Блистательная Виктория

Вот в чем дело, подумала она, он добр.

И она обвила его шею руками и поцеловала.

Это было неверно и не то, что от нее ожидали. Нужно было быстро и уважительно чмокнуть его в щеку и сделать это таким образом, чтобы показать, что она ценит честь, оказанную ей тем, что ей разрешили поцеловать короля в щеку. А она поцеловала его так, будто хотела сделать это… и не потому, что король, но потому, что он старый и добрый джентльмен и понравился ей.

Ему доставило радость, как она это сделала. Его рука на мгновение обняла ее, и он сказал слегка растроганным голосом:

– Спасибо тебе, моя дорогая.

После этого ее опустили, и королю представили Феодору.

Это произошло намного официальней, но было совершенно ясно, что Феодора тоже понравилась королю. Принесли для нее кресло, и он усадил ее рядом с собой и заговорил о Германии.

Король смеялся, и беседа с Феодорой, казалось, очень занимала его.

Виктория удивилась. «Я уверена в том, что Феодора нравится ему больше, чем я», – подумала она.

Когда представление окончилось и герцогиня пришла в комнату, отведенную ей, она чувствовала себя очень неловко. Герцогиня хотела, чтобы ее сопровождал Джон Конрой, с которым могла бы все обсудить.

Почему король вдруг приказал им приехать в Виндзор? Нет ли у него какого-нибудь плана забрать у нее Викторию? Этого она боялась постоянно, того, что Викторию отберут у нее. Если ребенка отберут, у ее матери не останется права голоса в воспитании. Ее превратят в ничто. И чему они научат Викторию? Быть такими же, как они – беспутными любителями наслаждений, неспособными править, – вести безнравственную жизнь, влезать в долги, играть в азартные игры. Герцогиня Кентская содрогнулась.

Король сделал все, чтобы очаровать ребенка, и без труда добился этого, потому что Виктория еще очень юная и легко поддается влиянию. Ребенка винить нельзя, хотя девочка и забыла обо всем, чему ее учили, и пошла ему навстречу, можно сказать, несколько неприличным образом. Он был покорен ее непринужденностью, и это хорошо, потому что королю она, несомненно, понравилась. Однако ситуация сложилась сложная, и герцогиня не могла не испытывать множества опасений.

А что если они собираются похитить ребенка?

Она пошла в комнату Виктории. Ребенок засыпал. Это был день, полный волнений.

– Моя дорогая, – сказала герцогиня, целуя ее в лоб.

– Здравствуй, мама.

– Ты очень хочешь спать, дорогая?

– О да.

– Ты должна быть осторожной. Ты должна помнить о том, что твой дядя Георг – король. Ты должна мне немедленно рассказать, если он что-то тебе предложит и спросит, не хочешь ли ты жить в Виндзоре… или…

Глаза Виктории закрылись. Она спала.

Она выглядит такой юной – почти как маленький ребенок, нежно подумала герцогиня. О, моя драгоценная красивая девочка, да защитит тебя Бог и доведет благополучно до короны.

Она наклонилась и поцеловала гладкий лобик. Виктория открыла глаза и сказала:

– Я… очень люблю Феодору.

И это дало герцогине новый повод для беспокойства.

В ту ночь король не находил себе покоя. Сон покинул его. Ребенок с его юной свежестью очаровал его. Как прекрасна юность! Пока ее не посадили ему на колени и она не приблизила свое лицо для поцелуя, он не мог четко рассмотреть ее. В тот момент он рассмотрел гладкую, безупречную кожу, нежный румянец щек и ясные удивленные глаза. О, как же прекрасна юность, которую можно оценить только в зрелом возрасте! И эта малышка однажды станет королевой – если Аделаида не родит ребенка, что с каждым днем становится все менее и менее вероятным.

Нет, это произойдет почти наверняка. И когда-нибудь румяная свежесть увянет, и она превратится в массу стареющего мяса, как то громадное тело, которое лежит в этой постели. Но, возможно, все будет не так; возможно, что она будет вести совсем иную жизнь. «Я такой из-за того образа жизни, какой я вел», – подумал он.

Его пальцы сомкнулись на миниатюрном портрете Марии Фитцерберт, который он носил на шее.

Все могло бы быть иначе.

Думая о Марии, он вспомнил обаятельную сестру Виктории. Какая маленькая красавица – восемнадцать лет! Бывали дни, когда он чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы опять жениться.

