Преследование

Но Саймон никак не мог сосредоточить внимание на предмете своих интриг. Все его мысли занимала Амелия.

Саймона мучило колоссальное чувство вины. Амелия была добродетельной, честной, порядочной аристократкой, а он использовал в своих интересах ее привязанность к нему и притяжение, существовавшее между ними. Это было недопустимо. Но в то же время Саймон не жалел о ночи, которую они провели вместе. Амелия сказала, что это была лучшая ночь в ее жизни, и, вне всякого сомнения, эта ночь была лучшей и в его жизни тоже.

А еще в этой ночи было так много наслаждения, так много радости! Амелия не просто согревала его постель, она грела его сердце. Амелия была воплощением всего, чего он был напрочь лишен. Она была милой и доброй, честной и сердечной, участливой и бескорыстной. Саймон знал, что не сможет отказаться от нее — ни в качестве друга, ни в качестве возлюбленной.

И это осознание только подчеркивало их различия; он был законченным эгоистом.

Конечно, рано или поздно ему предстояло вернуться во Францию, и на этом их отношениям пришел бы конец. Саймон просто не мог представить, какое оправдание придумал бы для себя в этом случае. Но он никогда не напугал бы ее правдой.

Потому что прекрасно помнил, как Амелия смотрела на него…

Саймон отодвинул от себя бухгалтерские книги, которые будто бы просматривал. Амелия была проницательной и настойчивой. Она догадывалась о его шпионской деятельности. Как же теперь можно было убедить ее, что это не так? Саймон не хотел возлагать на ее плечи груз правды. Он не хотел, чтобы Амелия жила в постоянном страхе за него.

Это Саймон должен был стать тем, кто живет в постоянном страхе — за всех близких и любимых.

Кто-то вдруг постучал в дверь кабинета. На пороге стоял Ллойд — вместе с Себастьяном Уорлоком.

Саймон не смог скрыть охватившего его недовольства. Он поднялся им навстречу, а Ллойд бросился оправдываться:

— Мистер Уорлок настаивал, милорд. Прошу прощения за вторжение, но он сказал, что вы обязательно примите его, даже в столь ранний час.

Напряженность снова сковала Саймона. Он холодно улыбнулся:

— Благодарю вас, Ллойд. Пожалуйста, закройте дверь. И позаботьтесь, чтобы нам не мешали.

Уорлок неспешно вошел в кабинет, а Ллойд, попятившись, закрыл за собой дверь из черного дерева.

— Здравствуйте, Гренвилл. Я помешал?

— Я не люблю сюрпризы, — сказал Саймон. — Но вы, разумеется, всегда желанный гость в этом доме.

Оба прекрасно знали, что это была ложь.

Уорлок, одетый в черный бархатный сюртук и рыжевато-коричневые бриджи, выглядел удивленным. Опустившись в кресло перед столом, он заметил:

— Вы не прислали мне рапорт. Как прошла ваша встреча со связным Журдана?

С трудом сдерживая ярость, Саймон тоже сел. Он ненавидел, когда им управляли — будто дергали за веревочки марионетку!

— Он так и не появился, — солгал Саймон.

— В самом деле? — Уорлок удивленно вскинул брови. — Хм, это уже второй раз подряд. Это начинает меня настораживать.

Саймон почувствовал, как екнуло сердце, но постарался, чтобы ни один мускул не дрогнул на его лице. Он, разумеется, не собирался рассказывать куратору шпионской сети, что Марсель был Эдмундом Дюком — и «кротом».

А вдруг Дюк должен был шпионить за ним во время встречи с Марселем — по приказу Уорлока?

Неужели это было возможно?

Боже, да в эти нелегкие времена войны и революции было возможно все что угодно!

— А вы уверены, что не арестовали моего связного? — насмешливо спросил Саймон. — Потому что этот вывод так и напрашивается.

Уорлок закинул ногу на ногу.

— Мне придется побеседовать об этом с моими друзьями в Комитете по делам иностранцев. Надеюсь, мы не мешаем друг другу. Отсутствие связи между ведомствами так утомляет!

И не успел он договорить, как в дверь снова постучали.

Саймон настороженно замер. Он приказал Ллойду не мешать им — и теперь прекрасно знал, кто стоял за дверью.

И стоило ему подумать об Амелии, как дверь отворилась, и она, улыбаясь, заглянула в комнату.

