Круги на воде

Юлиана послушно спустилась за Стивеном по лестнице, но в зале остановилась.

– Когда я была маленькой, моя няня сажала меня на колени и рассказывала сказки. Я подумала: как странно, что ты не дотрагиваешься до своего сына, не целуешь его и не говоришь ему, что все в порядке.

– А это, дорогая баронесса, было бы ложью, – произнес, разгневавшись, Стивен и направился к двери.

Лицо ее вспыхнуло.

– Я думала, что ты каждую ночь уезжаешь на свидание с любовницей. – Она взглянула на лестницу. Сильный запах трав распространился по всему дому. – Я понятия не имела, Стивен.

– Ты и не должна была ничего знать.

– Но если бы я знала, я бы не думала о тебе так плохо.

Внезапно ему так сильно захотелось обнять Юлиану, что он испугался. Было бы легко впустить Юлиану в свой мир, в свое сердце. Так легко повторить ошибки прошлого и продать душу прекрасной женщине.

Он резким рывком открыл дверь.

– Юлиана, – сказал Стивен, стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно ядовитее, – ты уже давно должна знать, что меня не волнует то, что ты обо мне думаешь.

Сын. У Стивена есть сын. Эта мысль не покидала Юлиану, когда она возвращалась домой по лабиринту. Девушка легла спать с этой мыслью и проснулась с образом светловолосого ребенка в голове.

И когда наступил день, она уже знала, что ей делать.

– Меня не будет большую часть дня, Джилли.

Дородная горничная убирала длинные волосы.

Юлианы под сетку.

– Будете работать в прядильне, миледи?

– Нет, – Юлиана надела бархатные тапочки. – Ты можешь пойти и помочь своему отцу в красильной мастерской.

– Я так и сделаю. С тех пор как здесь стали прясть шерсть, у него полно работы.

– Ну тогда иди. Сегодня ты мне не нужна. – Юлиана не обратила внимания на встревоженное выражение лица горничной. Она подождала, пока Джилли уйдет, затем взяла большую гобеленовую сумку. В нее положила лютню, книгу и цыганский тамбурин.

Затем, убедившись, что ее никто не видит, Юлиана вышла через главные ворота и прошла через просвет в изгороди из колючего кустарника.

Принятое решение придало ей уверенности. Много лет ее единственной целью была месть за убийство ее семьи. Эта мрачная и жестокая цель отнимала все ее силы, иногда пугала ее.

Сейчас же все было по-другому. Новую цель породило сочувствие. Надежда согревала ее. Сердце Юлианы радостно билось, когда она и Павло прошли по дорожкам затейливого лабиринта и вышли в освещенный солнцем сад, к коттеджу.

Днем здесь все было еще более фантастичным, чем ночью, при луне. Фигуры зверей фонтана, казалось, вот-вот оживут.

Она толкнула дверь в дом и ступила в комнату, где она оставила Стивена. Здесь они сидели, держась за руки, здесь он наконец рассказал ей о своем прошлом. Голос его дрожал, взгляд был наполнен тоской.

Здесь Юлиана поняла всю правду: она глубоко влюблена в своего мужа, в своего несчастного мужа.

И именно отсюда он прогнал ее, так безжалостно, так жестоко.

«Мне совершенно безразлично, что ты обо мне думаешь.» Юлиана поморщилась, вспоминая эти слова. Но затем отбросила горестные мысли, расправила плечи и приготовилась подняться по лестнице.

Звук разбившейся посуды заставил ее вздрогнуть.

– Я не буду это есть! – послышался высокий сердитый голос. – Я не хочу, и ты не можешь меня заставить!

В ответ раздался негромкий женский голос:

– Не смей! Если ты это сделаешь, я... я... скажу отцу, что ты щиплешь меня.

Юлиана поднялась по лестнице и подошла к спальне Оливера. Дверь была приоткрыта. Оливер сидел в постели, щеки его покраснели, и он с упрямым видом смотрел на молодую женщину, одетую в черное. Около постели лежали осколки разбитой посуды. Сероватая зернистая масса растеклась по дощатому полу.

– Господин Оливер, пожалуйста...

– Идите и приготовьте ему что-нибудь другое, – предложила Юлиана, входя в комнату.

Женщина удивленно вскрикнула. Мальчик молча посмотрел на нее.

– Я Юлиана де Лассе. Жена господина. А вы, должно быть...

– Кристина Харбут, – ответила женщина. Оставаясь с открытым от удивления ртом, она поспешно склонилась в почтительном поклоне.

Как и большинство западных женщин, она была крепкого телосложения, с крупными чертами лица. Густые каштановые волосы зачесаны назад в простую прическу, на ее платье из темной шерстяной ткани не было ни единого украшения за исключением четок у пояса. У нее было умное лицо.

– Нэнси рассказывала мне о вас. Для меня честь – познакомиться с вами. Вы можете идти.

– Но... Но господин сказал...

– Я его жена, и я желаю познакомиться со своим пасынком.

Бледная и дрожащая, Кристина собрала разбитые осколки и вышла.

Юлиана положила сумку и окинула взглядом комнату. Повсюду она видела подарки Стивена – заводные фигурки животных, шахматный столик, множество дорогих книг. На столе лежала открытая тетрадь – Оливер учился писать. В конце страницы аккуратный почерк вдруг стал небрежным, и мальчик написал: «Papa is a pysse-potte.» [25]

Стараясь выглядеть веселой, но не смеяться, она пересекла комнату, подошла к окну и нажала на задвижку, чтобы открыть его.

– Мне нельзя дышать свежим воздухом, – сказал сердито мальчик. В его голосе слышались презрительные нотки.

– Чепуха, – бросила Юлиана через плечо, сильно нажимая на раму руками. Наконец рама заскрипела и поддалась, окно широко распахнулось. – Сегодня великолепный день, а травы и цветы в саду пахнут замечательно.

Она подошла к удивленному Оливеру, села на край его постели и улыбнулась.

– Итак, – бодро сказала Юлиана, – ты Оливер де Лассе.

Казалось, он нарочно медлил с ответом. Мальчик продолжал смотреть на Юлиану, и она была поражена его сходством с отцом. Волосы Оливера были значительно светлее, чем у Стивена, но того же оттенка, такие же густые и волнистые – как львиная грива. Его точеное лицо и холодные странные, цвета лунного камня, глаза также напоминали Стивена.

О Боже, подумала Юлиана, у него глаза отца.

– Вы не должны сюда приходить, – произнес мальчик.

Дрожащий детский голосок звучал осторожно и раздраженно.

– Напротив, должна, – Юлиана постаралась не улыбаться, потому что сразу поняла, какой это гордый и серьезный маленький мальчик, и ему не понравилось бы, если бы его опекали. – Я твоя мачеха.