Такая молодая и сочная женщина, как Феодора, заставила бы его вновь почувствовать себя молодым. А почему бы и нет! Он обсудит это с Эрнестом, который теперь поселился в Виндзоре и которого он сделал своим доверенным лицом.

Брак – с такой красивой молодой девушкой, как единокровная сестра Виктории Феодора.

С этой приятной мыслью можно было и уснуть.

Леди Мария Конингхэм – дочь Елизаветы – и лорд Грейвз привели по приказу короля небольшую тележку с четырьмя красивыми серыми лошадьми к дверям дома. Они собирались взять Викторию на прогулку в Сэндпит-Гейт.

Король подумал, объяснил лорд Грейвз, что Виктории будет особенно интересно посмотреть на зверей в зоопарке, который он там устроил.

Это вызвало бурную радость у Виктории, однако герцогиня была недовольна тем, что с ними едет Мария Конингхэм. По ее мнению, дочери королевской любовницы не подобает находиться в компании Виктории.

Виктория очень любила животных, в особенности жирафов и газелей, и подумала о том, как хорошо быть королем и иметь зоопарк.

Она сказала об этом леди Марии, которая засмеялась и ответила, что король будет счастлив тем, что его животные доставили Виктории такое удовольствие.

– Я сама скажу ему, – сказала Виктория и подумала о том, почему таким мрачным выглядит лорд Грейвз. Позже она узнала, что это вызвано тем, что у его жены любовный роман с герцогом Камберлендом – еще одним ее дядей, со злобой которого она в свое время очень близко познакомится.

Этот день доставил ей много радости, и Виктория осталась без сил, когда вернулась в Виндзор-Лодж к своей встревоженной маме.

На следующий день она гуляла с мамой и с несколькими сопровождающими лицами, когда к ним подъехал король в своей карете. Она была восхищена тем, с какой скоростью подлетел к ним сверкающий экипаж и как резко остановился. Его нельзя было спутать ни с каким другим.

Мать крепко схватила ее за руку, но король поприветствовал их, а потом его взор остановился на ней, как будто они были старыми друзьями.

– Подсадите ее, – крикнул он.

Виктория почувствовала, как мамина рука сжимает ее руку, и на секунду подумала, что мама не позволит ей поехать. Потом ее подняли и посадили между королем и тетей Марией, герцогиней Глочестерской. Больше никого в фаэтоне не было.

Они унеслись, оставив маму позади с несколько растерянным выражением на лице. Но скоро она забыла о маме, потому что, конечно, ее возбуждала возможность находиться в обществе короля.

Тетя Мария тоже была добра и спросила, как ей нравится визит в Виндзор. Очень скоро она обнаружила, что в обществе короля можно забыть о том, что следует делать, и делать и говорить то, что приходит на ум. Она сказала об этом, и он засмеялся.

– Здесь намного лучше, чем в Кенсингтонском дворце, – сказала она и добавила: – Вы очень удобный человек, несмотря на то, что король. – Это вызвало смех у него и у тети Марии.

Он казался намного моложе, чем в своем кресле. Его тело больше походило на тело человека, а щеки были нарумянены не так сильно. Он действительно прекрасно выглядел, если не рассматривать со слишком близкого расстояния. И хотя дядя так добр и говорит такие смешные вещи, он всегда выглядит как король – но при этом самым приятным образом.

Он мог так копировать людей, что это вызывало у нее смех, а поскольку племянница веселилась от души, он старался все больше и больше.

Ехать в королевской коляске с ним и тетей Марией, которая явно очень его любила и считала замечательным человеком, было даже приятней, чем побывать в его зверинце с грустным лордом Грейвзом и взбалмошной леди Марией.

Они объехали вокруг Вирджиния Уотер, а затем король сказал, что он возьмет ее в свой «Храм рыбной ловли». Здесь они поднялись на баржу, где она сидела рядом с королем, пока тот ловил рыбу, а оркестр играл, начав и кончив мелодией гимна «Боже, храни короля». Там же находился герцог Веллингтонский, и король представил его ей. Очень важный джентльмен, и, холодно подумала Виктория, очень хорошо знает об этом и жаждет, чтобы все тоже знали. Он был совсем не такой обаятельный, как дядя король – но ведь никто и не может быть таким же обаятельным.