочки тут же уцепились за ее мокрые руки, и мой рассказ был позабыт. Нянька, однако, не смеялась, хотя поклонилась при входе в покои фараона.

Младшая девочка плакала, держась за прядь волос на лбу.

— Мери дернула меня за волосы! — с плачем произнесла она.

— Вовсе я и не дергала! Не верь ей!

Я отпустила ногу Нефертити, и дети тут же прекратили препираться и с интересом уставились на меня. Старшая девочка подошла и заглянула мне в лицо с уверенностью, напомнившей мне Нефертити в детстве.

— Ты — наша тетя Мутноджмет? — спросила она.

Я улыбнулась Нефертити:

— Да.

— У тебя зеленые глаза.

Она сощурилась, пытаясь понять, нравится ей это или нет. Потом Мекетатон снова захныкала.

— Что случилось? — спросила я у маленькой царевны и протянула к ней руки, но она уцепилась за мать.

— Мери дернула меня за волосы-ы-ы!

Я посмотрела на Мери.

— Ты же ее не дергала, правда?

Меритатон похлопала ресницами.

— Конечно нет! — Она с обворожительным видом посмотрела на мать. — Ведь тогда мават не разрешит нам ездить.

Я уставилась на Нефертити.

— Ездить на колесницах, — объяснила та.

— В два и три года?! Но Мекетатон еще слишком маленькая…

Мне показалось, что нянька, стоявшая у двери и наблюдавшая за своими подопечными, удовлетворенно кивнула.

— Чепуха! — возразила Нефертити. Служанка помогла ей выбраться из ванны и принесла платье. — Они ездят ничуть не хуже, чем любой мальчишка их возраста. Отчего это моим детям должны в чем-то отказывать только потому, что они — девочки?

Я была поражена.

— Да потому, что это опасно!

Нефертити наклонилась к Меритатон. «Значит, Мери ее любимица», — подумала я.

— Ты боишься, когда ездишь на новой Арене? — спросила она.

Аромат ее лавандового мыла наполнил комнату.

— Нет!

Старшая царевна встряхнула черными кудрями, собранными в хвостик. Она была красивой девочкой.

— Вот видишь? — Нефертити выпрямилась. — Убастет, отведи девочек на уроки.

— Мават, нет! — Меритатон понурилась. — Ну зачем нам уроки?

Нефертити подбоченилась:

— Ты хочешь быть царевной или безграмотной крестьянкой?

Мери хихикнула.

— Крестьянкой! — с озорством отозвалась она.

— Что, правда? — удивилась Нефертити. — И чтобы у тебя не было ни лошадей, ни красок, ни красивых украшений?

Меритатон поплелась к выходу, но на пороге задержалась. Ей хотелось перед уходом обрести какое-нибудь утешение.

— А мы поедем сегодня вечером на Арену? — жалобно попросила она.

— Только если твой отец пожелает.

Нефертити прошла в царскую гардеробную и подняла руки. Служанка кинулась за платьем, но Нефертити сказала:

— Не ты. Мутни.

Я взяла льняное платье и натянула на сестру. Мне было завидно, что оно так хорошо сидит на ней, даже во время беременности.

— Ты позволяешь им ездить на Арене по вечерам? Есть ли хоть что-то, чего ты им не позволяешь?

— В детстве я бы отдала половину Ахмима за такую жизнь, как у моих дочерей.

— В детстве мы знали, что такое скромность и послушание.

Нефертити пожала плечами и уселась перед зеркалом. Волосы у нее отросли. Она вручила мне щетку для волос:

— У тебя это всегда получалось гораздо лучше, чем у Мерит.

Я нахмурилась.

— Ты могла бы написать мне хоть раз за все это время, — сказала я, взяла щетку и осторожно провела по волосам. — Мать писала.

— Это ты решила убежать с солдатом, не я.

Я стиснула щетку, и Нефертити распахнула глаза.

— Мутни, больно!

— Извини.

Она устроилась поудобнее в своем кресле из черного дерева.

— Вечером мы поедем на Арену, — решила она. — Ты же еще не видела лучшего украшения этого города.

— Я думала, что это ты.

Нефертити пропустила мой мрачный юмор мимо ушей.

— Думаю, я должна это завершить, — сказала она. — Должна построить нечто такое, что будет стоять до скончания времен.