— Саймон, я хотела узнать… — начала было Амелия. Но, увидев Уорлока, замолчала.

Сердце Саймона зашлось в исступлении, стремительно воспарило к небесам. Ему хотелось рывком притянуть Амелию в свои объятия и заняться с ней любовью — безрассудно, пылко… Но сейчас он не мог позволить себе ничего подобного, так что просто смотрел на Амелию во все глаза, восхищаясь ее красотой. Но, даже бросая восторженные взгляды в ее сторону, Саймон ощущал присутствие Уорлока, который поднялся и с интересом переводил взгляд с него на Амелию.

Саймон боялся, что выглядел сейчас окончательно потерявшим голову.

Амелия повернулась к своему дяде и улыбнулась.

— О, вот это да! А я и не знала, что у вас гость. — Она снова улыбнулась. — Мне очень жаль, что я вам помешала… Себастьян, какой приятный сюрприз!

И она залилась краской.

Уорлок быстро подошел к племяннице и поцеловал ей руку.

— Я так рад видеть тебя, Амелия! Я надеялся, что мне представится возможность поговорить с тобой после того, как мы с Гренвиллом закончим свои дела. Как поживаешь?

Как же Саймон не хотел этого разговора — совсем не хотел! Но Амелия ответила:

— У меня все хорошо, благодарю вас. Вы прекрасно выглядите, сэр.

Решив присоединиться к ним, Саймон обошел стол.

— Амелия, доброе утро. Возникли какие-то проблемы с детьми?

Она снова вспыхнула и не решилась поднять на него взгляд.

— У меня есть кое-какой вопрос, но это может подождать. — Амелия улыбнулась Уорлоку. — Буду с нетерпением ждать нашего разговора.

Она снова отвела глаза и поспешила выйти из комнаты, закрыв за собой дверь.

— Амелия никогда не выглядела так хорошо, как сейчас, — задумчиво произнес Уорлок. — И все же она — всего лишь экономка в вашем доме.

Но она не напоминала ни одну из экономок, которых он знал, подумал Саймон. Она, скорее, была похожа на хозяйку дома.

— Амелия обожает моих детей — и Люсиль, — резко бросил Саймон. В его тоне послышалось предостережение.

— Я уверен, что она к ним привязалась. Точно так же, как уверен, что вам отчаянно требовалась подходящая экономка, учитывая состояние ваших личных дел. Мы можем вернуться к нашим неотложным вопросам? Вы договорились о новой встрече?

— Я продолжаю над этим работать, — вернулся Саймон к суровой действительности. — Но время истекает. Французы взяли Менен и Кортрейк неделю назад, это означает, что вторжение союзников во Фландрию вот-вот начнется. Я надеюсь встретиться со связным Журдана самое позднее завтра. Какую информацию я могу ему передать?

— Кобург попытается отвоевать оба города с сорока тысячами солдат.

Саймон постарался сохранить внешнюю невозмутимость. Интересно, Уорлок лгал? Бедфорд считал, что Кобург соберет шестьдесят тысяч, хотя это мнение было основано исключительно на слухах.

— Вы уверены в этом? — с подчеркнутым хладнокровием спросил Саймон. — Я должен передать Марселю точную цифру, в противном случае поплачусь головой.

— Я более чем уверен. Я бы не стал подвергать риску такого ценного агента, как вы, Гренвилл. Вы ведь знаете это?

Саймон не знал ничего подобного.

Уорлок добавил:

— Вы — мой самый ценный сотрудник. Вы находитесь в самом выгодном положении. Французы считают вас своим агентом, тогда как на самом деле вы принадлежите мне.

Себастьян улыбнулся, но его глаза не изменились. Он продолжил:

— Пока я не знаю, когда решу снова отправить вас во Францию. В сущности, чем больше я думаю об этом, тем больше осознаю, каким полезным вы можете оказаться здесь, в городе, подкидывая информацию, которую я предоставлю Марселю и другим находящимся в Лондоне якобинцам, а заодно и комитету с Робеспьером.

— Очень рад слышать это, — вымученно произнес Саймон, хотя его сердце оглушительно колотилось. Неужели существовала возможность больше не возвращаться во Францию? Он молился, чтобы так и было.

— Если вас раскроют, вы станете для меня бесполезным — и тем более не сможете пригодиться мне, если вас схватят и снова бросят во французскую тюрьму.